Мы рассмеялись. Но Джулька не обратила внимания на наш смех. Она улавливала малейший шум, который доносился с той стороны.
– Знаешь, Васо, кажется, у нас появился стоящий помощник. Мы сможем спокойно спать…
– А что ты думаешь! У Джульки такой слух, что почует за километр.
– Что ж тут удивительного, – вмешался Шилов, маленький рыжеволосый автоматчик, который не мог молчать, если двое вели разговор. – Я слышал, что у японских самураев в армии стоят на вооружении маленькие собачонки, пинчеры, кажись, называются. Вот у тех нюх мировецкий! За три километра чуют, черти, что вокруг происходит. Японцы храпят в окопах, а эти самые собачки стоят на страже. Почуют опасность – сразу поднимают такой визг, такой лай, что все солдаты сразу вскакивают с мест и – в ружье!
– А откуда это тебе известно, всезнайка?
– Как это откуда? От верблюда! Книжки надо читать…
– И все это ты в книжках вычитал?
– Ну конечно… К тому же мой батя мне когда-то рассказал. Он участвовал в русско-японской войне в четвертом году. И своими глазами видал этих пинчеров.
– 'Так, может, Шилов, позовешь сюда батю, чтобы он научил нашу Джульку стоять вместо нас на посту? – предложил Ашот Сарян, и все рассмеялись.
– Это было бы неплохо, чтоб за нас кто-то вел наблюдение, а то не спим, с ног валимся… – не сдавался Шилов. – Если ваша собачка не принесет здесь какой-то пользы, то на кой леший она тут сдалась? Только харчи переводить?…
– Как себе хотите, а я могу поклясться, что собака она обученная, боевая и сможет здесь пользу принести… – настойчиво твердил Васо.
Послышались быстрые шаги. С противоположной стороны траншеи приближался стройный, крепко сбитый, смуглый парень с озорными темными глазами, с забинтованной по локоть рукой – Шика Маргулис. Увидев собаку на бруствере, раскрыл рот от изумления, и на его лице появилась
удивленная улыбка.
– Мать честная, а это что еще за зверь к нам забрел? Что, миленькие мои, на охоту собрались или в лес за грибами?
И, подумав минутку, пожал плечами, добавил!
– Где вы взяли такого красавца? А ну-ка, покажите мне этого звереныша! Видать, парень свой…
– Спокойно, ефрейтор Маргулис… Джулька может, упаси бог, тебя перепугаться и тогда заикаться станет… – остановил его Ашот Сарян.
Но Шика Маргулис на это предостережение не обратил внимания. Он подошел ближе к собаке, оглядел ее с видом знатока, что-то про себя промямлил, и широкая улыбка снова озарила его загорелое лицо:
– Знаете, ребятки, что я вам скажу? Могу поклясться счастьем жены моей и детей, – а они когда-нибудь у меня будут, – что, если останусь жив и невредим и вернусь после войны домой, возьму с собой этого красавца вашего да пойду в свою цирковую школу, которую из-за войны не успел окончить, и заявлю учителю моему – Карандашу – может, слыхали о таком клоуне? – что буду работать на манеже вот с этим зверенышем. Эта собака, клянусь вам всеми святыми и грешниками, рождена для манежа. Если б не война, я был бы уже теперь известным клоуном…
– Эй, Шика, что ж ты все время молчал, не говорил, работал в цирке? Почему не показывал нам своя фокусы? отозвался Васо Доладзе.
Шика тяжко вздохнул и махнул рукой:
– Не время для фокусов. Теперь – главный клоун Адольф Гитлер, будь он проклят! – Задумавшись на минутку, продолжал: – Пусть только война окончится, поеду в школу доучиваться. А там с этой собакой подготовлю парочку номеров – пальчики оближешь! Сам Карандаш позавидует. Он тоже работает на манеже с собакой.
Шика Маргулис порылся в карманах, достал оттуда сухарь и, поклонившись четвероногому другу, протянул гостинец:
– Пожалуйста, угощайся, дорогуша. Извини, конечно, что так скупо. Остаток солдатского неприкосновенного запаса. В Московском цирке я постараюсь тебя кормить получше.
– Глянь, какой ловкий! – сверкнул глазами Васо. – Он его уже в цирк забирает! Думаешь, даром, без магарыча мы тебе такого пса и отдадим?
– Глупенький ты мой! Кто говорит, что я его заберу у вас без магарыча? – перебил его циркач. – После войны, живы будем, затащу тебя в «Арагви» – может, слыхал когда-нибудь о таком нашем московском ресторане? Там я тебе поставлю бурдюк вина, зарежу жирного барана на шашлык и накормлю, напою тебя до отвала. Кроме всего, ты постоянно сможешь бесплатно ходить к нам в цирк на почетные места… Понял?
– Вот это другой разговор! – обрадовался Васо Доладзе.
– А ты, Шика, уверен, что этот пес пригоден для цирка? У твоего Карандаша, мне кажется, особая собака. Не похожая на эту.
– Эта совсем не пригодна для манежа, – вставил Ашот Сарян.
Подучим, натренируем как следует. Можно ведь научить и медведя на велосипеде кататься, и слона танцевать…
Но тут уже вмешался Саша Филькин, высокий, длинный парень в очках, с тонким интеллигентным лицом и вечно озабоченными глазами. Бывший студент Казанского университета, неутомимый филолог, который все время таскал в своей солдатской сумке разные учебники и том стихов Сергея Есенина, которого декламировав все время наизусть. Так как Саша Филькин и на фронте не расстается с наукой и носит большие очки, его нарекли Профессором. И теперь иначе, как Профессор, здесь его никто не называл.
Не было такого ученого спора, в который Филькин не вмешивался бы и не высказывался с апломбом всезнайки, не признавая никаких возражений.
Вот почему и теперь он не мог остаться в стороне от развернувшейся дискуссии:
– Что касается того, мои дорогие, мои славные синьоры, годится эта псина для манежа или не годится, то я обязан вам сообщить: вполне годится! Все зависит от дрессировщика. Если наука до того дошла, что можно и змею научить танцевать, то, естественно, ничего не стоит такую собаку приучить к любому цирковому выступлению.
Снова смерив быстрым и всезнающим взглядом Джульку, Профессор продолжал:
– Теперь, мои дорогие синьоры, должен вам сообщить, что вы позабыли, в каких местах мы с вами нынче находимся. Поскольку я занимаюсь литературой, то мне известно, что здесь тургеневские места. Где-то неподалеку отсюда великий писатель жил и по этим лесам бродил с ружьем и собаками, охотился, стало быть. Если кто из вас читал «Записки охотника», то должен это помнить. Кто не читал, советую при первой возможности почитать, поинтересоваться, мои дорогие, мои славные синьоры… Так вот, мне кажется, что эта самая Джулька ваша не обыкновенная дворняжка, а чистокровка, породистая. Далекий отпрыск псарни Ивана Сергеевича. Родословная Джульки, пожалуй, идет оттуда…
– Ну и нагородил! И надо ж такое придумать! – перебил его Степан Гурченко, прославленный пулеметчик нашего взвода, который тоже, подобно Филькину, любил вмешиваться в любой разговор, чтобы не подумали, что он как тот грамотей, который не в состоянии участвовать в ученом споре. – Тургенев писал толстые книги и, наверно, хорошую деньгу зашибал, так что же, не в состоянии был купить себе лучшей собаки, чем Джулька?
Наш Профессор втянул голову в плечи, поправил на тонком носу очки и бросил уничтожающий взгляд на Степана. Он, как уже было сказано, не терпел, когда ему возражали; считал, что более начитанного и знающего человека, чем он, филькин, не сыскать не то что во всем взводе, а, возможно, в батальоне или в полку…
– Мои дорогие, мои славные синьоры! – уставился он на Степана Гурченко. – Зачем вам со мной спорить? Гляньте на зубы Джульки, и вы сразу поймете, что это за экземпляр. Ведь у нее клыки как у волка. Упаси вас господь попасть на эти зубы! Она в состоянии порвать не то что матерого волка, но перегрызть одним махом ствол березы… С такой собачкой идти на охоту одно удовольствие.
– О, это прекрасно! – обрадовался дядя Леонтии. —
Коли так, то я Джульку после войны заберу с собой в Сибирь. Будем с ней ходить в тайгу на охоту… Ведь я как-никак медвежатник!
– Тихонько, дядя Леонтий, не спеши. Знаешь, когда хороша спешка? – снова вмешался Шика Маргулис. – Во-первых, я сразу сделал заявку на Джулъку. Все слышали. Все свидетели. Кроме того, ты, батя, должен помнить, что если возьмешь Джульку к себе в тайгу, то увидишь ее один ты да еще какие-нибудь звери, которых ты встретишь в тайге. А вот если Джулька выйдет со мной на манеж, ее увидят тысячи зрителей, все города и поселки, где имеются манежи.
– Чего спорите, гвардейцы! – воскликнул Ашот Сарян. – Что вы делите шкуру неубитого медведя? Пока Шика Маргулис попадет в цирк, а дядя Леонтий в Сибирь, в тайгу, как говорят украинцы, роса очи выест! Надо раньше всего дожить, поскорее изгнать гитлеровских зверей, а там будет видно…
– Это точно, – подтвердил Профессор, – но, мои дорогие, мои славные синьоры, вам надлежит помнить, что Иван Сергеевич Тургенев был того мнения, что мечтать, фантазировать – лучшее средство для здоровья, для психики человека… Мечтать, верить, соображать – лучше всех лекарств.
Быстрой стремительной походкой вошел лейтенант Самохин, взводный командир. Увидав на бруствере непрошенного гостя, он от удивления глаза раскрыл:
