Образцами русского человека и моряка для него всегда были адмирал Степан Осипович Макаров — эта морская разновидность Ломоносова и капитан первого ранга Всеволод Фёдорович Руднев, — человек, красивый во всех отношениях, тот — самый Руднев, чей крейсер однажды вступил в бой с четырнадцатью японскими кораблями… Сейчас такое не модно. Не актуально. Не созвучно. Если бы Руднев сдался тогда японцам, вот тогда бы нынешняя молодёжь его бы и любила, и чтила… Когда-то в молодые годы, ещё в училище, Рымницкий крупно поспорил со своим однокурсником Вовкой Ненастьевым. Рымницкий твердил, что Руднев совершил подвиг, ну а Володька Ненастьев знай своё гнул: «Да кретин он — этот твой Руднев! Ради своей карьеры, ради своей гордыни людей не пощадил! Какого чёрта было идти против такой силищи?! Всё равно же ведь это было бессмысленно! Ведь этот твой Руднев, он ведь и сквозь японский заслон так и не прорвался, и крейсер свой потом всё равно затопил (а японцы его потом всё равно подняли и отремонтировали!), и людей зря сгубил в неравном бою! Не думай, что ты один презираешь японцев за низость, которую они проявили тогда! Я тоже всё вижу, всё понимаю! Но Руднев — был в тот раз неправ!»
Библиотека домашняя у Рымницкого была необыкновенная: кроме большого числа художественных книг (в основном для семьи, чтоб жена не скучала, чтоб дети развивались), у него было множество книг по истории российского и мирового флота. Среди этих последних были книги и старинные — прошлого и позапрошлого веков; такие книги он покупал обычно или в Питере, или в Кронштадте, не считаясь ни с какими расходами. Эти старые книги с непривычною дореволюционною орфографиею он читал и перечитывал по многу раз. И давал читать другим. И обсуждал кое-какой положительный опыт, который имел место в российском флоте задолго до революции или даже весьма задолго. И призывал перенимать сей опыт.
И эти обсуждения и призывы не остались незамеченными.
С ним стали БЕСЕДОВАТЬ. У него стали ДОПЫТЫВАТЬСЯ. Вот, например, вызывали недоумение какие-то странные имена: Ушаков, Суворов, Макаров, Багратион, Истомин, Руднев… Кто они такие, эти люди, чтобы о них с таким уж восторгом говорить? Есть Ленин, и есть Брежнев! Есть установленный список коммунистических святых: Калинин, Павлик Морозов, Дзержинский, Горький, Киров, Жуков, Юрий Гагарин… И, естественно, наш дорогой, наш любимый товарищ Сталин, имя которого при товарище Брежневе было спасено от необоснованного забвения. Список есть. Он утверждён. И его нужно придерживаться! И для чего тогда делалась Революция, для чего лучшие люди клали свои головы на полях сражений Гражданской Войны, если теперь, оказывается, мы должны учиться у той власти, которую свергали! Была бы это хорошая власть, разве бы стал наш народ свергать её? Или вы, товарищ Рымницкий, подвергаете сомнению
— установку товарища Ленина на всемерное…
— мудрую и своевременную рекомендацию Леонида Ильича Брежнева о необходимости скорейшего…
— чёткие постановления последнего съезда, касающиеся дальнейшего углубления…
— научно обоснованные постановления двух недавних пленумов о…
Товарищ Рымницкий! Вы занимаете опасную позицию!.. Игорь Степаныч! Да бросьте вы это дело!..
Рымницкий, потрясённый таким идиотизмом, сначала пытался возражать: ведь я же хотел, чтоб как лучше!.. да ведь я же — из самых чистых побу!..
Но доказать ничего было нельзя. Не только Флот, но и вся страна приходили в состояние какого-то помутнения рассудка. Опасным считалось не только антикоммунистическое вольнодумие, но даже и — чрезмерное увлечение классиками марксизма-ленинизма! Потому как, читая их слишком уж очень углублённо, можно было набрести на разные противоречия в их суждениях или можно было прийти к выводу, что их священные заповеди выполняются нынче не так, как надо. Что уж там говорить о старинных русских флото- и полководцах, чьи заслуги вроде бы и были признаны при советской власти и дозволены к обсуждению и даже изучению!
И вот Рымницкий сидел то в одном кабинете, то в другом, то перед одним мурлом, то перед другим и играл в какую-то дурацкую игру: да, верю, осознаю, каюсь!..
Хотя он прекрасно понимал, что сладкоголосый или тупорылый солдафон, сидящий напротив, сам ни во что это не верит.
Из партии его всё-таки не исключили. Но от плаваний отстранили самым решительным образом. Не может быть доверия человеку, который затуманил себе глаза Рудневым и Макаровым и не видит элементарных Ленина и Брежнева!
Влиятельные знакомые пытались защитить его, говорили где надо и кому надо, что такой необыкновенный специалист должен плавать, должен быть в гуще военных событий, что человек, мол, ничего предосудительного даже и в мыслях никогда не имел, а просто хотел, чтобы всё было хорошо, но покровителей одёргивали: пусть ещё скажет спасибо, что в партии остался!
Времени, впрочем, прошло совсем немного, и вот наш горячо любимый Леонид Ильич Брежнев со своими дружками-старичками однажды надумал развязать войну в Афганистане. Молодые парни после этого отправлялись туда класть там свои головы под руководством мудрой коммунистической партии, ну а атомные подводные лодки двинулись в Индийский океан на случай Третьей Мировой Войны.
Срочно понадобились опытные люди.
О Рымницком моментально вспомнили, всё ему в один миг «простили». В центральной газете в разделе «Служу Советскому Союзу!» вдруг появилась огромная статья одной знаменитой столичной журналистки «Эти нелёгкие глубины», и Рымницкий с изумлением узнал, что он,
выйдя из машины, повёл нас к океанскому берегу.
Помолчал, зорко всматриваясь в горизонт своими чуть прищуренными карими глазами, а затем неторопко и с хрипотцой в голосе сказал:
— Океан-батюшко!.. Вот говорят про него, будто он суровый и угрюмый. И будто бы он — бесприютный. А я люблю наш океан — за его раздолье, за его перекличку пароходных гудков, за говорливые крики чаек в предрассветном тумане… И всегда он — манящий и разноликий. Вот уже сколько лет любуюсь я на него, любуюсь, а всё налюбоваться не могу.
Ну и ну! И что же дальше?
Капитан первого ранга Игорь Степанович Рымницкий снял фуражку и, подставляя своё широкоскулое лицо и подёрнутые первыми сединами чёрные, что твоя смоль, волосы круто просоленному ветру, вдруг рассмеялся:
— А ведь и в самом деле — нелёгкое это дело служить на атомной подводной лодке!
Где-то вдалеке заливалась матросская гармоника.
— А что, Игорь Степанович, — спрашиваю я, отирая со лба солёные океанские брызги. — Случались ли у вас непредвиденные ситуации в ваших походах?
Рымницкий строго и внимательно всматривается в меня, словно бы испытывая на прочность, и я невольно смущаюсь под этим его взглядом, поправляю выбившиеся непокорные локоны. А Игорь Степанович долго о чём-то думает, вспоминая, наверное, что-то своё — сокровенное, заветное, глубинное.
— Непредвиденное? Да, порою случалось всякое. Мне ведь довелось побывать под всеми широтами, во всех четырёх океанах. Если сложить вместе все походы, то это будет несколько лет беспрерывного нахождения под водой… А за это время каких только ситуаций не складывалось! Но всегда взаимовыручка, крепкая слаженность всего коллектива, преданность делу Ленина и родной Коммунистической партии — неизменно приходили на помощь и побеждали!
Так-с. Ну и дальше-то?
— Что это мы — всё о службе да о службе? — говорю я. — А как живут нынче советские моряки на современных атомных подводных лодках?
Добрая и лукавая улыбка озаряет глаза Игоря Степановича, разглаживая морщины на его мужественном, словно бы отлитом из бронзы лице. О своём корабле, о своём экипаже он говорит с нескрываемым волнением в голосе и с любовью.
Подводный корабль под руководством его неутомимого командира всегда готов к бою и походу. Но и забота о быте, о благоустройстве корабля — она тоже ложится на плечи того же самого командира. Не зря же 133-я (пункт «Л») статья Корабельного Устава обязывает командира «знать нужды подчинённых, заботиться о материально-бытовом обеспечении и сохранении их здоровья». В распоряжении у моряков-подводников — всё самое лучшее: добротная и красивая одежда, современные бытовые приборы, прекрасные сервизы; на столе у моряков всегда в широком ассортименте представлены искрящиеся соки, сладкие фрукты, богатые витаминами салаты, питательные молочные изделия, щедрые дары моря, янтарный мёд, плитки вкусного шоколада, поджаристые сочные ломтики ароматной курятины, солнцеликая яичница, бодрящий флотский борщ.
Немалое место в заботах командира о благосостоянии экипажа занимают и вопросы культурного плана. Внутренний интерьер подводного гиганта со вкусом украшен родными пейзажами с изображениями есенинских берёзовых ситцев, левитановской золотой осени, бескрайних полей нашей необъятной и могучей Родины. Художественные фильмы, магнитофонные записи песен мастеров современной советской эстрады, книги и журналы — вот далеко не полный перечень забот командира подводной лодки о психологическом аспекте работы с боевым коллективом. Сам Игорь Степанович большой поклонник яркого поэтического таланта Владимира Маяковского, гражданственной лирики Марка Бернеса, озорной, задорной и искромётной песни Аллы Пугачёвой, живописных и колоритных полотен большого патриота нашей Родины Ильи Глазунова…
