Павлик Архипов объявил черным конем шах белому королю, когда вдруг от короля, словно срубленная шашкой, отлетела головка, а сам он свалился на пол. Одновременно раздался выстрел. На стене появилось маленькое отверстие от пули, по краям него осыпалась щебенка. В комнате запахло порохом.
Опрокинутая скамейка упала на пол. Летчики выскочили из-за стола. Карлов, согнувшись, зажал левую руку между колен, перехватив правой рукой запястье. На полу расползалась маленькая лужица крови.
— Что с вами, товарищ лейтенант? — испуганно спросил Семенюк.
— Прострелил себе ладонь, к счастью, кость не задета, — выдавил Карлов и, пробуя шевелить пальцами, показал левую руку. Летчики увидели небольшую рану посредине кружочка обожженной кожи в мякоти между большим и указательным пальцами.
— Дайте-ка скорее жгут, — попросил Карлов.
Архипов оторвал от наволочки длинную завязку. Семенюк выхватил ее и туго перетянул Карлову кисть руки. Кровотечение медленно прекращалось.
— Я сейчас... за доктором, — Павлик Архипов, на ходу натягивая чью-то меховую куртку, ринулся к двери.
— Ты куда? Стой! — резко остановил его Карлов. — Семенюк, заприте дверь, чтобы кто-нибудь не вошел.
— Я за доктором, — пояснил молодой летчик, думая, что его не поняли.
— Не нужно доктора. — Карлов достал из кармана индивидуальный пакет и протянул его Семенюку.
— На, перевяжи.
Семенюк, с расширенными глазами на побелевшем лице, вытащил бинт. Руки его дрожали.
— Товарищ командир! — вспомнил он. — Я уже наглотался этой дряни — стрептоциду. Все прошло, а два порошка еще осталось. Давайте присыпем.
— Давай, — сквозь стиснутые зубы произнес Карлов.
Семенюк густо посыпал рану. У Карлова на лбу выступили капельки пота. «Как это могло случиться? — силился понять он. — Я же вытащил обойму... Ах, да — один патрон был в стволе. Как я мог забыть, что загнал его туда утром перед вылетом?»
Семенюк с помощью Архипова перевязал раненую руку командира и туго затянул концы бинта.
«Хорошо еще пуля не задела никого из летчиков», — подумал Карлов. И вдруг вспомнил о предстоящем боевом вылете.
Спина покрылась холодным потом. Он зажмурился. Вместе с лиловыми кругами поплыло перед глазами суровое лицо командира полка. Потом возникли недоумевающие лица Бахтина, Мордовцева, Долаберидзе... Георгий открыл глаза. Перед ним стояли его летчики. Они испытующе смотрели на своего командира.
«Неужели не поверят, что я нечаянно поранил руку?» — спросил себя Георгий. И тут же возник ответ: «А я сам поверил бы любому из них, если б перед опасным боевым полетом тот прострелил себе руку? Я первый назвал бы это членовредительством. „Храбрость человека познается не по речам его, а по действиям“», — вспомнил Георгий чьи-то слова. Но не только ложный стыд, что товарищи могут счесть его трусом, угнетал командира эскадрильи. «Не в этом главное. А в чем же, в чем?.. Удар по вражескому аэродрому! Ведь всего семи летчикам из полка доверили взлетать в темноте. А теперь они полетят шестеркой, без меня... „Чем больше уничтожим мы завтра „юнкерсов“, тем быстрее задохнется армия Паулюса“. Кто это сказал? Кажется, Бахтин... Нет, я полечу. Я должен лететь. Рана пустяковая. Но командир полка не пустит на задание, если узнает, что я ранен... Надо скрыть. Во что бы то ни стало скрыть...»
— Орлы, верите, что случайно поранил я себе руку? — спросил Карлов, всматриваясь в лица летчиков.
— Верим, верим, — ответили Семенюк и Архипов.
— А могут найтись такие, которые не поверят. Но сейчас не о них разговор. Я должен, понимаете, должен лететь на задание. А для этого надо, чтобы никто, кроме вас, не знал о простреленной руке. Понятно?
Летчики молчали.
Карлов глухо сказал:
— Если любите меня, если уважаете своего командира, то молчите.
— Да как же вы полетите завтра? — в недоумении спросил Архипов.
— Возьмусь за ручку управления правой рукой. А левой и небольшая дырочка не помешает справиться с двумя тысячами лошадиных сил, — попытался шутить Карлов. — А теперь смойте кто-нибудь кровь с пола и отоприте дверь. Спокойной ночи. — Он осторожно разделся и, забравшись на нары, укрылся с головой одеялом.
У двери стояло ведро с питьевой водой. Архипов плеснул на пол и веником вытер пятно. Семенюк открыл форточку. Постепенно выветривался запах пороха, комната принимала прежний вид. Разговор не клеился. Карлов ворочался под одеялом.
Неожиданно раскрылась дверь, и в комнату вошел майор Голубев — заместитель командира полка по политчасти. На нем был кожаный коричневый реглан, туго перетянутый поясом; из-под нахлобученной на лоб шапки-ушанки смотрели внимательные глаза.
— Здравствуйте, товарищи! Чем занимаемся? — спросил он, садясь на скамейку.
— Да вот Архипов два мата кряду получил. Совсем не умеет играть в шахматы, — сказал Семенюк, выжимая из себя улыбку.
— А Карлов где?.. Спит, — сам ответил на свой вопрос Голубев, посмотрев на то место, где всегда спал комэска. — Правильно делает. Через несколько часов у него сложнейший вылет.
В сенях послышался топот, и в общежитие гурьбой ввалились вернувшиеся из столовой летчики. Увидев майора, они резко, на полуслове обрывали шуточные замечания. Молча присаживались на краешек нар, на табуреты и, стягивая с себя унты и комбинезоны, вопросительно поглядывали на Голубева.
— Ну что смолкли? — прервал неловкое молчание майор. — Я вот пришел сказать вам, что старший лейтенант Ольховенко за сегодняшний воздушный бой награжден орденом Отечественной войны I степени.
— Вот это правильно! А как он себя чувствует, товарищ майор? — спросил кто-то из летчиков.
— Пока еще неважно. Я был у него в госпитале. Но врачи говорят — будет летать.
— Молодец, Ольховенко, — вырвалось у Архипова.
— Он ведь охотник, — сказал Семенюк.
— Какой охотник? — не понял еще не воевавший Архипов.
— Обыкновенный, — улыбнулся Семенюк. — У нас в полку есть охотники. Это опытные штурмовики, которым точные объекты для ударов не определяются. Им только ставят задачу — охотиться в таком-то районе. Вылетают они в этот район и отыскивают наиболее ценные объекты противника — охотятся то есть. Ну... скажем, — Семенюк на мгновение задумался, — за воинскими эшелонами или там за легковыми машинами, в которых немецкие генералы могут ехать. Короче говоря, что сами выберут, то и атакуют. За это им почет. А к ужину после боевого полета вместо ста граммов двести дают.
— Брось врать-то, — отмахнулся Архипов.
— Да я не вру, честное слово, правду говорю. Ведь страшновато одному над вражеским тылом охотиться, «мессершмитты» встретиться могут, — рассмеялся Семенюк. — Недавно вот у меня случай был. Лечу... все вроде спокойно, вдруг «мессер» сзади: «Ты куда, горбатый, направился?» — «На охоту, говорю я робко. Тебя сбить хочу». — «А где же твое ружье», спрашивает. — «Да вон сзади тебя Як-1 несет».
Обернулся «мессер». Увидел красные звезды у истребителя, испугался, прибавил газу и выскочил впереди моего штурмовика. Как раз в прицел угодил. Разгладил я большим пальцем вместо усов верхнюю губу и говорю: «Сказано — сделано». Нажал на гашетку и сбил «мессера».
Раздался дружный хохот.
— А вы, Семенюк, и впрямь заправским охотником стали. «Мессершмитт» случайно не с пушистым ли хвостом был? — спросил, улыбаясь, майор Голубев.
Летчики опять засмеялись.
— Хвост-то не пушистый, а вот шевелюру лохматую у фашистского аса я видел.
— Это ты что же, под шлемофоном разглядел? — оживился Архипов, поймав, наконец, товарища на слове.
— Ладно уж, и пошутить не дадут, — прикинулся обиженным Семенюк.
— Ну, я пойду, — поднялся майор Голубев. — Нужно на аэродром к механикам наведаться, посмотреть, как самолеты готовят к вылету. Отдыхайте, — он попрощался с каждым и вышел, довольный хорошим настроением летчиков.
* * *
Было еще темно, когда семь летчиков группы капитана Бахтина выстроились на аэродроме у командного пункта. Командир полка давал последние указания перед вылетом.
— И запомните, — добавил он, — никаких разговоров по радио. Весь полет выполняйте молча. Ваш удар должен быть неожиданным для противника. Вопросы есть? — И, так как вопросов не было, он обратился к Бахтину:
— Ведущий, что вы скажете?
Капитан Бахтин вышел из строя и повернулся к летчикам.
— Ну что ж, друзья! Сделаем не меньше трех заходов на цель. Ударим так, чтоб небу жарко стало. В случае сильного огня зенитной артиллерии замыкающие боевой порядок старший лейтенант Мордовцев и лейтенант Карлов подавляют зенитные батареи.
— У меня все, товарищ командир, — доложил он Емельянову.
— Ну, коли все... Доктор!
Худенькая среднего роста женщина — капитан медицинской службы — подошла к летчикам.
— Больные есть? — спросила она.
