— Странно, — пробурчал озадаченный сержант, осматривая грунт. — Ничего! По нулям! Лень, дай-ка щуп! За мной не иди, я сам!
Миновав убитого, он подошел к тому месту, где тот только что лежал и принялся щупом тщательно тыкать землю. Флегматичный напарник с миноискателем присел на корточки чуть поодаль, в метрах восьми. Ромка с товарищами с интересом наблюдали за действиями саперов из надежного укрытия.
Мина взорвалась неожиданно и совсем не там, где солдаты искали взрывчатку, а между ними, под убитым младшим сержантом. Мощный взрыв разметал саперов в стороны, разлетевшимися осколками поранив уцелевшие стены разрушенного дома, подняв огромное облако удушливой пыли. Похоже, адская машина была искусно спрятана «чехами» под бронежилетом пехотинца…
Ромкины воспоминания прервал появившийся задумчивый Володька Кныш с пыльными берцами в руке, снятыми с убитого боевика, которые швырнул к ногам Пашутина.
— Держи, Академик!
— Ты чего, Кныш? Совсем взбрендил? Чтобы я после мертвеца… Да, ни за что!
— Тебе, что? В лобешник дать? Вундеркинд ё…ный! Голубая кровь! Бля! — вдруг взорвался, выйдя из себя и багровея, контрактник, отвешивая увесистую оплеуху Эдику. — Скидай свою дрань! Кому сказал? Повторять не буду!
Ромкина мать, смахнув навернувшуюся на глаза слезу, продолжила чтение письма:
«Сначала я записался на учебу на командира БТРа, а потом передумал, решил учиться на специалиста по техническим средствам охраны, тем более, что в радиотехнике я разбираюсь неплохо. В клуб нас водят часто, на фильмы три раза в неделю, иногда на беседы с начальством. Распорядок у нас такой: подъем в 6.00, осмотр, завтрак, просмотр программы «Вести», занятия — 5 часов, строевая, огневая, ФИЗО, обед, снова занятия, уход за вооружением, 2 часа самоподготовки, ужин, программа «Время», время для личных потребностей, прогулка, поверка и отбой. Можно взять книги в библиотеке. Только возни много. У нас здесь есть сборник сказок «Маленький мук» и хватит, да и читать-то некогда. Служба проходит нормально. Только воруют в казарме. Зачем — не понятно. Ведь вместе живем. Рано или поздно все равно раскроется. В норму пришел вроде бы. А по началу, ох, как тяжело было! Сейчас свыкаешься, начинаешь приспосабливаться.
«Дедовщины» у нас в полку нет. Наш полковник всех держит в «ежовых рукавицах», не позволяет издеваться над молодыми солдатами. Очень часто бывают ночные офицерские проверки. Не дай бог, если появится у кого-нибудь из молодых синяк. Целое событие, сразу же следствие начинается.
А вот чем предстоит нам заниматься. Будем выполнять следующие задачи:
1. Пресечение массовых беспорядков в населенных пунктах.
2. Пресечение беспорядков в местах содержания под стражей
3. Розыск и задержание особоопасных преступников
4. Ликвидация вооруженных банд и формирований
5. Пресечения захвата особо важных объектов
6. Пресечение захвата воздушных судов
7. Освобождение заложников
8. Пресечение терактов
9. Участие в ликвидации чрезвычайных ситуаций
Так что, вот так. Я вас всех очень люблю! Часто о вас вспоминаю. Говорят, будут набирать в горячие точки. Я, наверное, напишу туда рапорт. В горячих точках день считается за 2. Так что, вернусь домой быстрее. Можете меня и не отговаривать даже. У меня на самом деле все хорошо. Только в строю сбиваюсь со счета. Не привык пока еще. Ну, ладно, пора мне. В наряд заступаем круглосуточный, по охране комнаты хранения оружия…»
Утром на плацу был построен полк внутренних войск. Перед полком прохаживался, заломив за спину руки и выставив живот, командир полка, полковник Ермаков. Плотный, среднего роста. Он хмур и серьезен, верный признак, что не сулит ничего хорошего.
— Солдаты! Сынки! Да, вы мои сынки! У меня сын вашего возраста, и тоже служит! Служит не у папаши под крылышком, а в танковой дивизии! И я знаю, как ему не легко! Поэтому мне не безразличны ваши судьбы, и я болею за вас душой! Я ответственен перед вашими родителями, перед командованием, которые доверили мне ваши жизни! Я же в свою очередь должен сделать вас настоящими мужчинами, воспитать воинами, защитниками Родины! Мы дружная семья, и я не потерплю, чтобы какая-то паршивая овца портила взаимоотношения военнослужащих вверенном мне полку. Не потерплю никаких проявлений «дедовщины», издевательств над молодыми солдатами! Зарубите это раз и навсегда себе на носу!
Полковник снял фуражку. Вытер платком лоб и блестевшую на солнце лысину и снова надел головной убор.
— Сержант Епифанцев!
— Я!
— Выйти из строя!
Сержант Епифанцев, высокий тощий парень, чеканя шаг, вышел из строя.
— Кругом!
Епифанцев, потупив отугловатую бритую голову, похожую на тыковку, повернулся к строю.
— Вот, сынки! Сержант Епифанцев возомнил себя вершителем судеб, поднял руку на ребят из нового пополнения! Я возмущен, случившимся! Он, наверное, забыл, как мы его спасали год тому назад от «дедовщины»! Забыл, как слезы лил рекой и соплями умывался! А теперь, скоро дембель, можно отыгрываться на молодых солдатах? Нет, дорогой, «дедовщины» в моем полку не будет! Запомните это все! Я ко всем обращаюсь! К офицерам это относится в первую очередь! С них спрос будет особый! Солдаты, я хочу, чтобы вы, когда вернетесь из армии домой, с теплом вспоминали годы, проведенные в ней, и на всю жизнь сохранили настоящую мужскую дружбу…
Пыльная проселочная дорога. Ромка и его товарищи на марше. Это первый в их жизни маршбросок. Вымотанные солдаты в полной боевой выкладке как стадо слонов громыхали сапогами, обливаясь на жаре потом.
— Не отставать! Живее! Плететесь как сонные мухи! Подтянись! Бахметьев, дыши глубже! — старший сержант подгонял отставших.
— Не могу, товарищ старший сержант! Сил моих больше нет!
— Нет такого слова «не могу». Есть слово «надо»! Уяснил?! Почему другие могут?!
— Давай, Бахметьев! Давай! — хрипло подбадривал, бегущий рядом с солдатом, капитан Кашин. — Давай, мужики, еще немного осталось! Последний рывок!
Изредка капитан исподтишка, имитируя боевую обстановку, запаливал шнуры и разбрасывал по сторонам взрывпакеты. Они взрывались, при этом Кашин командовал: «Воздух!» Все должны были при этой команде тут же бросаться ничком в дорожную пыль. Особенно ему нравилось швырять взрывпакеты в попадающиеся по пути редкие лужи. Грязные брызги разлетались веером словно осколки в разные стороны.
— Дай сюда! — офицер забрал у задыхающегося, вконец измочаленного Бахметьева автомат. — Ну, давай же! Давай! Чего раскис как тряпка? Возьми себя в руки!
Наконец-то показалась долгожданная зеленая рощица со сторожевой вышкой стрельбища и песчаным карьером, где проводились стрельбы. Добежав до нее, солдаты в изнеможении в насквозь сырых от пота гимнастерках повалились в луговые ромашки. Кто закурил, кто жадно прикладывался к фляжке, кто просто лежал и смотрел в высь неба, где одиноко крошечной точкой кружил коршун, кто уже забылся в полудреме, закрыв глаза. Почти ни кто не разговаривал. Все смертельно устали. Отовсюду слышался веселый птичий щебет и неугомонное стрекотание кузнечиков.
— Горюнов! Распорядись, чтобы портянки перемотали. Не хватало мне еще калек с кровавыми мозолями, — капитан отдал указание старшему сержанту.
После получасового перекура по приказу капитана Кашина старший сержант поднял солдат. На длинном грубосколоченном столе сержанты разложили и вспороли зеленые «цинки». Начались стрельбы. Ромка и остальные со стороны наблюдали, как стреляет первый взвод.
Особенно всех удивил Коля Сайкин: вместо коротких очередей, он шарахнул по мишеням одной длинной, да так, что даже ствол у автомата задрался вверх. Наверное, весь рожок «в молоко» зараз опустошил.
— Рядовой Самурский!
— Я!
— На огневой рубеж!
Ромка выбежал на позицию, улегся за невысоким бетонным столбушком, врытым в землю. В конце карьера перед высоким насыпным валом маячили четыре стоячие черные мишени, а чуть ближе, в стороне от них, на бетонной стенке, испещренной «оспинами» — ряд банок из-под пива, по которым ради забавы одиночными лениво постреливал из своей «пукалки» капитан Кашин, стоящий в стороне.
Ромка Самурский с чуть отросшими за полтора месяца службы светлыми волосами был похож на торчащий из-за столбика одуванчик. По команде сержанта он короткими очередями как в голливудском боевике сразу уложил все мишени. И уже без приказа, поведя ствол чуть в сторону, шарахнул по ряду банок, которые под пулями разлетелись в разные стороны. У всех вытянулись удивленные лица. Капитан в восхищении громко присвистнул, сдвинув просолившуюся от пота кепку на затылок.
— Ну, дает, ковбой!
— Учитесь, горе-стрелки у своего товарища! — сказал старший сержант Левкин, обращаясь к уже отстрелявшимся неудачникам.
