Маша вышла на улицу. К ней тут же подкатил лихач, заулыбался во весь рот:
– Пожалуйте, мамзель, домчим в лучшем виде!
Лихач был молодой, черноволосый, красивый. Маша посмотрела на него и подумала: "Жаль, несправедливо это. Лучше, если бы все они были уродами…"
Маша села, попыталась улыбнуться:
– На Тверской, пожалуйста.
– А ну, залетные! - лихач огрел серых в яблоках лошадей.
Коляска покатилась, и тут же на подножку прыгнул какой-то мужчина. Сел рядом с Машей:
– Подвинься.
– Кто вы такой, что вам надо?! - Маша разыграла изумление, но внезапно осевший голос выдал ее. Незнакомец усмехнулся:
– Не понимаешь? А чего же тогда сипишь, ровно с перепою? Ты Жичигина бикса?
Лихач молча дергал вожжами и не оглядывался. Коляска летела по улицам ночной Москвы.
– Куда мы едем? - спросила Маша.
– На кудыкину гору… - попутчик покривил уголком рта. - Золотишко где, знаешь?
Маша не удостоила его ответом. Она правильно рассудила про себя, что пока нужно, как ей разъяснили в уголовном розыске, держать стойку, а сдаться, выдать клад - только после того, как возникнет достаточно серьезная угроза.
Лихач свернул в переулок и стал.
– Выходи, - попутчик спрыгнул и протянул руку.
Маша медлила, и тогда бандит ловко выдернул ее из коляски. Она попыталась кликнуть, вырваться, но он завернул ей руки за спину, замотал голову какой-то тряпкой и поволок. Маша начала толкать его, но ее больно ударили под ребра, и она бессильно обвисла у бандита на руках. Очнулась она в маленькой комнатке с низким потолком. Тускло светила грязная лампочка. Напротив сидел Кутьков и нехорошо улыбался.
– Ну, мамзель, расцвела, - протянул он. - Видишь, гора с горой, как говорится, не сходится… А ты, я слыхал, за лягавого замуж вышла? Ну-ну, не дергайся, я женского взгляда не боюсь. Не сверли меня глазками-то, а то, не ровен час, и я возбудиться могу, а тогда, - он махнул рукой, - муженьку твоему рожки да ножки останутся… Говори, где жичигинский клад?
– Не понимаю, - сказала Маша.
– Объясни ей, - равнодушно обратился Кутьков к одному из сообщников.
Бандит снова ударил ее под ребра. Обожгла резкая боль, в глазах поплыло. "Они забьют меня насмерть, - лениво, сквозь туман подумала Маша. - И наши никогда не узнают, как это случилось". Она впервые мысленно назвала муровцев - "наши" и даже улыбнулась - настолько неожиданным было это слово: Кутьков, заметив улыбку, зло крикнул:
– Да она, стервь, смеется! Вот что, паскуда: мы сейчас знаешь чего с тобой сотворим? Все по очереди… Или тебе все равно?
– Я покажу… где тайник, - с трудом сказала Маша.
– То-то… - Кутьков вздохнул с облегчением. - Умница! - он залпом выпил стакан водки, утер рот: - Где?
– Калужская, двадцать шесть, квартира восемь. Николай Иванович Кузьмин… Это давний знакомый моего отца, но он беден, и поэтому мне пришлось жить у Жичигина…
– Поможешь нам войти в дом, - сказал Кутьков. - Будешь своя, - никого не тронем. А чуть что… - Кутьков провел ребром ладони по шее. - Амир! - крикнул он.
Вошел Амир, молча остановился на пороге. Маша не знала, кто он, не догадывалась о его истинной роли в операции и поэтому с удивлением встретила его взволнованный, полный искреннего сочувствия взгляд…
– Бери бабу, - приказал Кутьков. - Все по пролеткам! Я сейчас.
Амир увел Машу. Кутьков протянул одному из сообщников два маузера.
– Как кассу возьмем - всем аминь. Бабу - первую, Амира и остальных - следом!
– Замётано, - пробурчал бандит.
…Мчались пролетки. Насупившись, сидел Кутьков, равнодушно уставился в одну точку Амир, бандиты дремали, привалившись друг к другу. Всхрапывали лошади, подковы высекали искры из булыжной мостовой. Маша сидела рядом с Кутьковым, ощущая его тяжелое, отдающее перегаром дыхание. Коляска въехала на пустырь.
– Ну вот, - сказал Кутьков. - На месте.
Впереди чернел одинокий двухэтажный дом. В окнах - ни огонька. Бандиты вылезли, сбились в кучу.
– Не нравится мне здесь, - сказал кто-то. - Подходы чистые, могёт быть засада…
– Первая маслина - ей. - Кутьков почти дружески потрепал Машу за подбородок. Опустил предохранитель маузера, затоптал окурок: - Пошли.
Все двинулись за ним. У дверей Маша остановилась:
– Вы обещали никого не трогать. Я надеюсь на ваше слово.
Бандиты дружно прыснули. Кутьков шикнул на них, проникновенно сказал:
– Слово урки - закон! Век свободы не видать, если обману!
Мария постучала. Послышались шаркающие шаги, старческий голос спросил:
– Кто там?
– Я, Маша… Откройте.
– Что так поздно, Марьюшка! Или стряслось что?
Кутьков сжал кулаки, толкнул Машу, зашипел:
– Уйми старую галошу, а не то я ему потом такое сделаю…
– Все хорошо, не держите меня ради бога на пороге! - раздраженно крикнула Маша.
– А ты одна? - Кузьмин оказался очень любопытным.
– Да кому со мной быть в такой час! - Маша разозлилась. - Вы откроете или нет?
Звякнула щеколда, двери открылись. Бандиты выдернули Кузьмина из проема, надели на голову мешок. Кутьков бросился внутрь дома. Остальные, тяжело дыша, мчались за ним. Машу Кутьков не отпускал - тащил за руку. Вошли в комнату. Маша подвела Кутькова к стене, рванула обои. Обнажилась дверца. Кутьков поддел ее финкой, дверца отскочила. В квадратной нише стоял чемодан. Бандиты сгрудились вокруг.
– Всем быть на стрёме, - приказал Кутьков.
Бандиты разошлись, но тут же вернулись. Кутьков не стал спорить - понял, что бесполезно. Деньги - разве удержишь…
Сорвали крышку чемодана. Кто-то не выдержал, вскрикнул: чемодан был битком набит валютой: пачки долларов, фунтов стерлингов, франков. Кутьков запустил обе руки в нутро чемодана и, перебирая пачки, приговаривал:
– Доля моя, честная… Моя, честная доля… Рванем теперь за кордон в лучшем виде.
…В дверях появился Никифоров. Несколько мгновений он разглядывал бандитские спины, потом жестом позвал остальных. В комнату вошел Трепанов, следом за ним Афиноген и остальные сотрудники. Они молча перекрыли окна и двери.
– Делай, как велел, - приказал Кутьков.
– Поздно, - негромко сказал Трепанов. - Бросай оружие, руки вверх!
Упал первый маузер, за ним второй, третий… Кутьков криво улыбался, по его пухлым бабьим щекам катились крупные слезы. Внезапно он взвыл по-волчьи и рванулся к окну. Загремели выстрелы.
– Только живым! - крикнул Трепанов.
Зазвенело стекло - Кутьков вышиб раму и полетел вниз. Коля оттолкнул Трепанова и прыгнул вслед за Кутьковым. Тот уже мчался, прихрамывая, где-то в глубине двора: не знал, что вся территория вокруг надежно перекрыта милицией и ВЧК.
– Стой! - крикнул Коля, на ходу взводя курок кольта.
Кутьков обернулся, выстрелил три раза. Взвизгнули пули: Коля сунул кольт за ремень, злость и обида прибавили сил. Он догнал Кутькова и коротким ударом, с разворота, сбил с ног, вывернул руки, связал ремнем, обыскал. В боковом кармане лежала пачка визиток: "Берендей Кутьков, вор в законе". Коля не выдержал и швырнул визитки Кутькову в лицо.
Подбежали сотрудники опергруппы.
– Как? - спросил Коля, разряжая кутьковский маузер.
– Всех взяли, - сказал Афиноген. - На них, сволочах, пояса матерчатые, прямо на голое тело понадевали! А в карманах - валюта! Слышь, Кутьков, а зачем же ты свою долю Жичигину отдал?
– Больше всех захапал, на себе не смог унести, - сказал Никифоров. - Уведите его.
Кутькова увели. Коля поднял с земли две гильзы от кутьковского маузера, вынул из кармана те, что подобрал раньше. Сравнил. На всех гильзах капсюль был пробит сбоку.
– Ну вот вам и доказательство, - сказал Коля. Он разобрал кутьковский маузер и положил на ладонь боек. Жало было слегка погнуто.
Трепанов с уважением посмотрел на Колю, улыбнулся:
– Честно сказать, не очень я верил в это. Теперь вижу - был неправ. Наверное, надо гильзы собирать. Коллекцию такую сделать. Для сравнения.
Коля вернулся домой. Маша сидела на диване и равнодушно смотрела куда-то в угол. Коля бросился к ней.
– Маша, - сказал он дрогнувшим голосом. - Маша…
Она прижалась к нему - маленькая, несчастная, с опухшими от слез глазами.
– Я все поняла, Коля. Работа навсегда останется для тебя главным в жизни, но я примирюсь с этим, вот увидишь.
На следующее утро Коля и Маша пришли в МУР. Коля нес фанерный чемодан, в руках у Маши был маленький узелок. Поезд в Петроград уходил через два часа.
В дежурке сидел Никифоров. Увидев Машу, он широко улыбнулся:
– Ты, Маша, зла на меня не держи. Человек ты что надо. В общем, считай, что твое предсказание сбылось, и я у тебя попросил прощения.
– Да чего уж там, - махнула рукой Маша. - Я забыла.
– Я вот прочитал: архитектура - застывшая музыка, - сказал Никифоров. - Ты, Николай, прирожденный оперативник. А я в этом деле - просто способный, не больше. Мое призвание - дома строить. И вы, ребята, еще обо мне услышите! Держи, пригодится, - Никифоров протянул Коле маленький браунинг. - Фокус с резинкой помнишь? Ну и бери, не сомневайся.