Через некоторое время стало известно: на корабле действовал революционный кружок, матросы установили связи с большевиками-эмигрантами, получавшими задания Ленина.
А тут еще сногсшибательное известие из Петрограда: начальник Архангельского губернского жандармского управления предупреждал, что по сведениям из «негласных источников» на «Аскольде» готовится бунт.
Командир направил в Петроград шифрованную телеграмму с просьбой поскорее перевести «Аскольд» из Тулона в другое место, подальше от зловредного влияния французских мастеровых.
Многие офицеры крейсера требовали принятия к матросам суровых мер. Корабельный священник Антонов заявил: «Надобно повесить человек десять, тогда все будет спокойно».
Пока подыскивали тихую гавань для корабля, сторонники «пастыря божьего» искали повод для расправы с революционно настроенными матрасами. Повода не было, и тогда они его сфабриковали. Ночью 21 августа 1916 года на «Аскольде» произошел взрыв малокалиберного снаряда. Он был произведен умело — ни повреждений, ни жертв. Но провокаторы добились своей цели: четверо матросов были расстреляны, более сотни, как политически неблагонадежные, отправлены под конвоем в Россию и посажены в плавучую тюрьму.
Наконец и Тулон оставили, перешли для ремонта в английский порт Гринок.
И что же? Не прошло и недели, как командиру доложили: матросов видели в клубе горняков, в местной организации британской социалистической партии, на рабочих сходках в Глазго и Ливерпуле.
Офицеры-монархисты негодовали: и здесь мастеровые подбивают матросов. Ну, понятно, экспансивные французы, у этих любовь к свободе, к республике в крови. Но англичане — флегматики, чопорные, с консервативными традициями, — кто бы мог подумать, что они придут на корабль, будут сочувствовать по поводу расстрела в Тулоне, а потом будут поздравлять матросов с падением царизма и на «Аскольде» будут объятия, пылкие речи.
Чем дальше — тем хуже. Матросы установили связь с большевиком Максимом Литвиновым, с лидером рабочего движения Уильямом Галлахером. Начались митинги, собрания. Несколько сот моряков вместе с рабочими участвовали в демонстрации, над колонной плыл лозунг: «Да здравствует свободная Россия!»
13 мая 1917 года большая группа аскольдовцев выехала в город Глазго. Здесь на митинге — над многотысячной толпой реяли красные флаги — матросы и рабочие выступали против войны, призывали к борьбе с капиталистами. Над площадью звучала песня:
Отречемся от старого мира,
Отряхнем его прах с наших ног…
Полицейские получили приказ разогнать митинг но, увидев, рослых, сильных моряков, вложили дубинки в футляры.
Горняки Глазго торжественно вручили матросам «Аскольда» два красных флага. Один они просили передать пролетариату Петрограда, второй — Петроградскому Совету. А экипажу крейсера рабочие подарили серебряный самовар, очень красивый, похожий на искусно выполненную вазу. На нем была выгравирована надпись: «Подарено рабочими и социалистическими организациями Глазго нашим русским товарищам с «Аскольда» в память их пребывания в Глазго. Шотландия, май 1917 года».
Английским властям это очень не понравилось. Они обвинили офицеров крейсера в отсутствии дисциплины на корабле. «А где были ваши полицейские, когда рабочие вместе с матросами ходили по улицам Глазго и распевали революционные песни?» — оправдывались те.
На «Аскольд» прибыли представители английского правительства. Команду построили на верхней палубе. Пока господа представители увещевали матросов не вмешиваться в политику, сыщики проворно обыскивали кубрики. Они нашли красные флаги, врученные рабочими, упрятали под плащами и унесли. А самовар, как ни шарили, не обнаружили.
Английские власти предложили «Аскольду» покинуть гавань. 13 июня 1917 года крейсер взял курс в Мурманск.
Команда «Аскольда» шла за большевиками. В октябрьский день, получив известие о победе вооруженного восстания в Петрограде, корабль передал в эфир: «Комитет и команда крейсера «Аскольд» стоят на стороне власти Советов и такое свое решение будут поддерживать всеми имеющимися средствами».
Враги революции, окопавшиеся в штабе Мурманского отряда кораблей, всячески пытались ослабить боеспособность «Аскольда». Под различными предлогами они списали с крейсера сотни преданных Советской власти матросов, а сам корабль хотели сдать на долговременное хранение в порт.
В марте 1918 года английские интервенты высадили в Мурманске десант. Оставшаяся на «Аскольде» группа матросов готовилась дать решительный отпор захватчикам. Тогда английский генерал Пуль приказал захватить крейсер и арестовать матросов. А заодно изъять наконец тот самовар, который не сумели найти и отобрать в Англии.
Самовар искали долго. Взламывали каюты, склады, залезли в судовую кассу. Нет и нет!
— Осмелюсь предположить, сэр, — докладывал генералу Пулю командир отряда морской пехоты. — Самовар большевики уничтожили.
В 1920 году интервенты, удирая из Мурманска, увели «Аскольд» с собой.
Так и не вернулся пятитрубный морской скиталец на свою Родину.
А самовар матрасы сумели-таки вынести с корабля и в перерывах между боями — многие аскольдовцы сражались с интервентами на суше, — попивая чаёк, тепло вспоминали английских друзей. Морякам было известно, что английские рабочие требовали немедленного прекращения интервенции, по всей стране проходили бурные демонстрации под лозунгом: «Руки прочь от России!»
Когда интервентов и белогвардейцев вышвырнули с Севера, матросы доставили самовар в Морской музей.
Поныне эта реликвия интернациональной пролетарской солидарности стоит в нашем музее.
Однажды известный советский флотоводец Иван Степанович Исаков долго и внимательно рассматривал хранящиеся в музее модели военных судов.
— Богатая коллекция, — сказал он. — Досадно, что не хватает в ней одного очень интересного корабля.
— Крейсера? — спросил историк флота и моделист Сергей Федорович Юрьев. — Сторожевика? Новой подводной лодки?
— Не угадали, — улыбнулся Исаков.
Взяв лист чистой бумаги, он стал рисовать… парусную рыбницу.
— Но наш музей — военно-морской, — недоуменно промолвил Юрьев.
А Исаков продолжал рисовать. Он тщательно вывел корпус, мачту, косой парус, изобразил даже сельдяные бочки на палубе и спущенный за борт кусок рыболовной сети. И вдруг карандаш, соскользнув вниз, к самому килю шхуны, начертал такое, что Юрьев ахнул.
— Да-с, вот так-то, — сказал Иван Степанович. — А предложил это инженер-механик Каспийской военной флотилии Валерьян Людомирович Бжезинский. В последние годы я потерял его из виду…
Весной 1920 года белогвардейские корабли, действовавшие в Каспийском море, панически шарахались от простых безобидных рыбниц. Едва завидев парус, сразу поворачивали и давай бог ноги. И лишь отойдя кабельтовых на тридцать, открывали по суденышку ураганный огонь. И стреляли непременно на большом ходу, часто меняя курс…
А все началось с таинственного исчезновения вспомогательного крейсера «Князь Пожарский». Вышел он на подступы к красной Астрахани заградить минами фарватер большевистским кораблям из Волги в Каспий и пропал. Пропал, как его и не было! Катера и самолеты много дней обшаривали море, но не нашли никаких следов. Словно бы испарился «Князь Пожарский».
И стали белые гадать: что ж приключилось? Кораблекрушение? Кой черт, на море царил штиль. Следовательно, крейсер потопили? И притом потопили мгновенно — радист не послал в эфир даже короткого сигнала. Господи, неужели опять эта дьявольская рыбница?..
В конце девятнадцатого года один из белогвардейских кораблей встретил в море рыбницу. Несколько деникинцев на катере подошли к паруснику. На палубе суденышка подрагивала пара увесистых осетров, из корзин торчали судаки и сазаны.
— Рыбу забрать! — приказал офицер. — Судно осмотреть!
— Господин офицер! — обратился к нему старший из рыбаков. — Оставьте что-нибудь: врдь дома жены, дети, есть нечего…
— Молчать! — рявкнул офицер. — Встать здесь!
Трое рыбаков и худенький подросток сгрудились на корме.
Стуча сапогами, солдаты осмотрели трюмные отсеки, рубку, забрали медный чайник, кружки, брезентовый плащ. Юный рыбак с нескрываемой ненавистью глядел на грабителей.
— Почему не выпускаем? — шепнул он капитану.
Офицер заметил, как тот порывисто сжал руку подростка.
— Что ты сказал? — накинулся деникинец. — А ну повтори! Чего выпускать?
Мальчик молчал.
— Осмотреть шхуну еще раз! Каждый уголок прощупать!
Снова шарили в трюмах, в рубке.
