– На сказку похоже, – недоверчиво сказал Дмитрий.
– Верно, Митя, – упер ему в грудь обрубок пальца Солодянкин, – так и люди говорят: истинно сказачно! Однако не только золото – всё там на особицу. Самоцветы, сказывают, ну вот просто как у нас галечка. Повсюдно. Ребятишки ими, как обнаковенно камешками, играются. Фрукты – там тебе яблоки, груши всякие, канпот – это и за фрукты не считают, просто в лесу растут, как у нас вон шишки. Истинно райская земля! А еще, скажу я вам, ребята…
– Иваныч! – сердито закричал от вашгерда старик Туман. – Где вторая банка с ртутью? Всё лясы точишь, а дело стоять будет?
– Сейчас! Ох, наклеит он мне! Куда я ее, проклятую, засунул?.. Сейчас! – Припадая на деревянную култышку, Солодянкин заспешил к Евсеичу.
Дмитрий проводил его все еще оторопелым, растревоженно-удивленным взглядом, крякнул:
– Горазд врать старик.
– А он ведь не все врет, – откликнулся Петр. – Одна половина – брехня, вторая – правда.
– Это которая же половина правда?
– Вот этого не знаю. Перемешано у него все.
– Н-да. – Дмитрий хмыкнул, зачем-то ощупал трубку, забытую солдатом, и задумчиво склонился над костром.
Петр отвалился на спину, заложил руки под голову. Трава пахла жизнью и привольем. Неторопко, плавно покачивались в небе над головой верхушки сосен, царапали высокие пушистые облака. Облака рвались, и тогда распахивалось яркое голубое бездонье. «А над Африкой – там какое небо?» – подумал Петр. Он прикрыл глаза, но облака продолжали ходить над ним и курчавиться, только теперь они сделались черными. «А море – какое?» Представить его он не мог. Вспоминалась лишь картинка из какой-то книжки, море на ней было игрушечно-лаковое. Море покачивалось. Оно было ласковое и теплое… Петр заснул…
3
Арсений Владимирович, инженер, выйдя из конторы, остановился на крыльце, лениво оглядывая заводскую улицу. Была суббота, впереди маячил пустой вечер, и Арсений Владимирович размышлял, пойти ли сегодня на преферанс к отцу Ипату или заложить лошадку да катануть в Екатеринбург.
– Дозвольте, господин инженер, если время есть, спросить вас кое о чем, – прозвучал совсем рядом звонкий, уверенный баритон.
Только тут Арсений Владимирович заметил у крыльца двух рабочих парней. Один, белобрысый гигант, смущенно мял в руках потрепанный картуз, второй, чуть пониже ростом, потемнее, сухопарый, смотрел прямо, чуть прищуренно. «Этот и обратился», – определил Арсений Владимирович и благосклонно кивнул:
– Спрашивай, что ж такого.
Парни шевельнулись.
– Вы человек образованный, должны знать… Есть такая страна Африка. Разговорились мы тут… Правда ли, что в той стране много золота, а заводов, приисков, как вот у нас, почти что и нет?
– В Африке? – Брови Арсения Владимировича полезли вверх. Он был и смущен вопросом врасплох, и позабавлен. – Эвон куда вы, братцы, удочку закинули! Как говорится, за тридевять земель. Что это она вас так заинтересовала?
– Да как сказать? Любопытствуем. А спросить не у кого. Вы уж на нас не обидьтесь.
– Какая обида!.. Право, не знаю, что и ответить. Африка – страна, конечно, богатейшая, это верно. И золото там, и алмазы, и даже львы и слоны. Как говорится, девственная, нетронутая природа. Дикость, однако… негры, тропики… – Арсений Владимирович соображал, что же еще он знает о том далеком континенте. – Вы грамотны ли?
– Грамотные.
– Хм! – Инженер мизинцем почесал нос. – Вот есть, к примеру, книга Гончарова «Фрегат “Паллада”», там Африка среди прочих стран, помнится, описана. Еще был такой путешественник Ливингстон, англичанин. Его книгу тоже можно найти… А больше, пожалуй, и не припомню ничего. – Он развел руками.
– И на том спасибо. Извините еще раз. – Поклонившись вежливо, парни отошли и двинулись вдоль улицы, неторопливые, большие, сильные.
Арсений Владимирович смотрел им вслед с улыбочкой.
На крыльцо выпорхнул конторщик Додонов. Инженер обернулся к нему:
– Милейший, не скажете ли, что это за люди?
– Это-с, Арсений Владимирович, рабочий наш с шахты, Ковалев фамилия. И дружок его Бороздин. А что-с?
– Да так… Чудаки! Интересовались, что за страна Африка и много ли там золота. Смех!
– Действительно-с, смешно. – Додонов захихикал. – Уж не желают ли некий променад до Африки совершить? – Он снова захихикал.
Не знал Додонов, куриная голова, что так оно на деле-то и было…
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ.
ЧУЖЕДАЛЬНЯЯ ЗЕМЛЯ
1
Августовское солнце лениво вползало на небо. Над холмистым разливом саванны[5] стоял нестихающий шелест сухих зимних трав. Редкие одиночные деревья, похожие на грибы с загнутыми кверху шляпками, выглядели уныло.
Впереди показался город. Издали он напоминал внезапно возникшую в степи рощу. Только вся она была испятнана красными крышами домов.
– Должно, изрядный городишко, – сказал Дмитрий.
– Тысяч десять жителей будет, – прикинул Петр. – С нашим заводом сходит.
Они глянули друг на друга и уже без слов решили, что в этот город зайдут. Что ни говори, за плечами полторы тысячи верст по этой странной, чужой африканской земле – по горам, диковинному лесу, через сплошняковые заросли кустарников, по степи. Правда, почти сутки ехали железной дорогой, но ведь все остальное – на своих двоих, лишь кое-где на медлительных фермерских повозках. Матросские робы, в которых парни бежали с французского парохода, превратились в лоскутья. Уже дважды меняли обувь, но и теперешние сапоги годились только на то, чтобы выбросить.
У пригородной фермы они помылись в оросительной канаве и, закинув тощие котомки за плечи, двинулись к городу.
– Батожки-то выбросить надо, – сказал Петр, и увесистые сучковатые палки, славные их помощники и защитники, полетели в траву.
Город показался им приятным. Среди вечнозеленых деревьев стояли красивые дома, светлые и легкие, крытые черепицей. Улицы были широченными, как площади, и малолюдными. Вялые, неторопливые быки тащили по мощеной дороге тяжелые фуры с кладью. Несколько негров несли громадные корзины с фруктами и овощами. Сообразив, что носильщики и упряжки движутся к базару, парни пошли за ними.
Базар был большой, оживленный. Меж длинными рядами повозок сновала пестрая и шумная, гомонливая толпа.
Им бы влезть в эту толкучку, затеряться в ней – и все, возможно, повернулось бы совсем по-иному. А они, остановившись у края базарной площади возле повозок, заспорили. Очень уж привлекла Дмитрия морковь.
– Ты погляди, Петро, морковка. А? Совсем как у нас в Березовском!
– Успеется, Мить. Одеться сначала надо, сапоги вот сменить.
У них еще оставались несколько серебряных рублей, царский золотой червонец да мелочь, подработанная в пути на плантациях.
– Только связочку одну, – не унимался Дмитрий. – Очень хочется морковки похрумкать.
Они не заметили, как совсем близко подошли два рослых полицейских во франтоватых мундирах и длинных рейтузах из темно-синей саржи. Полицейским давно уже примелькались многочисленные уитлендеры, чужеземцы, но эти русые бородатые гиганты с облупившейся от солнца кожей, обветренные и грязные, разговаривали на каком-то особом, ни разу не слышанном языке.
Небрежно притронувшись к каске, полицейский сержант шагнул ближе и спросил, кто они такие. Вопроса парни не поняли, но сразу сообразили, что перед ними представители власти.
– Этого еще не хватало, – буркнул Петр и тут же, сделав лицо приветливо-вежливым, объяснил со всеми, на какие был способен, подробностями: – Бур. Трансвааль. Претория. – И показал пальцами: идем, шагаем туда.
– Бур, – сказал сержант (у него прозвучало: буэр) и потыкал себя в грудь.
– Претория? – обрадовался Петр и повел рукой на город.
Сержант покачал головой:
– Блюмфонтейн. – И теперь ткнул в грудь Петра: – Еуропа?
– Чего?.. Нет, Россия. Русские мы. Россия. Слыхал?
– Русслянд? – удивился сержант.
Он тут же принялся обсуждать с товарищем услышанное, с интересом разглядывая русских парней. Потом, легонько тронув Петра за плечо, повелительно кивнул головой: «Пошли», и на всякий случай положил руку на револьверную кобуру.
– Вот тебе, брат, и морковка! – сказал Петр другу и двинулся за сержантом…
Полицейский лейтенант, толстенький, бородатый и вежливый, выслушав подчиненных, сразу же отослал куда-то одного из них и минут десять бился, пытаясь найти подходящий для общения с задержанными язык. Он спрашивал то на голландском, то на английском, то на немецком. Все было безрезультатно. Парни знали несколько французских слов и выражений, но их не понимал лейтенант. Наконец, выбившись из сил, он махнул рукой и кивнул на скамейку. Потом сказал что-то полицейскому, и тот принес кофе в двух больших глиняных кружках.
