На собрании капитан Бажанов подвел итоги. Отметил, что основная боевая задача выполнена, что мы можем сменить базу и район работы, найти место, где послабее охрана вражеских коммуникаций. Теперь отряд должен усилить агитационную работу среди местного населения и активизировать ликвидацию предателей и ставленников фашистов. Решили, что эту работу лучше проводить вместе с местными партизанами, которые хорошо знали население окрестных деревень и тамошнюю обстановку.
После собрания те, кто вернулся с боевых заданий, ушли отдыхать. Иванов, усадив Женю Высоцкого на чурбан, клацал ножницами. Ждавший своей очереди к «парикмахеру» Хохлов пучком березовых веток отгонял комаров и со знанием дела рассказывал, на какие наживки сейчас хорошо берется карась, на какие — плотва, окунь и другая рыба.
Иванов косо глянул на него, ухмыльнулся в густую черную бороду, покрутил головой, спросил:
— Послушай, Валентин, а ты знаешь поговорку: «Соловья баснями не кормят»?
— Конечно, знаю. А что?
— Надо ж! Кругом столько озер, рек, а ты жаворонком заливаешься о наживках. От твоих же баек только слюнки бегут, а сыт не будешь.
— Не понял.
— Да ты только посмотри на него, Жозя! — сказал Иванов, обращаясь к клиенту.
Высоцкий повернул к Хохлову голову.
— Пардон! — извинился Иванов и клацнул в воздухе ножницами, как заправский парикмахер. — Так вот, я и говорю, парень имеет высшее физкультурное образование, а так туго соображает.
— Да ты объясни толком, в чем дело, Жора? — обиделся Хохлов и активно замахал веником.
— Рыболовную секцию организуй из таких же любителей, как и сам, понял? И мы будем благодарить тебя за наваристую уху.
— А-а-а, верно! Идея! — отозвался Хохлов обрадованно. Но тут же другим тоном добавил: — Рыболовецкую секцию организовать можно, а где взять инвентарь? Голыми руками и пескаря не поймаешь…
В это время на территории лагеря показался радист Ковров. Валентин размахивал листком бумаги. Следом спешил Назаров.
— Эй!.. Товарищи!.. Вот, послушайте, ребята!.. Жив наш Лаврентьич! И ребята живы!.. Все живы!
Ковров вбежал в палатку. Осторожно поставил «Белку-1» на свою постель, повернулся к командиру отряда.
— Товарищ капитан! Живы! Все живы и здоровы! Вот!
Бажанов вырвал из его рук радиограмму. Прочел, широко улыбнулся, глянул на меня, на Рогожина, возившегося у костра. Снова на радиста. Крякнул. И громко крикнул:
— Дежурного ко мне!.. Нет! Давай, Валентин, сам зови сюда всех!.. Эх, вот так радость. Живы!
Радист выскочил из палатки. И вскоре у нас столпился весь отряд. Глаза блестели. У некоторых по лицу текли слезы. Бажанов не находил себе места, улыбкой встречал каждого. Хлопал по спине, по плечу… Потом осмотрел всех и заговорил:
— Товарищи!.. Сообщение с Большой земли. Борис Галушкин и его люди благополучно вышли к нашим. Раненого сдали в полевой госпиталь в деревне Рубаники, что в трех километрах от местечка Слобода. Разведывательные материалы получили высокую оценку командования Западного фронта. На Большую землю группа Галушкина вышла 5 июня 1942 года!
— Урра-а! — заорали ребята и стали обниматься.
— Тихо вы, черти! — предупредил дежурный, широко улыбаясь.
Оповещенный связным, к нам пришел комиссар местного отряда Мельников. С ним явился и тот партизан, который ходил проводником с Галушкиным и потерялся. Он попросил капитана Бажанова, чтобы мы послали его на самое ответственное и опасное задание.
— Спасибо, — сказал Бажанов не очень приветливо. — Мы уже поручили тебе одно ответственное дело… Но ты подвел нас…
Партизан снял кепку и, не поднимая головы, сказал чуть слышно:
— Когда я ходил с вашими ребятами, германцы казнили всех моих близких… Мать, отца, жену и… сыночка. Три годка было ему… Максимкой звали, — замолчал, потом поднял лицо, залитое слезами. — Как лягушонка, штыком наколол фашист проклятый и в горящий дом бросил!.. Как же мне жить после этого?.. А тут еще этот позор! Товарищ комиссар! — Он глянул на меня. Потом с мольбой снова посмотрел на командира отряда.
Бесконечно долгий месяц мы думали, что этот человек виновен в том, что наши ребята не дошли до линии фронта, не вынесли раненого товарища и не доставили ценные разведывательные материалы. Как поступить с ним?
— Михаил Константинович, — прокашлявшись, заговорил приглушенным от волнения голосом Мельников. — С детских лет я знаю Никанора. И его семью знал. Он был у нас в отряде на хорошем счету. Только поэтому я и рекомендовал его проводником. Кто ж знал, что с ним случится такая беда? Кто не ошибается? Ошибся мужик, подумал, что ребята перешли дорогу… Трухнул и не проверил.
Никанор прижал руки к груди, заговорил сбивчиво и быстро:
— Я искал их, когда набрался сил. Не раз возвращался к тому месту, где отстал. К самой насыпи подползал… Германцы стреляли… Я убег… Утром снова приходил, но не нашел… Вы мне не верите?.. Тогда расстреляйте!.. Убейте, как иуду!.. А то…
Он закрыл лицо кепкой, заплакал.
— Москва слезам не верит! — строго сказал капитан.
Но я видел, что глаза у капитана Бажанова подобрели. И облегченно вздохнул.
— Ладно… Иди к ним, — сказал командир отряда, кивая в сторону, откуда неслись веселые голоса. — Если они примут тебя в свою компанию, я не возражаю. Обратись там к Голохматову. Иди!
Никанор встал, поправил пояс на старой, во многих местах заплатанной суконной гимнастерке, надел кепку, вытер глаза, глухо сказал:
— Благодарствую, товарищ капитан! — и, четко повернувшись, вышел из палатки.
— А откуда у него командирская гимнастерка? — спросил Бажанов.
— В прошлом году Никанор переводил через линию фронта группу командиров-окруженцев, — ответил Мельников.
— Большая группа?
— Тридцать семь человек.
— И перевел?
— Да. Переправил успешно. Пожилой генерал в той группе был. Он записку прислал нам с благодарностью, а Никанору гимнастерку со своего плеча подарил.
— Да-а, — протянул Бажанов и нахмурился, — стоит о нем подумать.
Я пошел за Никанором. У костра двое ребят боролись, натуженно пыхтя. Кто-то жал стойку на толстом бревне, лежавшем у навеса. Кто-то, оголенный до пояса, вертелся вокруг толстой сосны, нанося удары, словно вел бой на ринге. Остальные соревновались в прыжках в длину с места. Голохматов без гимнастерки объяснял, как лучше готовиться к прыжку, как отталкиваться, как прогибать корпус, чтобы дальше улететь. И мне невольно захотелось тоже разогнаться и прыгнуть. Что я и сделал…
— Стоп!.. Стоп, товарищ комиссар. Только с места и босиком!.. Иван! — крикнул Николай Келишеву. — Внеси комиссара в список претендентов на призовое место!
Ребята засмеялись.
К Голохматову подошел Никанор, вытянулся перед ним.
— Товарищ заместитель командира отряда! Я к вам по приказанию товарища капитана!
— Что, Никанор, тоже желаешь на приз сигануть?
— Да нет, я серьезно… Я прошу…
— А-а. Тогда, погоди. Иван, прими судейство в секторе. Пойдем.
Не желая мешать веселью ребят, которые в честь добрых вестей о своих боевых товарищах решили провести спортивные состязания, я отошел от костра.
Когда я вернулся в палатку, Бажанов и Мельников о чем-то оживленно разговаривали, смеялись.
— Рогожин, позови-ка сюда Голохматова.
— Есть!
Адъютант не успел выйти из палатки, как в нее уже вошел Голохматов, а за ним Никанор. Голохматов был в форме и с пистолетом на поясе.
— Разрешите!
Капитан кивнул, нахмурился, спросил:
— Ну как, возьмете его на задание?
— Непременно. Нам сейчас лишние люди во как нужны. — Голохматов резанул ладонью по горлу. — Он же хорошо те места знает, проведет.
Бажанов кинул на своего зама быстрый взгляд.
— Ну что ж, хорошо. Я согласен.
Голохматов кивнул.
— Пошли, Никанор. Завтра же в ночь и двинем.
— А куда?
— Это я тебе скажу, когда из лагеря выйдем. Конспирация, брат, понял? Ты знаешь, что это за штука?
Никанор кивнул утвердительно и облегченно вздохнул.
Голохматов дружески положил ему руку на спину, подтолкнул к выходу, и они ушли.
— Каков парень. Уже и на задание, — заметил Мельников. — Спасибо вам, товарищи. Надо же вернуть человека в нормальное состояние.
— Ничего, Голохматов да и другие наши ребята не дадут ему тосковать. Сами они, не успев поспать, снова рвутся в бой. Здоровых людей у нас сейчас мало. Брать новых в отряд нет смысла: скоро возвращаемся домой. Так что будем учить ваших.
— Вот это дело. Мы дадим вам хороших ребят. Их только обучить, так они горы свернут!
— Договорились.
Сведения о благополучном выходе на Большую землю группы Галушкина всколыхнули отряд.
Ночью 21 июня подорвали автоцистерну с горючим. Горящий бензин растекся по полотну шоссе, расплавил асфальт. И тот тоже задымил, загорелся. На несколько часов замерло движение по шоссе.
