Прапорщик: — Значит так. Поздравляю вас, сука, с прибытием в четыреста двадцать девятый орденов Богдана Хмельницкого, Кутузова и еще какого-то Сутулого мотострелковый полк. Или, попросту говоря — «Моздок-7», сука. Я старшина роты связи, старший прапорщик Савин. Служить теперь будете под моим непосредственным началом. Ну и под началом майора Минаева, конечно.
Он кивает на кучу тряпья, на которой, укрытый бушлатами, спит пьяный майор. Наливает водки, выпивает, закуривает.
— У нас в роте есть еще человек пятнадцать, десятеро из них выполняют правительственное задание по восстановлению конституционного порядка на территории Чеченской республики Ичкерия, сука. Мы с майором только что оттуда. Даст Бог, и вы туда доберетесь. Пятеро где-то здесь шарятся, но я их давно уже не видел, сбежали, наверное, сука. Полк этот, прямо скажем, не самый передовой, а уж рота вам досталась не приведи Господь, сука, вот, видите, с чем майор тут ночует, — он стучит металлическим прутом по столу, чуть не разбив при этом бутылку, — так что если будут возникать проблемы с нашими соседями по казарме — ротой разведки — сразу говорите мне, я тут всех отхреначу. Ну, вы наверное уже сами все поняли. Самим тоже не бздеть, сдачи давать, понятно?
Солдаты вяло: — Так точно.
Савин: — И никогда не пейте с майором Минаевым, сука, — он кивает на кучу бушлатов. — Со мной можете выпить, со старшим лейтенантом Бондарем можете выпить, с прапорщиком Рудаковым можете, если он вам предложит, конечно, но с майором Минаевым — никогда. Понятно?
Солдаты: — Так точно.
Старшина: — У кого почерк красивый?
Сидельников: — У меня.
Старшина: — Иди сюда. Остальные свободны.
Он достает из ящика стола красную книгу.
Старшина: — Как тебя зовут?
Сидельников: — Рядовой Сидельников.
Старшина: — Зовут тебя как?
Сидельников (громче): — Рядовой Сидельников!
Старшина: — У тебя имя есть?
Сидельников: — Аркадий.
Старшина: — Райкин? Откуда ты?
Старшина: — Из Москвы.
Старшина: — На. Впиши вас в штатку, сука.
В штатке тридцать четыре фамилии, напротив половины из них запись СОЧ, напротив других — «На выполнении боевого задания».
Сидельников: — Товарищ прапорщик, а что такое СОЧ?
Старшина: — Самовольное оставление части. Дезертиры они. Сбежали.
Сидельников: — И лейтенант Пухнов тоже?
Старшина: — Да. Он срочник был, после института, двухгодичник. Дедовщины испугался.
Сидельников ставит номер 35 и пишет «Сидельников Аркадий Аркадьевич».
Старшина: — Так ты у нас еще и Аркадьевич? Да, тяжело тебе здесь придется, Аркадий Аркадьевич из Москвы. Сука… Значит, мы с разведротой в наряд по очереди хотим, сука. Сегодня они дневалят. Завтра заступишь ты и… рядовой Зеликман.
На плацу дневной развод. Под бой барабана суточный наряд проходит торжественным маршем мимо дежурного по полку. У половины солдат нет сапог и они маршируют в тапочках, стуча пятками по асфальту. Тапочки разлетаются, солдаты идут босиком.
Мимо плаца идет лейтенант с перевязанной рукой, группа солдат копает яму около казарм. Они в одних штанах, грязные, все в пыли. На тросу тащат сгоревшую машину. Жарко, яркое солнце.
Сидельников стоит на тумбочке, он дневальный. За его спиной на стене висит щит: «Расписание занятий роты разведки», посередине расписания большими буквами: «Рота на выполнении правительственного задания». Видно, что эта надпись не менялась уже давно. День, яркое солнце, жара. По коридору идет только что проснувшийся здоровенный полуголый парень, сильно загорелый, накачанный. Он в одних штанах, шаракает тапочками, в руке зубная щетка и паста, на плече полотенце. Проходя мимо Сидельникова походя бьет его ногой в живот, так, для развлечения. Сидельников отлетает к стене, сгибается, сползает на пол. Сверху на него падает щит. «Рота на выполнении правительственного задания».
ЗТМНочь. Сидельников спит, сидя около тумбочки на табуретке и положив под голову подушку. Через окно слышно, как к казарме подъезжает БТР, светят фары. Крики, команды, на асфальт прыгают люди, суета. Начинает лаять собака. Крики: «Заткнись, сука!», потом два одиночных выстрела. Визг.
Сидельников летит с табуретки на пол, ошалело оглядывается.
Очередь за окном, в небо взлетают трассера. Затем — противный резкий свист, словно летит мина. Сидельников забивается в угол, обхватывает голову руками. Свит прерывается резкой вспышкой, вспыхивает сигнальная ракета. Это не мина — сигналка.
Дверь сильно дергают, начинают тарабанить в неё ногами. Сидельников открывает. Входит здоровенный пропыленный майор, разгрузочный жилет на нем нараспашку надет прямо на голый торс. Майор весь увешан оружием, на поводке он тащит собаку, почти задушив её.
Майор: — Ты кто?
Сидельников: — Дежурный по роте связи рядовой Си…
Майор: — Спишь, пидарас?
Он сильно ударяет его коленом, Сидельников падает.
Майор: — Открывай оружейку!
За ним в казарму заходят разведчики. Это здоровые накаченные парни, на всех запыленная грязная форма, разгрузки, голый торс, оружие. Сидельников открывает оружейную комнату, майор: «Быстрей, быстрей», кидает автомат в ящик, расписывается в книге сдачи оружия, идет в каптерку. Разведчики раздеваются, ходят по казарме, умываются, готовятся ко сну. Все уставшие.
Из каптерки кричит майор:
— Смешной! Смешной!
В каптерку заходит Смешной.
Майор: — Надо водки, два пузыря. Этого, на тумбочке, не посылай, сам сходи. Сейчас ко мне придет майор Арзуманян, ну, тот танкист, который помогал нам это долбанное село штурмовать. Мы с ним будем пить водку. Давай, у тебя двадцать минут.
Смешной выходит.
Майор: — Дневальный!
Сидельников вбегает в каптерку:
— Дежурный по роте свя…
Майор: — Ты чё, из учебки что ль?
Сидельников: — Так точно.
Майор: — Принеси хлеба. И пожрать че-нить.
Улица, обшарпанная стена здания, окно. Сидельников стучит в окно. Никто не отвечает. Он стучит еще. В окне загорается свет, одергивается занавеска. Внутри видно большую плиту, котлы — это столовая.
Женщина в белом халате: — Чего тебе?
Сидельников: — А дайте пожалуйста хлеба. Мне в отпуск надо, а меня командир не отпускает, говорит — «пока не проставишься, никуда не поедешь». Дайте, пожалуйста, буханку, а я вам потом заплачу, у меня отпускные будут…
Где-то стреляют, далеко на станции трогается поезд.
Женщина: — Господи, и кто ж вас только присылает сюда таких. Мальчишки ж еще совсем…
Она повторяет:
— Еще совсем мальчишки.
Она уходит вглубь столовой, приносит буханку хлеба и тарелку с котлетами.
Женщина: — На вот. Отдай своему командиру. Пускай он тебя домой отправит.
Она закрывает окно.
Сидельников: — Спасибо.
В казарме. Сидельников моет пол. В каптерке пьют офицеры. Раздается выстрел.
Арзуманян: — Почему нам не дали додавить это оборзевшее село? А? Еланский? Кто нас подставил? А? Мы же их загнали в горы уже, один рывок остался, один бросок — и вдруг отход! Почему? Почему? Нам до школы оставалось двести метров, заняли бы школу и всё, село наше! Бредовая страна, бредовая война. Кто продал эту войну, кто платит за неё нашими жизнями, а? У меня тридцать двухсотых, понимаешь, Еланский, тридцать! Три машины сгорели! Я сейчас за людьми еду, наберу новых молокососов и опять их в бойню! Они же не хрена не умеют, пиздишь их пиздишь, а они только подыхают пачками. Кто за это отвечать должен, а?
Сидельников с ведром переходит к двери каптерки.
Арзуманян, увидев его: — Эй, боец! Поди-ка сюда.
Сидельников входит в каптерку и останавливается в дверях. Рукава у него закатаны, в руке тряпка.
За столом сидят майор Еланский и Арзуманян, на столе водка, открытые консервы, котлеты в тарелке.
Еланский сидит, откинувшись в кресле и смотрит в потолок. На коленях у него стоит автомат. Еланский медленно оттягивает затвор и стреляет вверх. Потолок уже весь пробит, понятно, что туда выпущено уже несколько магазинов, майор стреляет так не первый день.
Арзуманян: — Че вы, суки, дохнете, а? Чему вас в учебках учат? Вот тебя чему учили? Тебя стрелять учили или нет?
Сидельников: — Учили.
Арзуманян: — Учили, бля… И сколько раз ты стрелял?
Сидельников: — Два.
Арзуманян: — Два. Суки.
Он разливает водку по стаканам, майор стреляет, штукатурка сыплется прямо в разлитую водку.
Арзуманян: — Ну, не чокаясь.
Они выпивают.
Арзуманян наливает Сидельникову: — На выпей.
Сидельников выпивает.
Арзуманян: — Пойдешь ко мне в танкисты? А? Пошли, завтра полетишь со мной в Шали. Полетишь, а? Там из тебя сделают запеканку. И из меня. Еланский, отдай мне его.
Еланский исподлобья тяжело смотрит на Сидельникова. Он уже плохо соображает. Ничего не отвечая, он задирает голову вверх и снова стреляет.
