Харбин, большой экономический и культурный центр, важный железнодорожный узел, был похож в те дни на осажденную крепость. На улицах завалы из деревьев, дзоты, проволочные заграждения, за укрытиями — танки, пушки, на окраине города — противотанковые рвы, траншеи. Но все эти укрепления потеряли свое значение. Квантунская армия уже не оказывала организованного сопротивления.
К ночи в советское консульство были доставлены подписанные японским командованием приказы войскам о прекращении боевых действий, сведения о численном составе Харбинской зоны и указание японским частям о порядке сдачи в плен. Вооружение, боеприпасы, боевую технику к исходу 20 августа японцы обязались организованно передать советским войскам. Организация питания и медицинского обслуживания японских солдат лежала на японских генералах и офицерах.
На улицах Харбина приостановилось движение транспорта, ликующие толпы народа приветствовали воинов-освободителей, дарили им цветы. В руках многих китайцев были красные флажки.
Десантники заняли вокзал, телеграф, мосты на реке Сунгари. Все важные объекты взяли под свою охрану. Сразу же появились добровольцы, искренне желающие помочь чем-либо советским воинам.
Утром 19 августа генерал Хата с группой японских генералов и офицеров на советском самолете были отправлены в Приморье на командный пункт 1-го Дальневосточного фронта. А на следующий день в Харбин вошли войска 1-й Краснознаменной армии и отряды пограничников, доставленные Краснознаменной Амурской военной флотилией. Город, украшенный флагами, транспарантами и лозунгами, ликовал.
С прибытием в Харбин штаба и командования 1-й Краснознаменной армии во главе с генерал-полковником А. П. Белобородовым началась массовая капитуляция японских войск.
На аэродроме в Шэньяне (Мукдене), где находился штаб 3-го фронта Квантунской армии, приземлился десант, возглавляемый начальником политотдела штаба Забайкальского фронта генерал-майором А. Д. Притулой. Десантники прежде всего заблокировали взлетные полосы, взяли под охрану более двухсот японских летчиков. А аэродром буквально был забит японскими боевыми самолетами и зенитными пушками.
Возле самолета, расписанного иероглифами, суетились какие-то люди. Дорога к самолету устлана коврами. Обратил на себя внимание моложавый, элегантно одетый, высокий китаец в массивных роговых очках.
— Это император Маньчжоу-Го Генри Пу И! — сказал по-русски один из китайцев, подошедший к генералу, возглавлявшему десант. — Император передает себя в руки советского командования и просит немедленно отделить его от японских военных и взять его под охрану.
Генерал Притула догадался, что беспокоит потомка «могущественной» маньчжурской династии китайских императоров, не успевшего улететь в Японию. Этот предатель своего народа был в руках японских милитаристов послушной марионеткой; хозяином Маньчжурии был штаб Квантунской армии. Китайский император добровольно пошел в услужение к оккупантам. Он много знал о преступлениях японцев в Китае, а теперь, испугавшись своих «друзей», просит советское командование взять его под охрану.
Советский генерал удовлетворил просьбу Пу И, приказал солдатам взять его под стражу, а затем отправил на самолете в штаб фронта.
На следующий день в Мукден вступили советские танки и машины с пехотой. И здесь, как и во всех городах и селениях, народ радостно встречал победителей.
Воздушные десанты в те дни были высажены и в других крупных городах Китая и Северной Кореи. Они предваряли поход передовых отрядов армий, сковывали действия противника.
Но и после приказа главнокомандующего Ямада войскам Квантунской армии сложить оружие, в горах и в тайге слышалась перестрелка. Отдельные гарнизоны преднамеренно не прекращали боевых действий.
В полосе наступления войск 1-го Дальневосточного фронта некоторые укрепленные районы и вражеские группы продолжали бессмысленное сопротивление и были разгромлены советской артиллерией и авиацией.
Военные действия велись и в Северной Корее, на Сахалине и Курильских островах.
Оставались еще мелкие банды, скрывавшиеся в лесах и в городах Маньчжурии. У них одна цель — месть, уничтожение советских воинов, грабеж населения. Для уничтожения их выделялись подразделения пограничников.
НЕОЖИДАННЫЕ ВСТРЕЧИ И РАССТАВАНИЯ
С оголенной вершины сопки, где боевые позиции занимала рота десантников, контролируя участок дороги на Сейсин, хорошо просматривалось море. До самого горизонта, откуда поднималось солнце, растекалась его лазурная гладь.
— Как шелк расстелен! — удивлялся старшина Яценко, приставив к глазам бинокль. — Я назвал бы Японское море Шелковым морем. Какая красота! Слава, погоди играть. Все ты какие-то грустные мелодии играешь. Марш давай! Видишь, сколько кораблей идет.
Котин положил баян в футляр, обиделся, и старшина заметил это.
— Не обижайся, лучше ответь мне, почему корабли направились к берегу, а не в порт?
— Десантников везут, ясное дело. Причалы в порту заняты, там раненых сажают, грузы отправляют. Только зачем десант идет, если уже капитуляция началась? Вот вопрос.
— Ну, матрос Котин, как ты докладываешь? Не уставной у тебя язык. Займусь я тобой, как вернемся на Родину, — пожурил старшина смущенного баяниста. — Краткость, точность и разборчивость — вот что главное в ответе на вопрос командира. А ты: «Зачем везут?» А терминология: «грузы отправляют», «раненых сажают»…
— Уставы и наставления вы знаете, товарищ старшина, — вмешался в разговор ротный балагур Борис Чуркин. — А пшенный супчик нам давно надоел. Как на этот счет в наставлениях указано? — Чуркин сдвинул с затылка матросскую бескозырку на глаза.
— Давай, давай, мели, Емеля, — сердито заметил Яценко. — По тебе кухня скучает. Давно я тебе собираюсь подарить наряд за пререкание.
— Я истину глаголю, — продолжал Чуркин. — В животе от пшенки грустновато… Поглядите на Славу-баяниста: глаза синие, как море, лицо вытянутое, словно отражение в самоваре… Играет вяло…
Солдаты засмеялись, но старшина Яценко всегда готов парировать шутки пословицами:
— У нас на Украине говорят: «Здоровому человеку всякая пища полезна».
— Так то на Украине. А матросу подходит только калорийная пища, — не унимался Чуркин.
— Отправляйтесь, рядовой Чуркин, на кухню! Сегодня местные рыбаки подарили нам пять ведер свежей рыбы, треба помочь ротному повару. Вот и будет пища калорийная… Кру-гом! Шагом ар-р-ш!
Слава быстро достал баян и громко заиграл марш. Кто-то прыснул со смеху.
— Отставить играть! — потребовал старшина. — А вы, рядовой Котин, будете сопровождать меня. Возьмите автомат, пойдем в штаб.
В небольшом живописном селении, у подъезда белого особняка, утопавшего в зелени, стояли легковые автомашины. По мраморным ступенькам то и дело поднимались и спускались с папками в руках офицеры.
— Подожди меня здесь, — сказал Яценко. — Дальше стоянки автомашин не уходить! Можно перекурить.
— Есть, товарищ старшина! — ответил Котин. — Только я не курю. Посижу вон там в холодке.
Проходя мимо легкового автомобиля, Слава обратил внимание на матроса, сидевшего на заднем сиденье с развернутой газетой. Очень похож на того Сережу, который спас его в первый день боя, когда японский солдат набросился с ножом. Остановился. Посмотрел пристально.
— Сережа? — спросил робко.
— О! Слава! Какими ветрами? — соскочил с сиденья легкового автомобиля матрос. — Привет, дружище!
— Вот чудо! Ты что, военным стал? — удивился Слава.
— С твоей легкой руки, — улыбнулся Сергей. — Помнишь, как ты расхваливал меня капитану 1-го ранга Якореву: «Прекрасно владеет японским языком и корейским…» Вот и взял он меня переводчиком. А ты по какому случаю здесь?
— Со старшиной пришел. Его в штаб вызвали, а я сопровождаю. — Слава пощупал белоснежную матросскую форменку на Сергее, прищелкнул языком. — Красивая форма у моряков. Послушай, Сережа, ты тогда мне рассказывал о том, как чуть не утонул, что-то о гибели вашего судна. Но я был в таком состоянии… Понимаешь, моя мама тоже ходила в плавание. И где-то в море погибла.
Сережа помрачнел. Ответил не сразу.
— Наше судно было потоплено в Японском море. Прошло два года… У нас были на корабле женщины. Сегодня мы с капитаном 1-го ранга едем в Шэньян, где был огромный лагерь военнопленных. Мой командир ищет пропавшего сына-моряка, а я хочу узнать, нет ли там нашего врача Котиной…
Слава побледнел, глаза округлились…
— Что ты сказал? — спросил он, заикаясь. — Повтори, что сказал?
— Да… — вздохнул Сергей. — Все это было ужасно. Мы возвращались с мирным грузом в Советскую Гавань, и вдруг подлодка. Двумя торпедами она потопила наше судно, и нас подобрали японцы. Я, как видишь, жив, а что с Людмилой Николаевной, не знаю.
