На крыше строения местами обвалилась черепица, внутри сложенных из булыжника стен валялось старое сено, какая-то деревенская утварь. В двух окнах еще остались потрескавшиеся стекла, Мне было приказано наблюдать за домом, а Фирсову — за дорогой, ведущей к мосту.
Вечером Фирсов отправился на разведку. Через полчаса Валера начал волноваться. Прошло еще полчаса, а Валентина все не было. Я уже не сомневался, что с ним что-то произошло.
Наконец сквозь шум реки донесся собачий лай. Седов загнал патрон в патронник и щелкнул предохранителем.
— Если что, уходи оврагом, — показал он в сторону реки, — я прикрою.
— А ты? — спросил я.
— Как получится, — отмахнулся Валера и осторожно вышел из сарая.
Лай собаки приближался. Седов скрылся из виду, а я молил Бога, чтобы пронесло. Через некоторое время послышались чьи-то шаги. Я упал в траву и стал наблюдать из-за угла. Первый силуэт, второй… Из груди вырвался вздох облегчения. Свои… Первым шел Фирсов, следом Валера. Вскочил на ноги и побежал к ним. Валентин был в крови. Я подумал, что он ранен.
На самом деле все оказалось просто. В доме жила какая-то бабка. Фирсов решил утащить у нее курицу. Кур много, одной меньше, одной больше — от старухи не убудет. Целый час Валя караулил, пока бабка уйдет со двора. Наконец дождался, кинулся к сараю. Куры галдят. Пока он там пытался одну поймать, старуха опять вышла из дома. А за ней следом — псина. А Фирсов голову курице уже скрутил. Кровью измазался, стоит не шелохнется, а пес тут как тут, да еще брехать начал. А бабка то ли глухая, то ли еще что. Так и не заметила ничего. Валентин рассказывал, а мы смеялись.
Через некоторое время Фирсов показал на зарумянившуюся над костром курицу:
— Вот она — простая человеческая радость. По большому счету, много ли нам надо?
В эту ночь первый раз за последнее время мне удалось крепко заснуть. Утром вскипятили чай из трав. В окна сарая заглядывало яркое солнце. Я смотрел на осунувшиеся, обросшие щетиной лица мужиков и думал:
«Настоящие Робинзоны. Да и у самого уже борода, как у попа, правда, жидковатая…»
— Валь, а ты кто по гороскопу? — почему-то спросил я.
— Телец.
— Так ты в этом месяце что ли родился?
— Не поверишь… Сегодня.
— Что же ты молчал? — Седов аж привстал. — Это надо отметить! Спирт у нас еще остался. Так… Тогда сегодня отдыхаем.
На следующий день мы вышли в широкую долину между двух гор. Внизу текла река, а дорога петляла серпантинной ленточкой. На холме возле реки расположилась деревня. Подальше, внизу — еще одна. Возле домов — высокие деревья. Тихая, размеренная, почти незаметная жизнь. На склоне горы сделали привал.
— В деревню идти опасно, — сказал Валера, всматриваясь в даль и покусывая веточку акации.
— Я пойду, — предложил Фирсов.
Валера поморщился, какое-то время разглядывал карту, пытаясь понять, где мы находимся, и наконец отрицательно покачал головой. Фирсов пожал плечами, но спорить не стал.
К вечеру мы обогнули нижнюю деревню. Я насчитал в ней двадцать шесть домов и еще несколько построек типа административных зданий. А провизия у нас между тем была уже на исходе: хлеба осталось полбуханки и НЗ в виде горстки сухарей на брата.
И тут мы вышли к асфальтовой дороге. Ее пересекала высоковольтная линия. В сумерках прошли еще несколько километров. Казалось, вот-вот за поворотом покажется большой город, и мы будем спасены. Но за изгибом шоссе снова открывались горы и неизвестность…
Наконец за очередным поворотом Валера наткнулся на ручей и объявил:
— Привал! Костра разводить не будем…
Фирсов выдал последнюю пайку хлеба.
— Завтра, похоже, придется идти на гоп-стоп, — сказал он, убирая в мешок тряпицу, в которой оставалась единственная зачерствевшая горбушка.
И опять мы упорно шли вперед. Куда? Я давно уже не размышлял об этом — верил ребятам и старался не отставать. Дорога теперь извивалась по краю пропасти, по обе стороны которой нависали скалистые громады. Но за очередным выступом скалы горы резко расступились, уступая место зеленой долине, а река, расширяясь, смиряла свой бешеный бег.
— Оба-на, блокпост, — сказал Валера, останавливая нас. — Давайте-ка сюда, — и дал знак прижаться к скале.
— Где? — напрягся я.
— Вон тот скалистый мысок видите?
— Ну, — кивнул Фирсов.
— Вроде вижу, — подтвердил я.
— Из-за этого мыса вытекает еще одна река. Видите, вроде каменистого пляжа, там, где реки сходятся. А теперь присмотритесь получше. Над пляжем, на уступе горы, — серое сооружение. Это и есть блокпост. Что будем делать?
Развернув карту, Седов объяснил, что перейти реку возможно только на слиянии или ниже его, где на той стороне нет неприступных скал. Но слияние у наблюдателей блокпоста было, как на ладони, а лезть вверх на скалы возможно только с альпинистским снаряжением, которого мы не имели. Возвращаться назад за многие километры, чтобы выбрать другой маршрут, не хватило бы сил.
— Ну, вот и все, — вздохнул Фирсов, оценив обстановку. — И вперед не пройти, и обратно нельзя. Надо передохнуть, — он устало указал на небольшую ложбинку между обочиной и краем обрыва.
Мы спустились в нее, прилегли. Однако отсюда, из-за кустарника, обзор был плохой. Был виден только блокпост, а нам нужно было разглядеть хоть какую-нибудь тропку на уступах каньона, чтобы проскользнуть мимо наблюдателей.
— А что, если ночью? — предложил я.
— Ага! — хмыкнул Фирсов. — У тебя что, прибор ночного видения вместо глаз? Грохнешься со скалы — костей не соберешь. А они врубят прожектор — и слияние будет у них, как на ладони.
— Может, все-таки, проскочим как-нибудь, — не унимался я.
— Нет, — заключил Валентин, — решительно здесь дело гиблое.
Он сорвал травинку, сунул ее в рот, пожевал, потом откинулся на спину и замер. Глаза у него были открыты, и у меня было такое чувство, будто смотрел Валентин не в небо, а сквозь него, пытаясь увидеть там нечто такое, чего обычно человек увидеть не может. Мне стало не по себе, и я перевел взгляд на Седова. Тот смотрел в сторону реки и что-то бормотал себе под нос.
— В общем так… — начал он. Помолчал, подумал и заключил: — Перед самыми сумерками начнем спускаться в каньон на веревках.
— Имеешь ввиду те, что на обломках вертолета прихватили? Они же обгоревшие, — удивился Фирсов.
— Только местами. Проверить надо будет на прочность и в слабых местах связать. Потом вдоль берега проберемся к слиянию.
— А если там глубина с головой? Ты об этом подумал?
— Тогда поплывем.
— Унесет.
— Другого варианта нет.
Мы долго проверяли веревки на прочность, связывали их, облегчали экипировку. Все лишнее спрятали в ложбине под большим камнем. Потом стали высматривать место спуска и, наконец, привязали веревку к стволу корявой сосны, уцепившейся корнями за край обрыва, под которым оказалась крохотная бухточка с грудами больших и маленьких валунов на дне. Когда предгорья накрыли сумерки, начали спуск. Сначала полез Фирсов, потом я. Под самыми скалами вниз по течению простиралась узкая полоска тихой воды. Обнаружив ее, мы с Валентином несказанно обрадовались. Однако Седова что-то долго не было. Мы уже начали волноваться, не случилось ли чего. Но оказалось, что майор возился с веревкой. Видя, что спуск не так труден и можно удержаться за уступы камней, он ее отвязал, сделал на конце петлю, которую накинул на камень, чтобы можно было снять снизу. Все-таки молодец Валера! И здесь все предусмотрел. Если бы не эта веревка, осуществить задуманное было бы трудно, потому что дальше бурное течение настолько сильно ударяло в берег, что удержаться на нем без подстраховки было немыслимо.
Примерно за час мы добрались до края каньона. Далее берег хорошо просматривался с блокпоста даже в отблеске звезд.
Валера подал знак остановиться.
— Будем переходить здесь, — сказал он шепотом. — Вон на том берегу чернеет распадок, идите на него. Теперь без страховки. На виду у часовых с веревкой возиться некогда.
— Да там же снесет на хрен, — удивился Фирсов.
— Не снесет, если крепко ногами упираться будешь, на разливе везде мелко.
Мне с перепугу казалось, что они говорили очень громко. Однако шум реки заглушал наши разговоры.
— Слышишь, Валер, — сказал вдруг Фирсов, — может, пусть малый один идет, а мы отвлечем их?
— Нет, — отрезал я, — без вас не пойду. Помирать — так всем вместе.
В это время луч прожектора пробежал по бурлящей поверхности реки, захватил противоположный берег и на мгновение осветил распадок на той стороне.
— Усек, куда драпать надо? — толкнул меня локтем Валентин.
— Усек, только река широкая.
— Прорвемся, — грустно улыбнулся Седов.
— Эх, была бы это Волга, — с грустной усмешкой сказал Фирсов. — В своей реке как-то и помирать веселее.
