— Послушайте, господин Рашид! — обратился он к хозяину заведения, стоявшему, приятно улыбаясь, за стойкой. — Не могли бы вы порекомендовать мне какой-нибудь фильм про любовь? Только настоящий, не как в прошлый раз…
— Конечно, конечно, сэр! — поспешно ответил услужливый пакистанец, все еще немного сконфуженный тем, что в минувший четверг не совсем правильно понял просьбу клиента и вместо запрошенной лирической любовной повести дал посмотреть совершенно бесстыжий порнофильм. Андрею Васильевичу тогда крепко влетело от жены, которая, ничего не подозревая, уселась смотреть это скотство вместе с детьми, а Андрей Васильевич, в свою очередь, в довольно решительных выражениях высказал господину Рашиду свое неудовольствие, заодно упрекнув его за то, что и сама кассета была неважного качества.
— Самый что ни на есть о любви, сэр, не извольте сомневаться! И кассета хорошая, сэр, японская! — заверил Рашид и протянул кассету. Поблагодарив, Андрей Васильевич полез за деньгами, чтобы расплатиться, начал энергично шарить в кармане пиджака, как всегда забитого какой-то мелкой дрянью — бумажками, монетками, фантиками от жвачки, ключами и прочим — и случайно ткнул локтем в чей-то приблизившийся сзади мягкий живот.
— Извините! — сказал Андрей Васильевич и повернулся к обладателю живота. — Прошу прощения! А, это вы, Хамид! Как дела? Сто лет вас не видел! Где вы были?
— Сейчас, Андрей, расскажу, — пообещал Хамид. — Давайте только в сторонку отойдем.
Хамид, видный деятель партии Моджаддеди, в течение тех двух месяцев — с апреля по июнь, — что его патрон занимал пост президента после падения Наджибуллы, был заместителем министра иностранных дел Афганистана. После того как, сменив Моджаддеди, к власти в Кабуле пришел Раббани, Хамиду пришлось перебраться в Пакистан, где он и жил последние несколько месяцев — то в Пешаваре, то в Исламабаде — в ожидании дальнейшего развития событий в своей стране. Придерживаясь умеренных политических взглядов и подчеркивая важность для Афганистана восстановления в будущем добрых отношений с Россией, Хамид никогда не отказывал Андрею Васильевичу во встрече, зачастую рассказывал весьма любопытные вещи, однако не так давно внезапно и бесследно исчез из Исламабада.
— Я вам неоднократно звонил домой, — сказал Андрей Васильевич, — но безрезультатно. Вы куда-то уезжали? Наверное, в Кветту, к вашему отцу?
— Да, ездил, но не в Кветту, а в Кабул. Только позавчера вернулся, — пояснил Хамид.
— Ну и как там? — живо заинтересовался Андрей Васильевич.
— Сказать, что плохо, — это ничего не сказать! Хекматияр еще с августа такую пальбу по городу открыл, что просто ужас! Совсем рассвирепел, когда понял, что его от власти в Кабуле оттерли, причем, как он считает, не без помощи американцев. До того зол на них, что на днях где-то изрек: «Мы еще вспашем их свиными рылами священную землю Афганистана!» Он их и раньше-то особо не жаловал и даже отказался, как вы помните, встретиться с Рейганом на сессии ООН в Нью-Йорке в тысяча девятьсот восемьдесят пятом году. Он хоть и получал от них помощь, но признаваться в этом считает неудобным, чтобы его, моджахеда, американским наемником не обзывали. Ну а теперь и подавно — до «свиных рыл» дошел. Так вот — каждый день десятки ракет по городу попадают, от большинства кварталов одни развалины остались, жители толпами в Пакистан бегут. Сейчас зима, холодно, голодно, а Хекматияр Кабул осадил — ни топлива, ни еды, или только за большие деньги их и можно достать. От вашего посольства, кстати, ничего не осталось, ограбили до нитки — одни голые стены да разбитый забор. Даже подземные цистерны для горючего, и те вырыли!
— Кто, хотелось бы знать?
— Поди разберись! Кто угодно! Я думаю, что скорее всего масудовские боевики из Бадахшана. Если бы вы знали, какие они дикари! Рассказывали мне — зашла как-то парочка таких молодцов в кабульский зоопарк, живого льва впервые в жизни увидели, обрадовались, и один из них, чтобы свою отвагу доказать, прямо в вольер к нему залез.
— Ничего себе! — удивился Андрей Васильевич. — Ну и что лев?
— Лев тоже обрадовался, потому что уже давно ничего, кроме пресных лепешек и обглоданных костей, не ел, и моджахеда тут же сожрал, конечно.
— Правильно сделал! — заметил Андрей Васильевич. — Нечего куда попало лазить.
— Вы думаете? Может быть. Да, товарищ съеденного поклялся отомстить и на следующий день пришел опять, но с двумя ручными гранатами. Закатил их в вольер прямо под нос льву, который от него в пещере пытался спрятаться. Всю морду ему разворотило и оба глаза выбило!
— Вот зверь! — в изумлении протянул Андрей Васильевич. — А Раббани что же? Как он собирается дальше действовать?
— Он и так вовсю действует! Воюет вместе с Масудом против Хекматияра и власть, которую ему совет вождей джихада после Моджаддеди всего на полгода дал, никому отдавать не собирается. Вот на днях организовал на скорую руку съезд делегатов-старейшин — шура халь-о-акд называется. Собрал только своих сторонников, понятное дело, чтобы они продлили ему срок президентских полномочий еще на полгода. До того дошел, что для верности велел затащить в зал под видом старейшин всяких там сторожей, уборщиков и водителей и заставил их за себя проголосовать.
— Да, я кое-что об этом мероприятии от ооновцев уже слышал, — сказал Андрей Васильевич. — Они говорят, что Раббани у них потребовал пятьсот тысяч долларов на организацию шуры — чай для делегатов, подарки там разные и прочие накладные расходы. На эти деньги можно было бы весь Кабул долго кормить.
— Так они ему и дали! Даже если бы захотели, то ничего бы не вышло — денег западные доноры на гуманитарную помощь после свержения Наджиба давать почти перестали, а она-то именно сейчас бедным жителям очень бы пригодилась, даже больше, чем при Наджибулле.
— Помощь-то у них еще та, Хамид, — заметил Андрей Васильевич. — Дело прошлое, но вы-то отлично знаете, кому и на какие цели она всегда в первую очередь шла, причем по линии ООН, что особенно интересно. Если медицинские услуги — то раненым бойцам-моджахедам, если помогали проводить операции по разминированию, то почему-то напротив позиций правительственных войск, если продовольствие и одежду — то тоже не кому попало, а самым упорным противникам Наджибуллы.
— Конечно, они свое дело знают и своих сторонников поддерживают, — пожал плечами Хамид и язвительно добавил: — А вот вы-то? Почему вы меня не спросите, как там ваш бывший союзник Наджибулла поживает?
— Я как раз хотел узнать!
— Так вот, он по-прежнему сидит в миссии ООН в Кабуле вместе с семьей. Трогать его не трогают, но и не отпускают. Я знаю, что кое-кто из дипломатов — не ваши, нет — интересовался у Раббани, позволят ли ему уехать. Раббани, хитрая лиса, ответил — ради Бога, хоть сегодня, только пусть это лидеры всех партий вместе решат, а я один на себя такую ответственность перед афганским народом взять не могу. Знает ведь, что их теперь даже и собрать-то всех вместе невозможно, куда уж там «решать». У Наджиба, между прочим, серьезные проблемы с почками, а помочь ему в Кабуле сейчас никто не сможет — ни врачей, ни лекарств нет. Вы что-нибудь по этому поводу делать собираетесь? Мне его хвалить не за что, а все же?
— Думаем, — соврал Андрей Васильевич и, издав какой-то неопределенный звук, отвел глаза в сторону. Не рассказывать же Хамиду, что не только Наджибулле, но и сотням его соратников, обращавшихся с настоятельными просьбами помочь им спастись и выехать в Россию, за редкими исключениями было отказано. Новая, демократическая Россия ко всем этим советским авантюрам, в том числе и в Афганистане, никакого отношения не имеет, так что ступайте — Бог подаст! Сколько раз сам Андрей Васильевич — по долгу службы — давал от ворот поворот таким людям, приходившим в посольство в надежде на помощь. Вспомнить стыдно!
Чтобы замять неприятную тему, Андрей Васильевич спросил первое, что пришло ему в голову:
— В Кабул опять скоро поедете?
— Думайте, думайте, — продолжил Хамид о Наджибулле. — Он до сих пор в стране немалой популярностью пользуется, особенно после того, как народ немного при Раббани и Хекматияре пожил. В Афганистане ведь все возможно, так что думайте. А в Кабул я больше ни ногой, нельзя! Пробыл я там всего несколько дней, как меня служба безопасности Раббани взяла и отвезла к себе. Я уже со своими родными мысленно попрощался, потому что охранке в лапы попасть — это верная смерть! Зашел в комнату, куда меня посадили, какой-то человек и стал допрашивать. Говорит: «До нас дошла точная информация, что вы вместе с группой предателей готовите заговор против президента Раббани, и вы сейчас скажете нам…» Тут что-то как ударит громче грома! Я сознание потерял, а когда очнулся, смотрю — лежу на полу, весь в обломках кирпича и осколках стекол, человека этого нет, и полдома тоже нет. Ракета попала, оказывается! Я спустился во двор — пусто, ворота настежь, я и вышел, остановил машину и, не заезжая домой, велел скорее гнать в Пакистан. Так что теперь мне дорога в Кабул надолго закрыта. Знаете что? Давайте как-нибудь на днях созвонимся и поподробнее у меня дома поговорим. Идет? Тогда до скорой встречи.
