Генерал нетерпеливо крутил стриженой головой. Оглядывал командиров, артиллеристов, разведчиков, связистов, авиационных наводчиков. Не ожидая неуместных и нелепых вопросов, готовился отпустить их из натопленной палатки наружу, в сырое пространство, где горбились танки и боевые машины.
— Вопросы? — повторил он, поглядывая на столик, уставленный телефонами и рациями, возле которых дежурил связист.
Кудрявцев наблюдал офицеров и видел, как по-разному они восприняли приказ министра. Одни — и среди них комбриг морпехов — не обсуждали приказ. Озабоченные и суровые, уже думали над тем, как его исполнить. Были среди колонн, сажали под броню экипажи, заботились о том, чтобы с колоннами в город, не отставая, вошли наливники, грузовики с боеприпасами, санитарные машины и кухни. Другие — и среди них его командир, — огорченные и раздосадованные, сетовали по поводу сорванного новогоднего ужина, молча костерили генерала и министра, надумавших затаскивать в город войска в новогоднюю ночь, обрекая их на унылый ночлег в железных машинах, лишая возможности посидеть у горячих печек, в накуренном кунге за жаревом, за бутылкой, за анекдотами и песнями под гитару. Третьи, что помоложе, — такие, как начальник разведки, поводивший в разные стороны золотыми бравыми усиками, — радовались нежданному броску, возможности отличиться, оказаться на виду у начальства, заслужить награды и звания. Четвертые — немногие, такие, как начальник штаба, — мучились несогласием, не решались высказать его генералу. Были готовы промолчать, унести с собой свое несогласие.
Начальник штаба смотрел на комбрига, пытался поймать его взгляд. Своим страдающим несогласным взглядом побуждал комбрига высказаться от имени офицеров бригады. Но комбриг молчал.
— Разрешите вопрос, товарищ генерал? — Начальник штаба обратил к генералу желтое худое лицо, изведенное недомоганием и бессонницей.
— Говорите! — недовольно сказал генерал, досадуя на промедление.
— Есть несколько замечаний к изложенному плану операции. — Начальник штаба жадно глотнул горячий, наполненный дымом воздух, словно готовился кинуться в воду, в плотную безвоздушную глубину, собирая для смертельного прыжка все оставшиеся силы. — Должен доложить, что в штабе бригады нет достаточной информации о противнике. О численности, вооружении, местах дислокации, способах противодействия. Бригада из-за нехватки времени была лишена возможности произвести разведку собственными силами, а из оперативной группы так и не поступили сведения, основанные на данных агентуры…
Генерал удивленно выкатил круглые, набухающие гневом глаза. Ноги в чувяках и шерстяных носках заняли устойчивую позицию, словно он готовился нанести боксерский удар в некрасивое, с утиным носом, лицо начштаба. А тот уже не желал замечать грозившей ему опасности.
— Мне кажется, продвижение бронеколонн сквозь городские кварталы без поддержки пехоты, без предварительного выставления блокпостов на маршрутах противоречит классической тактике боя в условиях города. В академиях нас учили использовать опыт последних войн. Есть опасность подставить технику и личный состав под удары гранатометов и снайперов…
Офицеры, уже готовые разойтись, унести с собой неожиданный, наполненный нелепостями и противоречиями план операции, чтобы на свой страх и риск приступить к его выполнению, заполняя пробелы и бреши своим опытом, умением и трудолюбием солдат, надеждой на военную удачу, — офицеры зашептались, затоптались, закрутили головами, поддерживая отважного начштаба, рискнувшего, как неблагоразумный самоубийца, возразить приказу министра.
— К тому же отставание тыловых частей и связанная с этим нехватка горючего и боеприпасов могут привести к осложнениям в ходе боевых действий. Неукомплектованность подразделений, неслаженность сводных полков, слабая подготовка личного состава, в основном первого года службы, могут привести к большим потерям в таких сложных условиях боя, как большой город…
Генерал багровел на глазах, словно на него навели красный фонарь. Щеки его становились пунцовыми, как раскаленная стенка печки. Он чувствовал настроение офицеров, осмелевших после выступления начштаба, готовых забросать начальника градом вопросов, замечаний, сомнений. Багровея, он стискивал белым костяным кулаком инкрустированный кий.
— В силу сказанного, — завершал выступление начштаба, глядя не в лицо генералу, а на его восточные чувяки, попиравшие карту города, — кажется целесообразным перенести на неделю сроки вхождения в город. Провести интенсивную разведку по маршрутам движения. Составить подробные карты-схемы с указанием для каждого блокпоста его места, название улицы, номер дома. Совершить привязку артиллерийских целей на перекрестках и крупных объектах, которые противник может использовать в качестве опорных пунктов. Время отсрочки употребить для ускоренного слаживания, подготовки личного состава подразделений… У меня все, товарищ генерал…
Он умолк, изумляясь своей смелости. На мгновение вокруг него образовалась пустота, как вокруг упавшего в воду камня. В эту выдавленную пустоту через секунду должны были хлынуть раздражительность и нетерпение офицеров. И, упреждая их, генерал шагнул к начштаба, с хрустом давя чувяками карту города, наступая подошвами на президентский дворец, на центральную улицу, на здание вокзала под фиолетовыми зимними фонарями, на стальную черно-белую колею, отражавшую ледяные огни.
— Кто вы такой, что беретесь обсуждать приказ министра обороны! — Генерал повысил голос, почти кричал, придавая своему голосу нарочитый клекот и хрип. — Вы рассуждаете, как самоучка, допущенный до полковых учений! Знаете ли вы, что план разработан в Главном оперативном управлении с учетом данных космической и агентурной разведки?! Полностью согласован с политическим руководством страны!.. Его дорабатывали в штабе округа!.. Он доведен до вас после того, как над ним работали десятки лучших штабистов!..
Генерал утвердился в своем превосходстве. Видел, как съежился начальник штаба, вжал узкую голову в плечи. На его желтоватом, изможденном лице появились белые, смертельные пятна.
— Операция носит бескровный, чисто демонстративный характер, — продолжал генерал. — Она не потребует от вас широкомасштабных уличных боев, как в Берлине в сорок пятом году… По оперативным данным, противник уже покидает город, просачивается из него малыми группами. Надо только поднажать, понаделать побольше шуму, погреметь броней, и он откатится назад. Чеченцы — это все сплошь бандиты и воры, способные грабить поезда и магазинные кассы. Они разбегутся при виде скопления техники. Поэтому, повторяю, план предполагает продвижение сплошными колоннами, размещение на открытых участках города!
Генерал, крупный, сильный, багровый, чувствовал свое моральное и физическое превосходство над чахлым и болезненным начштаба. Согнул его, продолжал сгибать и ломать, а вместе с ним и молчащих, отступивших офицеров, отдававших на генеральскую расправу незадачливого товарища. Кудрявцев чувствовал их муку, малодушие, неспособность поддержать одиночку. Комбриг отводил глаза, не желал встречаться ими с генералом, начальником штаба и с ним, Кудрявцевым, искавшим командирский взгляд.
— Может быть, вы просто боитесь? — издевался генерал. — Может быть, вам просто не хочется отрывать зад от теплой печи? Может, вы предпочитаете поддать в новогоднюю ночь? У нас в последние годы развелись офицеры, привыкшие к тыловым харчам и боящиеся боевых как черт ладана… Если вы трус, пишите рапорт, я отстраню вас от операции! Товарищи пойдут без вас, а с вами мы потом разберемся отдельно!
Кудрявцев видел, как оскорблен начальник штаба. Как трусливо молчит комбриг. Как сникли подавленные офицеры. Испытывал стыд, отвращение к генералу, презрение к комбригу. Был готов выступить из-за спины офицеров и бросить в лицо обидчика яростные, безумные слова. Но громко, особым звоном заверещал телефон, связист поспешно схватил трубку и доложил:
— На связи Первый, товарищ генерал!
Генерал изменился в лице, согнал с него властное, беспощадное выражение, обретая другое — предупредительное и почтительное. Крепко сжал трубку.
— Слушаю вас, товарищ министр!.. Так точно, товарищ министр!.. Приказ доведен до войск, товарищ министр!.. Отношение боевое, бодрое, товарищ министр!.. А куда нам деваться — только вперед!.. Поздравляю вас с днем рождения и с наступающим Новым годом!.. Будем рады вас видеть в Грозном и, как говорится, чокнуться с вами в президентском дворце!.. Спасибо!.. Спасибо за все!.. Все будет выполнено, товарищ министр!..
Кудрявцев слышал разговор. Представлял московское беломраморное здание министерства, огромный кабинет с портретами царей, полководцев, огромный глобус, перед батареей цветных телефонов — праздничный, энергичный, с веселыми глазами десантника министр. Выставил погон с золотой звездой. Посылает им боевой привет в чеченские холмы и предгорья.
