Командующий приказал нашему отряду высадиться на побережье Варангер-фьорда, выйти на основную коммуникацию противника и принять все меры для спасения имущества норвежцев.
И вот мы снова на полуострове Варангер, в знакомых местах, куда ходили осенью прошлого года и где знают о «сурте дьяволе».
Мы спешим к порту — базе неприятеля. В попутных селениях норвежцы радушно встречают и провожают нас. Впереди — пятьдесят километров по горной дороге. Мы идём форсированным маршем, но быстрее нас несётся по всему побережью Варангер-фьорда радостная молва:
— Русерне ком хит! (Русские пришли!)
У доброй молвы быстрые крылья. И вот уже навстречу и следом за нами с гор спускаются скрывавшиеся от гитлеровцев норвежцы. С котомками и связками домашнего скарба идут они к своим очагам. По дороге движется несметная толпа людей, и в Киберге, к которому мы сейчас приближаемся, уже носятся слухи о многотысячной колонне советских войск. У страха глаза велики, и егеря поспешно ретировались из Киберга.
— Русерне ком хит! — кричат мальчишки, бегущие нам навстречу с окраин Киберга.
— Русерне ком хит! — приветствуют нас рыбаки, снимая свои широкополые шляпы.
— Русерне! — удивлённо и радостно улыбаются нам женщины, зовут в дом, чтобы угостить тем немногим, что ещё имеется в их разорённых жилищах.
Население Киберга, небольшого рыбацкого посёлка, живёт впроголодь. На складах, полчаса назад охранявшихся гитлеровцами, имеется мука и мясо, крупы и рыбные консервы, но норвежцы не решаются подойти к складам. Оккупанты могли их заминировать или отравить продукты. Кроме того, это воинские склады, а значит — трофеи победителей.
— Русские сами решат, как поступить с этими складами, — так сказал жителям Киберга самый старый и самый уважаемый среди них рыбак.
Мы открыли склады. Врачи, наш и норвежский, убедились в полной пригодности продуктов. Павел Сутягин — он был с нами в этом походе — предложил жителям Киберга взять всё, в чём они нуждаются. Когда он сказал об этом старому рыбаку, тот, робея и смущаясь, повторил предложение Сутягина, чтобы убедиться — так ли это? Правильно ли он понял русского офицера? Нет, он не ослышался. Русские только просят, чтобы всё было в порядке и по справедливости.
И тогда старик обратился к собравшимся кибержцам:
— Смотрите и слушайте! Гитлеровцы нас грабили. Русские возвращают нам наше добро. Они только просят, чтобы всё было по справедливости. Чтобы каждая семья получила положенную ей долю.
Жители ответили ему гулом одобрения и криками приветствий.
У нас в Киберге небольшой привал. Норвежцы обращаются к нам с одной и той же фразой:
— Ви онскер ельпе дём.
— Что это значит? — спрашиваем мы Сутягина.
— Они говорят: мы желаем вам помочь. Молодые спрашивают: нужны ли нам проводники в горах? Они знают здесь каждую тропинку. Рыбаки предлагают боты, если пойдём морем. Где эти боты? Рыбаки угнали их от гитлеровцев по заливчикам, попрятали в камнях. Но стоит только нам пожелать… Нет, Виктор, хороший здесь народ! Они очень любят свой посёлок. Знаешь, как они его называют? Маленькой Москвой — Лилле Москва…
Мы решаем оставить в Киберге для охраны нашего тыла небольшую группу разведчиков во главе с Макаром Бабиковым, а остальным на ботах норвежцев двигаться дальше, к нашему конечному пункту. Рыбаки отправляются готовить суда к выходу в море. Только старый рыбак остался с нами и что-то таинственное шепчет Сутягину. Павел Григорьевич согласно кивает головой, потом подходит ко мне и передаёт «секрет» старика:
— Он говорит, что их лоцманы знают минные поля немцев, и советует взять их с собой.
Такой совет представляется мне заманчивым, но я жду возвращения разведчиков, которых выслал вперёд. Вскоре они вернулись и сообщили, что противник покидает порт и отступает на запад.
Мы тронулись в путь.
В новом, уже большом населённом пункте мы помогли норвежцам создать добровольную дружину для наведения порядка на пристани и причалах, для охраны имущества жителей, ушедших в горы. На следующий день в город вернулись почти все бежавшие от гитлеровцев жители. Нас благодарили, рассказывали о пережитом, расспрашивали о Москве, о Советском Союзе.
Прибыла с Киберга группа Макара Бабикова.
Вместе с норвежцами праздновали мы двадцать седьмую годовщину Великой Октябрьской социалистической революции. В канун праздника получили по радио известие о присвоении мне, Семёну Агафонову и Андрею Пшеничных звания Героя Советского Союза. Все разведчики, участвовавшие в боях на Крестовом, были награждены орденами.
…Прошёл месяц, самый памятный месяц нашего пребывания на севере. Мы начали его с ожесточённых схваток лицом к лицу с ненавистными врагами. Мы заканчивали его в дружеских встречах и беседах лицом к лицу с нашими норвежскими друзьями-рыбаками, портовыми рабочими и их семьями.
На проводы отряда собралось к причалу всё население посёлка и базы. Стихийно возник митинг. Мы снова услышали песню патриотов Норвегии, борцов сопротивления, которая первый раз прозвучала год назад в горах Босс-фьорда:
Свободные мысли
Не выследит Квислинг…
Нас горячо поздравляли с победой в Заполярье и желали счастливого возвращения на Родину.
— Передайте благодарность вашему правительству, вашему командованию, всем доблестным советским воинам.
— Желаем вам скорой и окончательной победы над врагом!
Павел Григорьевич едва успевал передавать норвежцам наши пожелания:
— Живите счастливо, как положено жить норвежцу на своей родной земле. Не забывайте чёрных дней оккупации. Помните о нашей встрече. Боритесь за мир и счастье во всём мире.
— Мы вас не забудем! — кричат норвежцы, выучившие наизусть эти четыре русских слова.
— Не за-бу-дём! — скандируют парни и девушки.
Над причалом взвивается государственный флаг Норвегии.
Люди машут нам руками, шляпами, долго-долго стоят на берегу, пока не исчезают в морском тумане.
Наш катер, набирая скорость, взял курс к родным берегам.
8
Утихли бои на севере.
Мы испытываем странное, непривычное для нас чувство. Война ещё не закончилась, а противника перед нами нет.
Большие сражения развёртываются в Восточной Пруссии. Фронт приближается к Будапешту и к Берлину, потом к Вене и к Праге. Радио принесло весть о встрече наших и союзных войск на Эльбе — значит и там больше нет фронта…
А мы всё ещё находимся в базе, где почти четыре года назад застала нас война.
По-разному складывались судьбы фронтовиков, и в разных краях-странах встречали они майский день великой Победы.
Какой-нибудь сибиряк, который неделю поездом добирался до полей сражения, вспоминал, вероятно, в этот день тяжёлую фронтовую дорогу от Москвы до Сталинграда и от Сталинграда до Берлина. А сколько коренных жителей севера, ставших солдатами, побывали за последний год воины в тёплых краях на Балканах? Позади них осталась пройденная с боями Украина и Молдавия, Румыния и Болгария, города и сёла Югославии… Только мы, североморцы, ни разу не сменили свою базу — ту, что лежала на пути врага к Мурманску.
Наступил май 1945 года, а над нами то же небо, в котором мы первый раз увидели вражеские самолёты, не зная, что в их люках смертоносный груз. Мы собрались в День Победы на митинг, любуясь ясным майским небом. И то же море плещется у родных берегов. И земля под нами та же — суровая и прекрасная, холодная и богатая неисчерпаемой энергией полярная земля. Так и не ступила на неё нога егеря из хвалёных дивизий «Эдельвейс». Не осквернили её «герои» Нарвика и Крита, хотя отсюда до старой границы, где был сосредоточен мощный наступательный кулак двадцатой Лапландской армии Гитлера, — считанные десятки километров. Что ж, этим можно гордиться!
— Я горжусь тем, что в годы войны командовал вами, отважные североморцы! Самый молодой флот нашей Родины — Северный — с честью и славой выполнил свой долг перед Родиной.
Так говорил на митинге адмирал Головко.
От имени морских разведчиков на митинге выступил Макар Вабиков. Он волновался, когда начал речь. И все мы, вместе с Макаром, переживали волнение, когда он первое своё слово посвятил вечной памяти павших в боях, памяти тех, кто отдал свою жизнь за торжество нашего великого и правого дела.
* * *
…После Праздника Победы миновал месяц.
Некоторые разведчики увольнялись в запас. Трогательно расставались мы со Змеёвым, с Тарашниным и другими нашими товарищами. Клялись в дружбе и верности рождённому в боях матросскому братству.
Потом началась полоса мирной учёбы. Оставшиеся в строю гадали: что же будет дальше с отрядом? Созданный в первый месяц войны и только для войны, наш отряд, конечно, должен быть расформирован. Между тем, хотя нас осталось мало, командование всё ещё держит нас в резерве.
