Владимир Першанин - Последний бой штрафника

К тридцатому сентября на плацдарме площадью около 70 километров сосредоточились силы 27-й и 40-й армий, части 3-й гвардейской танковой армии. Плотность войск была огромной. В то же время не хватало артиллерии и танков, бои шли жестокие.

Наши войска предприняли одну из самых крупных воздушно-десантных операций. В районе Великого Букрина был сброшен десант численностью около десяти тысяч человек с артиллерией и минометами.

К сожалению, опыта в таких операциях у нас еще не хватало. Десант сбрасывали в ночное время. Из-за ошибок и неправильных ориентиров часть десантников была сброшена (или снесена ветром) на огромное водное пространство Днепра и утонула.

Парашютные роты и батальоны приземлялись на позиции немецких войск и уничтожались еще в воздухе пулеметным огнем. Десантники, хорошо обученные и вооруженные большим количеством автоматов, сражались отчаянно. Немцы несли потери, кое-где обращались в бегство, но место и время операции было выбрано неудачно. Восемь тысяч десантников погибли, немногие попали в плен, а две тысячи прорвались в расположение наших войск и в партизанские леса.

В начале октября за короткие сроки был построен мост длиной 700 метров, соединяющий левый берег с Букринским плацдармом. Шла активная переброска танков и тяжелой техники. Наша бригада переправлялась на плацдарм примерно 10-12 октября. Помню, что шел дождь, и немцы вели огонь из тяжелых орудий. Снаряды поднимали фонтаны воды и песка, блестевшие при свете ракет. Когда взрывы происходили на глубине, вздымались бугорчатые холмы илистой и песчаной смеси.

Я сидел, высунувшись по пояс. Остальные люки тоже были открыты. Попасть в узкую нитку моста не просто. Кроме того, вела огонь наша артиллерия. Перебрались благополучно, по крайней мере танковые батальоны с десантом. В других подразделениях бригады имелись потери, но сравнительно небольшие. Когда наконец миновали мост и поднялись на берег, настроение сразу улучшилось. Под гусеницами была надежная земля, а не колыхающийся настил, который мог в любой момент оборваться и затянуть махину танка в черную холодную воду. Истинное положение дел мы не знали. Считали, что через считаные дни будем в столице Украины. К сожалению, действительность оказалась намного сложнее, чем мы ожидали.

Наш второй батальон под командованием майора Плотника шел по бездорожью в северо-западном направлении. За два года войны я повидал достаточно. Оказывается, что такое плацдарм, представлял еще очень слабо. Бои здесь шли уже недели три, земля была сплошь изрыта воронками от бомб, снарядов, мин. Некоторые величиной с котлован, заполненные водой. Сюда попали авиабомбы весом пятьсот килограммов или тонну.

Разбитые, сгоревшие танки, сплющенные обломки орудий всевозможных калибров, остатки грузовиков. В перепаханных взрывами траншеях копошились под дождем солдаты. Сначала, форсируя Днепр, этот кусок земли обстреливали мы, а сейчас сыпят бомбы и снаряды немцы. Впрочем, не только немцы. Мы уже знали, что «величайшую битву» за Германию ведут румыны, венгры, и даже наши земляки: эсэсовские батальоны донских казаков, полки «русской освободительной армии» генерала Власова, украинские части.

Рота старшего лейтенанта Хлынова окапывалась в раздолбанном снарядами леске, метрах в двухстах от переднего края. По сравнению с пехотой — почти в тылу. Впрочем, вряд ли на плацдарме имелся тыл. Даже самое безопасное место под высоким днепровским обрывом, где располагались штабы, санитарные пункты, склады, лежали сотни раненых, обстреливалось минами и увесистыми снарядами мортир. Все это я успел разглядеть на рассвете, когда мы поднимались на берег и какое-то время стояли в ожидании дальнейших команд.

Капониры для танков копают обычно все, невзирая на звания и должности. Считай, что повезло, если не бросили в атаку прямо с марша. А если так, то окапываться надо как можно быстрее. Снаряды не разбирают званий и должностей. Мой боевой опыт пока пригодился в одной существенной мелочи. Я приказал еще там, на левом берегу, обзавестись нормальным шанцевым инструментом. Слава Февралев — молодец! Команду понял сразу и притащил вместе с помощниками штук пять штыковых и совковых лопат, ржавый лом и такие незаменимые штуки, как киркомотыги. Целых три штуки. Не иначе, умыкнул у саперов.

Подобное понимание нас сразу сблизило, и я обрел надежного заместителя, хорошо знающего каждый экипаж. Часа за три наш взвод первый из роты врылся по башни в днепровский чернозем, перевитый корнями кленов и тополей. Пришлось одолжить командирам двух других взводов часть инструментов.

Сели перекурить. До фрицев (а может, румын или власовцев) было с полкилометра. Для плацдарма, где наши и вражеские окопы зачастую утыкаются друг в друга на бросок гранаты, такое солидное расстояние означало, что нас пока не собирались направлять в бой.

На плацдарме никогда не бывает тишины. И переправлялись мы под огнем, и сейчас стрельба продолжается то слева, то справа. Пасмурную влажную морось прорезают трассеры пулеметных очередей. Нам тоже дают понять, что здесь не просто кусок земли, а плацдарм, с которого нас обязательно столкнут.

С закрытых позиций бьют гаубицы-стопятки. Вперемешку: фугасными, осколочными и бризантными снарядами. Бризантные снаряды — поганая штука. Взрываются на высоте метров сорока и ниже, осыпая траншеи градом осколков. Плацдарм напичкан людьми и техникой. Осколки легко находят цель. Для закопанных в землю танков главная опасность — тяжелые фугасные снаряды, но они падают с большим рассеиванием. Вероятность прямого попадания невелика, однако нервы все равно играют. Вскоре открывают огонь наши гаубицы с левого берега, и немцы замолкают.

Похоже, что нас еще не нащупали. Мы сумели быстро окопаться в лесу. Перед нами две линии траншей и позиции легких пушек. Ближняя к немцам траншея располагается вдоль болотистой низины и узкой речушки, одного из многочисленных притоков Днепра.

— Зачем нас сюда поставили? — петушиным голоском возмущается восемнадцатилетний командир второго взвода. — Впереди овраг да болото. Как будем наступать?

Другой младший лейтенант согласно кивает. Я так и не запомнил их фамилий. Один темный, с заостренным смуглым лицом (может, постоянно чумазый), а второй — низкорослый и рыжеватый. Хлынов не удостаивает их ответом и приказывает получше замаскировать машины. Этим мы и занимаемся, иногда прячась под танки, когда снова начинается обстрел.

Выбрав время, иду в ближайшую траншею познакомиться с соседями. Рота в количестве человек тридцати редкой цепочкой занимает линию траншей протяженностью метров двести. Лейтенант с перевязанной шеей угощается моими папиросами и рассказывает о положении дел.

Ничего веселого. Рота, усиленная отделением противотанковых ружей, находится здесь неделю. Раза три пытались атаковать, отбили несколько атак противника. Разок схватились даже врукопашную, и лейтенант застрелил двух фрицев. Ротным его назначили дней десять назад, когда на левом берегу во время бомбежки убили командира роты. Из ста сорока человек, считая бронебойщиков, осталось менее четверти личного состава.

— Хорошо, что вас прислали, — солидно рассуждает вчерашний взводный, старожил по меркам плацдарма, неделю воюет. — Если прислали танки, жди наступления.

У меня на этот счет другие мысли. Спрашиваю насчет артиллерийской поддержки. Ротный сообщает, что от батареи легких полковых пушек осталось всего одно орудие, но левее располагается батарея дивизионных трехдюймовок. Правда, их что-то не очень слышно. Зато неплохо помогают гаубицы с левого берега и штурмовики «Ил-2», которые прилетают хоть и редко, зато в любую погоду. Немецких самолетов не видно, но это пока облачно. Развиднеется, обязательно появятся.

Пачка папирос быстро пустеет. По штучке берут бойцы, все в мокрых шинелях, перемазанные землей. Лейтенант жалуется, что с куревом и едой плохо. Подвоза нет, кормят раз в сутки. Выручают свои же убывшие (убитые и раненые). По ведомости вчера доставили харчей и водки на семьдесят человек, а в роте оставалось сорок. Сегодня уже тридцать.

— Сушиться есть где? — спрашиваю я.

— Есть. На моем участке два хороших блиндажа от фрицев остались. И дот. Вон в десяти шагах отсюда. Только огонь не разведешь, сразу стрельба начинается. Пойдем, дот покажу.

Немецкий железобетонный дот сделан добротно. Но для обороны не пригоден. Толстая метровая стена с амбразурой и металлической заслонкой смотрит на восток, а стенка на западной стороне вдвое тоньше, и амбразурой служит низкая дверь, из которой мало что видно. Зато своды колпака толстые и, по словам ротного, держат даже разрывы гаубичных снарядов. Только крошатся.

— Во, глянь, трещины, — показывает лейтенант. — Если шестидюймовая чушка свалится, пожалуй, сплющит. В земляных щелях, конечно, надежнее, но там воды по колено. Наступать будете?