— Понял, командир!
Внизу блеснула голубой излучиной река. Песчаные берега ее сияли. По западному берегу тянулась траншея с окопами для пулеметов и ПТО. Дорога — правее. Горичкин видел ее, мелькающую белой накатанной колеей за деревьями. Над ней идти нельзя. Во-первых, можно напороться на зенитный огонь. Во-вторых, немцев надо обмануть. Лес рядом, и они тут же могут свернуть с дороги и рассредоточиться, укрыться под деревьями. Тогда атака штурмовиков не будет такой эффективной.
И тут Калюжный увидел две приближающиеся точки. Они возникли над обрезом пологого облака на западе и с каждым мгновением увеличивались, не смещаясь ни вправо, ни влево.
— Ваня! «Мессеры»! Со стороны солнца! Два!
— Держи их на расстоянии! Колонна — внизу. Восьмерка! Делай как я!
Они ушли от дороги, сделали вираж и тут же легли на обратный курс. Теперь они шли над дорогой. «Мессеры» кувыркнулись, согласованно, как привязанные, нырнули вниз. Готовили атаку. Калюжный повернул пулемет, сделал необходимое упреждение и дал две коротких пристрелочных очереди. Одновременно длинная трасса в сторону истребителей ушла от ведомого.
— Восьмерка! Атакуй танки! Моя — зенитка! — скомандовал Горичкин.
Колонна была небольшая: три танка, три бронеавтомобиля и эрликон на грузовом шасси. Зенитная установка шла в голове колонны.
— Федор! Держи «мессеров» на расстоянии!
— Они приближаются! Они атакуют!
А внизу уже мелькали коробки танков. Захлопала зенитка, и белые, как толстые шерстяные нитки, трассы прошли рядом с кабиной, выше, и Горичкин вдруг почувствовал, что в следующее мгновение он наскочит на них. Он тут же бросил машину в сторону. Трассы пронеслись стороной. Но и пуск он сделать не успел. Пошли на разворот. И в это время, на вираже, их атаковали истребители. Пули ударили по плоскостям. Полетела обшивка.
— Ах вы сволочи! — закричал Калюжный и, мгновенно поймав в прицел поджарое тело «мессершмитта», выпустил в него длинную очередь.
Попал или не попал, пока не понять. Но истребители ушли выше и снова начали перестраиваться для атаки. А это означает, что они успеют произвести новую штурмовку колонны. Потому что другого случая может и не быть.
Ил-2 задрожал, нагнув нос к земле. Горичкин вел машину точно над колонной. Нажал на красную кнопку. Пошел сброс противотанковых кумулятивных бомб. Он засыпал ими и танки, и бронетранспортеры, заполненные плотными рядами касок, и зенитку. Самолет, освободившись от груза, пошел легче и послушнее. Но тут же Горичкин почувствовал сильный толчок, и голос Калюжного в наушниках:
— Горим!
Горим… Что ж, это еще не конец. Не смерть его окликает. Нет, не она. Стрелок кричит. Надежный и опытный парень. Лучший в полку стрелок. И то, что Федор кричит, что Горичкин слышит его голос, свидетельствует, что они оба еще живы.
Пуля пробила оконную шипку, влетела в избу, ударила в грудь гауптману, стоявшему напротив широкой, недавно побеленной свежей известкой русской печи. Выйдя под лопаткой, она тут же нырнула назад и сделала облет двора. Возле хлева, из которого пахло свинарником, сидел на корточках средних лет усталый человек в мундире шютце с нашивкой дивизии «Великая Германия». Пуля ударила ему в руку. Хрустнула перебитая кость. Человек охнул и опрокинулся на спину. Его тут же подхватили другие, сидевшие неподалеку. Может, на счастье усталого шютце, рядом оказались санитары. А может, просто товарищи. Потом в деревне все загрохотало. Вспыхнули хаты. В одном из дворов взорвался танк. Сдетонировала боеукладка, и огромный столб огня и черного нефтяного дыма ударил в небо. Пуля полетела в поле, по которому мчались к горящей деревне другие танки.
Горичкин с трудом удерживал машину. Мотор работал ровно. Но в правой плоскости зияла большая дыра. Оттуда выбрасывало струю дыма, которая густела с каждым мгновением. Казалось, что именно она тормозит самолет, заносит фюзеляж, мешает удерживать машину ровно, так, как необходимо для точной штурмовки.
— Девятка, заходи на вынужденную! Давай прямо на дорогу! Я прикрою! — кричал в наушники ведомый.
Горичкин оглянулся на него. Восьмерку атаковали «мессеры».
— Восьмерка! Уходи домой! Это — приказ! Я захожу на атаку! Последний сброс!
Машина дрожала. Скорость штурмовика заметно упала. Стрелки приборов рыскали. Еще одна очередь хлестнула по корпусу. На этот раз сорвало левый элерон. Но Горичкин все же развернул самолет, лег на обратный курс. Теперь он атаковал голову колонны. И заходил очень опасно, спереди. Зенитка была жива. Она снова открыла огонь сразу, как только ведущий Ил-2 вынырнул из-за деревьев. Несколько снарядов ударили в бронированную обшивку летающего танка.
Теперь все равно, подумал лейтенант Горичкин и, стараясь держать машину ровно, чтобы не промахнуться, нажал на кнопку сброса. И почти одновременно открыл огонь из пушек и пулеметов. Внизу уже горело. Разбегалась по лесу пехота, стараясь укрыться от пуль и снарядов.
Горичкин оглянулся: «восьмерка» шла за ним, потом резко обогнала. На плоскостях ведомого тоже зияли пробоины.
— Федор! Задание выполнено! Садимся!
Сержант Калюжный изо всех сил ухватился за кресло. Он видел, как самолет начал проваливаться вниз, как в преисподнюю. Уже мелькали, казалось, над самой головой верхушки деревьев, а земли все не было. Наконец внизу загрохотало. Самолет подпрыгнул, зацепился левой плоскостью за дерево, при этом корпус резко развернуло и, пробороздив еще с десяток метров, он замер.
Первое, что услышал лейтенант Горичкин, — тишина. И в этой внезапной тишине — треск горящей обшивки. Он отодвинул защелку и судорожными движениями начал толкать в сторону сдвижное окно «фонаря». Оно открылось. Кабина уже заполнялась едким дымом. Крыло было охвачено пламенем. Мотор тоже начал дымиться. Увидел Калюжного. Тот высвобождал из турели пулемет.
— Скорей! Сейчас рванет!
Они прыгнули вниз, в облако тяжелого, расползавшегося по земле дыма, кубарем покатились в сторону. Успели отбежать за деревья, когда раздался взрыв.
— Отлетали, командир, — кашляя и сплевывая под ноги кровавую слюну, прохрипел сержант Калюжный.
— Уходим.
— А пулемет-то я опять не успел снять.
Спустя минуту над дорогой в сторону колонны пронесся ведомый. Заработали его пулеметы. Больше он не возвращался. Истребители тоже исчезли. И вскоре они поняли, почему. Выбежали на небольшую полянку, легли отдышаться. И увидели, что вверху шел воздушный бой. Пара «мессеров» схватилась с «яками».
— Вань, — позвал Калюжный командира. — А мы ведь опять хряпнулись на их территории.
— Не каркай. Наши наступают. Видал, сколько танков понагнали? Сейчас всей силой сюда ломанутся.
— Как мы падали! Ох, как мы падали, командир!
— Мы не падали. Мы садились. Как видишь, почти благополучно. — Горичкин прислушался. Звуки боя раздавались на востоке. А правее, в лесу, рвались боеприпасы, кричали раненые. — Моторов на дороге не слыхать. Уделали мы их всех. Вон сколько их машин разменяли на одну нашу. Поднимайся, пошли. Опыт у нас с тобой уже есть. А он подсказывает что? Что выходить надо сразу, как только попали. Пока им не до нас. — Лейтенант говорил и говорил. Радовался, что все же справился с управлением и даже в момент падения сумел сделать все возможное, чтобы не врезаться в землю носом, что спас и себя, и стрелка.
— Да, опыт у нас большой, — усмехнулся Калюжный.
Горичкин вытащил из голенища сапога сложенную вчетверо карту.
— Вот видишь — наш маршрут. Вот деревня эта, Бродок. Там, судя по всему, сейчас уже наши. А вот дорога. Вот здесь мы штурмовали колонну. А вот здесь сейчас мы. До своих, как понимаешь, совсем ерунда.
— Если наши не отступят. А лес-то тут небольшой. Начнут прочесывать…
— Им сейчас не до нас. Зато лес почти примыкает к деревне.
— А здесь река. Вытебеть. Бродок на той стороне. А по этому берегу — сплошные окопы.
— Ты не обратил внимание, они были заняты? Или пустовали?
— Орудия стояли. Хорошо замаскированные. Людей не видел. Но орудия стояли на позициях.
— Значит, сейчас они уже заняты. — Горичкин рассматривал карту. — Надо ж было так упасть. И близко, а не переберешься. И пулемет ты не вытащил…
— Ну да! Бросил пулемет! Мне «особняк» ваши показания зачитывал, — неожиданно перейдя на «вы» и не глядя в сторону лейтенанта Горичкина, сказал Калюжный. — Вот за него мне и впаяли месяц «шуры».
— Твои штрафники сейчас где-нибудь здесь, — ткнул пальцем в карту Горичкин и посмотрел на стрелка, как будто он был связным командира той роты, на которую вся надежда. — Вот и посмотрим, какие герои твои штрафники. Захватили Бродок или топчутся в предполье, ждут очередного удара штурмовиков.
— Ты, командир, не думай, что всю войну авиация делает. Тем более штурмовики. — Сержант снова перешел на «ты». — Пока пехота не пройдет…