...Хамид приподнялся в лодочке, стал снова с надеждой всматриваться в горизонт... И — о радость!.. Он увидел корабль. Военный корабль, по очертаниям — наш эсминец. Еще в училище он назубок выучил %силуэты наших черноморских военных кораблей. Наш!..
Корабль действительно плыл. Но он плыл над горизонтом, вниз мачтами!.. Эсминец где-то там, далеко-далеко. Рефракция, преломление лучей, сыграла злую шутку, вселив на секунду надежду на спасение.
.... Солнце вновь скрылось за горизонтом. Содрогаясь от изматывающей малярийной дрожи и сознания собственного бессилия, Хамид укрылся парашютом и впал в полубредовое состояние. В порыве малодушия он решил доесть оставшиеся дольки шоколада и выпил всю воду. Пошарил по карманам в надежде найти еще что-нибудь и обнаружил... третью ампулку со спиртом. Но тут на него вдруг напал стих бережливости. Нет, решил он, это последнее, что у меня остается. Надо оставить на «черный день».
На «черный день»! Возможны ли дни еще чернее!
Ночь опустилась на море. Он спал и не спал. Являлись какие-то видения: то наш матрос протягивал ему руку, то фашист, злобно усмехаясь, тянул к нему свои паучьи клешни...
Так миновали еще сутки, 22 августа 1944 года.
День третий
Впав в забытье, Хамид увидел себя в Ташкенте. Он пришел с товарищами в парк Тельмана и взбирается на парашютную вышку. Снизу ему кричат: «Слезай!.. Сейчас налетит шквал и тебя швырнет вниз!..» А он лезет, лезет, лезет наверх. На площадке его встречает почему-то авиамеханик Борис Коновалов. «Как ты здесь очутился?» — удивляется Хамид. Борис отвечает: «А я, товарищ лейтенант, за вами повсюду. Я забочусь не только об исправности «пешки», но и о здоровье экипажа». «Но ведь еще нет никакой войны, и я не лейтенант, а школьник». «Ну и что с того? — улыбается Коновалов. — Всему свое время. Давайте я вам парашютную систему подгоню... Вот так. Хорошо. Не бойтесь шквала, прыгайте — я отвечаю!»
И тут налетел ураган. «Прыгай, лейтенант!..» — истошно закричал Коновалов. Хамид прыгнул, его завертело, закрутило, а снизу откуда-то взявшиеся пожарные стали поливать Хамида из множества брандспойтов. Ураганный ветер швыряет парашют из стороны в сторону, вода захлестывает, Хамид хочет закричать, но не может — вода тугой струей хлынула в рот...
Хамид открыл глаза: что это? Продолжение кошмара?!
Нет, вроде. Он в море и его бросает с волны на волну, накрывая пенистыми гребешками... А где лодка? Почему я в море?
Куда девалось вчерашнее тихое, гладенькое Черное море? Теперь оно разгулялось четырех-пятибалльными волнами. Шквалистый ветер, соленые брызги... Обессилевший, измученный малярией, голодом и жаждой парень во сне вывалился из лодочки. Теперь его надежда лишь на спасательный жилет. Падая в волны, он увлек с собой, видимо, и парашют, которым укрывался. Ну, кажется конец, — вяло подумал Хамид. Он изнемог от двухдневного пребывания в воде, под палящими лучами солнца, обессилел, томимый жаждой и малярийным ознобом.
Он наглотался морской воды и его тошнило.
Один-одинешенек в бушующем море, его бросает с волны на волну, словно щепочку. Швыряет среди ночи, при призрачном свете луны. Соленая вода разъела кожу, причиняет мучительную, нестерпимую боль.
Он не в силах переносить такие нечеловеческие страдания!..
И вдруг он увидел при свете луны свою лодчонку, ее швыряло с волны на волну совсем недалеко. И сразу же Хамид почувствовал прилив сил. Не обращая внимания на боль, он стал барахтаться, стараясь подплыть к лодочке. А она, словно издеваясь, то приближалась, скатившись с очередной волны, то вновь убегала на курчавом гребне.
Но человек продолжал бороться за жизнь.
К рассвету он все же ухватил ЛАС за якорный конец и затем, тяжело дыша, долго отдыхал, набираясь сил, чтобы взобраться на утлое свое суденышко. Наконец, после множества неудачных попыток, втиснул туловище. Лежал, все еще задыхаясь, широко, по-рыбьи, открывая рот.
То ли от страшного напряжения, то ли еще почему — исчез малярийный озноб. Но от голода и жажды истощенный, обезвоженный его организм — хотя он полтора суток мок в воде! — безмолвно вопиял: «Воды!.. Хотя бы только глоток воды!..»
А вокруг было море воды.
...Хамид увидел плывущий прямо на него линкор «Севастополь», рванулся, чуть не опрокинув лодчонку, но тут же остатки здравого смысла подсказали ему, что это галлюцинация. Нечего линейному кораблю делать без морского и авиационного прикрытия, вблизи вражеских берегов!.. И тут же линкор растаял, исчез.
Надо!.. Надо самому плыть к своим!.. Хамид стал искать весла-ласты. Они исчезли. Видимо, вывалились, когда Хамид выпал из лодки и опрокинул ее.
Тогда он стал лихорадочно подгребать руками, ориентируясь по звездам, на северо-восток. Где-то, в глубине сознания, он понимал, что все его усилия тщетны, но остановиться не имел сил.
И так он работал до рассвета. И после рассвета, когда вновь взошло солнце. Совершенно измотавшись, он провел шершавым, как наждачная бумага, языком по растрескавшимся губам и погрозил солнцу кулаком. Теперь это был его лютый враг, который, улыбаясь, жарит, жарит и жарит свою жертву.
Но прежде чем впасть в забытье, он, чтобы не допустить новой катастрофы, снял с себя поясной ремень, продел в петли на бортиках ЛАС, застегнул пряжкой и подлез снизу, чтобы его опять не выбросило за борт.
... В бредовом сне он снова увидел: летающая лодка МБР кружит над ним, но не замечает. Хамид кричит, надрывая голос: «Я здесь!.. Сюда!!. Сюда...» Он проснулся, хотел вскочить, но ремень удержал его. Тогда Хамид с большим трудом приподнялся и принялся лихорадочно вертеть головой, в надежде увидеть среди бушующего моря то, что привиделось ему во сне.
Он смотрел час, два... И!.. Он не поверил своим глазам: на северо-западе, на линии горизонта он увидел дымы!
Дымы!!!
Наши корабли идут из Одессы.
Никогда до этого Хамид не чувствовал своего сердца — первый признак абсолютного здоровья. А тут вдруг он ощутил, будто в груди его бьется, рвется наружу, на волю живое существо, причиняя боль. Но боль эта почему-то приятная.
— Скорее. Скорее!!. Ну же!.. — Хамид сознавал, что никто его не слышит, но продолжал подгонять: — Скорее!.. Скорее...
Томительно, нестерпимо долго приближались дымы. Но они приближались!..
Солнце, лютый враг, давно уже миновало зенит, покатилось на запад. Хамиду казалось, что прошла целая вечность.
Ну же!.. Скорее…
Наконец он смог различить силуэты двух военных кораблей. Судя по очертаниям, это были большие сторожевики, новейшей, незнакомой Хамиду конструкции. Должно быть, в Николаеве уже заработал судостроительный, — удовлетворенно подумал штурман и с новой энергией замахал руками.
— Эгей!.. Сюда... Сюда!..
Томительно, мучительно долго тянулось время. Хамид испытал пытки голодом, жаждой, морской водой, разъедающей его тело. Но все эти муки казались несравнимыми с пыткой временем.
Где-то он читал об изощренной китайской пытке: человеку бреют голову, закрепляют ее в зажимах так, что ею нельзя шелохнуть, и сверху на темя с неторопливой равномерностью начинает капать обыкновенная вода. Капля... Еще капля... Еще... Сперва человек никаких болезненных ощущений не испытывает. Потом его начинает раздражать равномерно падающая капелька. Немного погодя он уже с ужасом ожидает очередной капли... Начинает биться в судорогах и сходит с ума.
Приближающиеся «по капле» корабли довели Хамида до приступа бешенства. Еще немного — и он бы сошел с ума.
Но, разглядев на гафеле корабля красный флаг, он сумел все же взять себя в руки и стал сам себя уговаривать, повторяя вслух, как заводной:
— Ну, потерпи, Хамид. Немножко осталось. Потерпи... Потерпи!..
Охваченный восторгом, счастьем предстоящего спасения, он не осознал того, что на корабле, идущем впереди, алый флаг.
Корабли приближались.
— Братцы!.. Сюда... Сюда!.. — кричал Хамид, размахивая руками. Он так рвался к своим спасителям, что едва не опрокинул лодку. — Родные мои!..
Но тут он умолк и схватился обеими руками за горло, как бы желая зажать, задушить рвущийся из горла крик.
Красный флаг!.. Но ведь советский военно-морской флаг бело-голубой!..
Корабли приблизились настолько, что Хамид, наконец, увидел такое, что повергло его в ужас: флаг на гафеле корабля был действительно красный, но в центре его, в белом кругу, чернела огромная и зловещая свастика!
Хамид в изнеможении упал в лодку и потерял сознание.
ГЛАВА XV. НЕВЕРОЯТНО, НО — ФАКТ!
Комментарий повествователя
Прежде чем продолжить рассказ об удивительных странствиях лейтенанта Сарымсакова, полагаю необходимым обратить внимание читателей на следующие обстоятельства:
Во-первых, как, разумеется, всем уже стало ясно, лейтенант чудом спасся и, следовательно, в самом начале повествования я беседовал не с бесплотным духом, а с вполне реальным пожилым человеком, Хамидом Газизовичем Сарымсаковым. Мы вместе смотрели документы, и я, вглядываясь в фотографии юного штурмана, зримо, отчетливо видел его, возникшего из глубины десятилетий, и мысленно беседовал с ним. Мне очень хотелось познакомить читателей именно с молодым героем этого повествования. С нынешним Хамидом Газизовичем мы познакомимся позднее.
