В. Яковлева - Ради жизни на земле (сборник)

Много других эпизодов напомнил девчатам подполковник Ефимов. Рассказал и об итоге боев: 4-й батальон несколько километров гнал врага, не давая ему передышки; наступала и вся бригада. Было взято 43 населенных пункта. Среди них и Язмище, и Житница, и Ремжино. По рукам девчат пошла газета со стихами бригадного поэта Алатырцева. Кто-то прочитал их вслух:

Подсев тихонько к девушкам, я ждал, какова будет их реакция. Поднялась Лия.

— Мне восемнадцать лет. А временами я думаю, что прожила все пятьдесят. Это оттого, что воюю я уже пятьдесят дней. Видела смерть ленинградских мальчишек и девочек, кровь товарищей. Теперь я сама охочусь за фашистским зверьем. Уже уничтожила пять извергов. Это — за Ленинград. Но я еще не отомстила за всех товарищей, за сожженные города, за молодость, которую отняли у меня фашисты. Я воюю пятьдесят дней и становлюсь воином. Пусть знает мой Казахстан, пусть знают дорогие мои ленинградцы — я буду воином.

За Лией выступали Зина Попова, Валя Яковлева и другие девушки. Они клялись беспощадно бить врага.

И эта клятва изо дня в день подкреплялась боевой работой. Месяц спустя снайперы бригады увеличили свой счет уничтоженных фрицев в несколько раз. Снайперская «охота за фрицами» вошла в повседневную жизнь частей.

Несмотря на непрерывность этой «практики», мы не забывали об учебе снайперов. В бригаде время от времени устраивались специальные курсовые занятия, организовывались школы снайперов, проводились их сборы для обмена боевым опытом. На одном таком сборе отрабатывались темы: «Снайпер в наступательном бою», «Снайпер на охоте за фрицами», «Снайпер в разведке», «Снайпер в тылу врага». До двухсот человек участвовало в сборе. Саперы для них даже «класс» оборудовали: врыли столбики, на столбики положили протесанные с двух сторон жерди. Получилось почти как в настоящей аудитории — ряды скамей. Перед этим «залом» — столик: те же столбики и жерди. За столом Василий Иванович Ефимов, начальник штаба бригады подполковник Иван Викторович Рудый, ну и мне, комбригу, разумеется, здесь же положено быть. Вижу: в первом ряду Лия. Сидит, как всегда, сосредоточенная, положив на колени каску. Присмотрелся я и хотя всякое приходилось видывать, а тут сердце сжалось: на каске порядочная вмятина.

— Что за вмятина? — спрашиваю Лию.

Но вместо Молдагуловой встает Зина Попова, потом Надя Матвеева. Рассказывают. На правом фланге 4-го батальона против 3-й его роты у фашистов появился снайпер. Уже больше недели охотились за ним наши лучшие стрелки. Но безуспешно. А он нет-нет да и подстрелит кого-нибудь из наших. Шестерых ранил, одного убил. И тогда майор Моисеев приказал старшине И. И. Варлахину, командиру роты автоматчиков, куда входила и снайперская группа Поповой, поручить Молдагуловой уничтожить фашиста. Началась охота. Три дня Лия со своей группой безуспешно выслеживала матерого врага. А на четвертый, уже к вечеру, Попова, наблюдавшая за лесной опушкой в стереотрубу, заметила, что, несмотря на тишину, безветрие, на одном дереве качнулась ветка.

— Он! — подала Зина знак Лие.

И только взялась за чучело, чтобы высунуть его, отвлечь внимание фашиста на себя, как Лия уже схватилась за винтовку. Да, видно, погорячилась (сказалось нервное напряжение нескольких дней слежки), поднялась над бруствером чуть выше, чем следовало. Этим немедленно воспользовался фашист: грянул его выстрел. К счастью, неточный. А Лия тут же расквиталась с врагом. Она отчетливо увидела дымок выстрела, силуэт стрелка и нажала спусковой крючок. И Попова и Молдагулова зафиксировали, как фашист, обламывая ветви, рухнул наземь.

Мы разобрали этот случай и, конечно, пожурили Лию, внушая ей и всем участникам сбора, что самый благородный порыв должен сочетаться с трезвым, холодным расчетом.

— Да, но ведь я все-таки убила фашиста, — слабо возразила Лия.

— Хорошо, что поединок закончился в твою пользу. Но не сплоховал бы фашист, и быть бы тебе раненой, а то и убитой, — ответил я.

А командир батальона Моисеев объявил Молдагуловой благодарность: большое дело уничтожить снайпера в рядах противника.

Эти события происходили под городом Холм, на берегах старинной русской реки Ловати. Здесь решалась судьба северо-запада России. Правее нас в Ловать уперлись панфиловцы. Мы соревновались за отличное выполнение боевых заданий с полком Баурджана Момыш-улы. Плечом к плечу с панфиловцами, прославившимися на всю страну подвигом двадцати восьми гвардейцев, выдержали не один натиск гитлеровских войск. А теперь и сами готовились к решающему наступлению. Этим и объяснялась совершенно неотложная надобность в «языке». В нем нуждалась не только наша бригада, но и вся 22-я армия, весь 2-й Прибалтийский фронт.

Майору Моисееву было приказано послать в тыл врага группу разведчиков. Темной ночью двенадцать отважных перешли линию фронта. Но день, проведенный в фашистском тылу, не увенчался успехом. К вечеру разведчики под командованием лейтенанта Гусева подобрались к деревне Новички, что в пятнадцати километрах западнее Холма. Отсюда оккупанты меньше всего ожидали наших бойцов. И все-таки держались осторожно: не выходили за околицу. Нужно было принимать решение. И тут к Гусеву обратилась Лия:

— У меня есть план захвата «языка». Я взяла с собой одежду деревенской девушки…

Она скрылась в кустарнике, а через пять минут перед лейтенантом уже стояла кареглазая дивчина, повязанная клетчатым платком, в юбочке и блузке.

— Шинель, брюки, каску дарю вам, — озорно улыбнулась Лия. И в тон шутке погрозила пальцем: — Однако не насовсем. До скорого свидания.

— В случае чего, дай знать. Мы тебя огоньком прикроем, — уже вдогонку сказал ей лейтенант.

А Лия тропочкой пошла неспешно, словно бы с гулянья возвращалась домой. Поравнявшись с крайним домом, вошла во двор, прислушалась. Из-за резных ставен доносилась чужая речь хмельных мужчин. «Ага, подгуляли фрицы», — обрадовалась Лия. Быстро огляделась — на улице ни души. Тихо вошла в сени и резко открыла дверь в комнату. За столом сидели два гитлеровца, ели яйца, пили вино. Хозяйка дома хлопотала у печи.

— Матка, млеко, — требовал у нее один.

— Хенде хох! — крикнула разведчица, выхватив из накладного кармана юбки пистолет.

Тот из немцев, которому хотелось молока, схватился за кобуру. Но тут же рухнул под стол, сраженный выстрелом. Второй оказался благоразумнее и поднял руки. Возвратилась Лия к своим товарищам, когда стало уже совсем темно. Разведчики тут же обыскали, коротко допросили «языка». Это был командир батареи тяжелых орудий обер-лейтенант Тиман.

— Хорошего «языка» добыла, Лиечка, — уже на ходу пожал Гусев руку Молдагуловой. — Генерал будет доволен.

Радист передал в штаб срочное донесение: «Язык взят. Идем на прорыв». Лишь после того как разведчики отошли на полкилометра, над Новичками взвилось в небо несколько зеленых ракет, донеслись встревоженные голоса фашистов и собачий лай.

— Поздно хватились, — довольный, бросил реплику Гусев.

Через линию фронта разведка пробивалась с боем. Приняв донесение радиста, мы поддержали ее огнем. Больше часа шла ружейно-пулеметная перестрелка. Наконец с передовой сообщили: «Группа Гусева благополучно возвратилась. «Язык» на машине направлен в штаб». Вскоре подкатил и грузовик. Автоматчики со смехом и шутками сняли из кузова совсем обалдевшего гитлеровца в офицерской форме.

За взятие «языка» Лию представили к награде.

Так Лия вырастала в опытного бойца. Она вела «охоту за фрицами», ходила в разведку, вместе со всеми подымалась в атаки, дралась в рукопашной.

Но особенно ярок был взлет ее духа в бою за деревню Казачиха. Этому бою предшествовали ожесточенные схватки, которые не стихали несколько суток в районе Насвы. Каждый день мы отбивали по нескольку атак фашистской пехоты, наступавшей во взаимодействии с танками. Уже в самой Насве отдельные кварталы и даже дома по нескольку раз переходили из рук в руки. Лия все это время была в первых рядах своего 4-го батальона. От ее метких пуль под Насвой навек легли в псковскую землю больше тридцати фашистов.

День 12 января 1944 года был особенно тяжелым. 4-й батальон уже пробился на западную окраину Насвы. Фашисты вновь бросили против него пехоту и танки. И тут случилась беда: выбыл из строя командир роты автоматчиков, той роты, где служила Лия. Управление боем нарушилось. А гитлеровцы все усиливали натиск. В критическую минуту Лия вскочила и крикнула: