— Не думаю. Большевикам нужны уголь, медь, золото, железо… Они настойчиво ищут подземные клады всюду. И послать на Хан-Тенгри экспедицию они вполне могут. Этим массивом давно интересуемся и мы, и немцы, и итальянцы. Кроме того, Хан-Тенгри имеет огромное стратегическое значение… Одним словом, нужно отбить охоту у большевиков соваться в эти края. Свяжитесь с вашим, как его, ну…
— Джантаем?
— Дайте ему деньги, оружие, боеприпасы.
— Он отгонит большевиков…
— Пусть не торопится, даст им развернуть работы. А потом… — хозяин распрямил пальцы правой руки и с силой сжал их, — потом ваш Джантай пусть делает что хочет с рядовыми участниками экспедиции, а руководителя со всеми материалами необходимо доставить ко мне. С Джантаем пошлите своего человека, чтобы он лично на месте допросил участников экспедиции и определил, что нас интересует в ее материалах. Ваши бандиты с таким деликатным делом не справятся, они способны только резать и вешать.
— Мне все ясно, сэр. Завтра же отправляюсь с группой своих людей в долину Кой-Кап. Два-три дня ходу — и я буду у Джантая со всем необходимым для его «экспедиции».
— Вы сообразительны, мой милый. — Хозяин встал.
Поднялся и гость. Вместе вышли они в темный сад. У калитки дежурил привратник. Он низко поклонился. Хозяин на прощание сказал уходившему:
— Хорошо, если бы сумели с Джантаем заслать своего человека в экспедицию под видом проводника или носильщика…
— Постараюсь. Будем надеяться на успех.
Помощник начальника пограничной заставы готовился ехать на правый фланг своего участка. Путь неблизкий — много десятков километров по всхолмленной равнине, потом по руслу горных рек, злых и коварных. А там ледники, спускающиеся с далеких Тянь-Шаньских гор. Пейзаж открывался красивый. Но Иван Головин родился и вырос в степях Украины, к горам только привыкал. И не любоваться красотами он сюда приехал, а нести нелегкую пограничную службу. Взирать на Мраморную стену или на пик Хан-Тенгри — одно, а карабкаться на лошадях со скалы на скалу, мерзнуть по ночам в разгар лета — другое. Наряд уходил к подножию Хан-Тенгри, прозванного «Властелином духов», не на два-три часа, а на две-три недели. Уедут бойцы с командиром на правый фланг — и словно в воду канут. Связи с ними никакой. Телефон еще от штаба отряда даже к заставе не подведен, а что уж говорить о самом отдаленном участке! Потребуется старшему наряда донесение об изменении оперативной обстановки на заставу послать — снаряжает гонца. Тот и мчится «аллюр два креста». Пока доскачет да с приказанием начальника заставы обратно прибудет — неделя пройдет. Обстановка сто раз может измениться.
Иван Головин напевал что-то себе под нос, собирал маузер, то и дело поглядывая во двор через окно своей комнаты. Пограничники у конюшни чистили лошадей, подгоняли седла и сбрую. С ними поедет Иван в свой наряд. Что ж, хлопцы надежные. На них можно положиться. Не раз в деле отличились. Особенно Комаров и Копылов. Вспомнил Головин недавний случай.
Было это в феврале. Вот так же, как и сейчас, выехали вечером на правый фланг сам Иван, Комаров, Копылов, Сейфумудзинов и проводник Николай Васильевич Набоков, из старожилов Нарынкола, хорошо знавший горы. Ехали дикими ущельями. В одной из горных расщелин Головин увидел, что прямо на наряд мчится стадо диких свиней. Обычно кабаны избегали встреч с людьми, хотя охотников в здешних краях было раз-два и обчелся.
— Что случилось, Васильич? — спросил Головин у остановившегося проводника.
— Не иначе, кто-то вспугнул кабанов, начальник! — ответил Набоков. — Нужно быть осторожным. Наверняка впереди люди. Больше кабаны никого не испугаются.
Головин запретил стрелять по кабанам, шарахнувшимся в сторону при виде людей, и направил бинокль на то место, откуда бежали дикие свиньи. Со склона горы в ущелье спускались два вооруженных всадника. Неизвестные тоже заметили пограничников и открыли беспорядочный огонь по ним, не слезая с лошадей и даже не останавливаясь. Их выстрелы никакого вреда наряду не причинили, но под огневым прикрытием неизвестные проскочили горную речку и скрылись в кустах и за нагромождением камней.
«Бандиты, — сразу же пронеслось в сознании Головина. — Надо начинать преследование. За лесом начинался крутой подъем, почти не доступный для лошадей».
— Загнать всех бандитов на вершину скалы! — распорядился Иван. — А там только две дороги: либо головой в пропасть, либо с поднятыми руками обратно в ущелье, прямо к нам в руки.
Однако лошади под бандитами были выносливее, чем у пограничников. Наряду пришлось на первом километре спешиться, оставить лошадей с проводником. А бандиты на своих конях уходили все дальше по узкому водосливу. Становилось ясно, что взять их живыми не удастся. Надо было что-то делать, и Иван решился:
— Огонь по лошадям! — скомандовал он.
Красноармеец Комаров тщательно, спокойно, словно на стрельбище, прицелился и нажал на спусковой крючок своей трехлинейки. Под одним из бандитов лошадь подогнула передние ноги и упала. Всадник успел соскочить и скрылся за большим валуном.
— Молодец! — похвалил Головин бойца.
Бросил свою лошадь, укрылся за грудами камней и второй бандит.
Началась обычная в таких случаях перестрелка, когда обе стороны берегли боеприпасы. Однако долго сидеть за камнями бандиты не стали. Один пополз по водосливу вверх, а другой в это время прикрывал его своим огнем. Потом они менялись ролями. У бандитов положение было выгоднее: они находились наверху, ползли по водосливу. Пограничникам же приходилось подниматься по скале, с огромным трудом и риском преодолевая каждый метр, используя каждый выступ. Бандиты могли уйти. Чтобы опередить их, пограничникам нужно было двигаться вдвое быстрее. Поняв это, вперед выдвинулся крепкий и выносливый красноармеец Копылов. Рискуя сорваться в пропасть, он по карнизу скалы добрался до вершины и преградил неизвестным путь к отступлению.
Бандиты увидели, что окружены, и заняли оборону.
— Пойдем на сближение! — решил командир.
Головин с Сейфумудзиновым двинулись по правой стороне водослива, а Копылов и Комаров — по левой.
На какое-то время пограничники потеряли неизвестных из виду. А когда достигли намеченной точки, то обнаружили, что один бандит забрался в орлиное гнездо и оттуда открыл стрельбу, а другой исчез.
Но первый был особенно опасен. Подобраться к нему незамеченным было невозможно. Пулей не достанешь — он за надежным укрытием.
— Сдавайся! — крикнул Головин. — Останешься жив.
Орлиное гнездо ответило выстрелом, другим.
Пришлось начать подъем на вершину скалы. Копылов с ловкостью архара подбирался все ближе и ближе к орлиному гнезду. Бандит стрелял. То ли плохим он был стрелком, то ли несподручно было ему вести прицельный огонь, но пули не достигали цели. И вдруг гнездо замолчало. «Знать, патроны кончились, — подумал Головин, — или высматривает, чтобы ударить наверняка».
— Осторожней, Копылов! — крикнул командир пограничнику.
И вдруг случилось совсем неожиданное. Над гнездом во весь рост поднялась человеческая фигура. Бандит стремительно шагнул к краю пропасти и бросился вниз головой.
Окружным путем пограничники спустились на дно ущелья, подошли к распростертому на камнях телу, осмотрели его. На теле бандита насчитали тринадцать пулевых ранений. В подкладке ватника обнаружили документы. Расшифровать их могли только специалисты. Пока что было ясно, что прыгнувший в пропасть является важной птицей, коль предпочел смерть.
Спрятав документы в полевую сумку, Головин продолжил поиски второго бандита. Но тот не подавал никаких признаков жизни. «Может быть, тоже сорвался в пропасть? Их здесь множество…»
После тщательных попыток напасть на след Головин принимает решение возвратиться на заставу. Наряд встретил сам начальник отряда Зырянов. Выслушав доклад о стычке с бандитами, он одобрительно кивнул головой и проговорил:
— Знаю. Второго задержали пограничники соседней заставы. Он оказался раненым. Полагаю, что документы, доставленные вами, содержат важные сведения. Погибший был связным крупного резидента и шел со своим проводником в ставку Джантая. Оттуда его должны были переправить в глубь Синьцзяна. Кто отличился в бою?
— Все действовали смело. Особенно красноармеец Копылов и проводник Набоков.
Начальник отряда объявил всему наряду благодарность, а винтовку погибшего шпиона приказал вручить Николаю Васильевичу Набокову.
— Рад стараться, товарищ начальник! — Старик Набоков, старый русский солдат, щелкнул каблуками сапог. — Теперь поохотимся от души.
— Ты, я слышал, одним выстрелом двух архаров уложил? — поинтересовался Зырянов.
