– Мы окружены! Нам всем предстоит погибнуть! О моя бедная жена! Она скоро станет вдовой, а дети сиротами!
Пока мы догоняли «Уайтхолл», я пытался выработать план действий в сложившейся весьма неблагоприятно для нас ситуации. Немецкие субмарины, оставаясь на поверхности, могли двигаться со скоростью 17 узлов. Мало того что догнать их будет нелегко, да к тому же погоня займет очень много времени.
Как на «Вечерней звезде», так и на «Уайтхолле» артиллерийское вооружение было крайне примитивным и малочисленным. В свое время его сняли, чтобы обеспечить место для радара, радиостанции и противолодочного оружия. Но из уцелевших в носовой части 4,7-дюймовок велся постоянный огонь. Правда, поразить из них маленькую мишень на таком большом расстоянии почти не было надежды. Орудийные расчеты сначала даже толком не видели цели, огонь велся, скажем так, в направлении ее предполагаемого местонахождения. Невозможно было даже оценить, как ложатся снаряды, с недолетом или с перелетом. Так что лодки находились в полной безопасности, но, к счастью, этого не понимали. И когда мы подошли достаточно близко, они друг за другом погрузились.
Этим маневром нам удалось лишить вражеские субмарины подвижности, так как их скорость под водой и так невелика, а имея на хвосте эсминцы, они наверняка снизят скорость до минимума, чтобы не быть обнаруженными по шуму винтов. К тому же они теперь еще и ослепли, поэтому, если не давать им всплыть, конвой сможет спокойно проследовать своим маршрутом.
До темноты еще оставалось немного времени, и предстояло позаботиться о резком изменении курса конвоя. Когда станет совсем темно, такие маневры при большом скоплении судов весьма затруднительны. А так подводные лодки не будут точно знать, в каком именно направлении ушел конвой, и снова будут вынуждены искать его и преследовать.
Пока конвой тяжело отворачивал в сторону, «Уайтхолл» и «Вечерняя звезда» вели активный поиск в районе погружения ближайшей лодки, в надежде установить контакт и успеть провести атаку до того момента, когда придется возвращаться к конвою. Ночью все суда эскорта должны быть на своих местах. Контакт был установлен, цель атаковали и «Вечерняя звезда» и «Уайтхолл», но условия для гидролокации были неблагоприятными, и мне показалось, что лодка не получила серьезных повреждений.
Время поджимало. Я знал, что неподалеку от конвоя рыщет целая свора волков, которая только и ждет темноты, чтобы напасть. Поэтому у нас не было возможности довести дело до конца. Ночи коротки, к тому же я надеялся, что мы все-таки доставили немало хлопот лодкам, и они не смогут атаковать хотя бы до рассвета.
Вернувшись к конвою, «Вечерняя звезда» снова заняла мое любимое место в боевом ордере замыкающего. И не только потому, что я считал атаку с этого направления самой вероятной, так я имел наиболее полный обзор, весь конвой был перед моими глазами, и любая активность впереди была сразу заметной.
Небритые физиономии офицеров и членов команды «Вечерней звезды» выглядели измученными. Люди были на ногах уже тридцать шесть часов, ночью ни один из нас не сомкнул глаз. Со стороны мы, наверное, больше всего напоминали команду пиратов, с волнением ожидающих очередной схватки с врагом.
Все были уверены, что ночью будет жестокий бой. Я никак не мог понять, почему часы идут, а нас никто не тревожит.
Странное спокойствие было нарушено сообщением с «Уайтхолла». Белл информировал, что заметил на радаре цель и отправляется на разведку. На своем радаре я мог видеть, как светящаяся точка, «Уайтхолл», вышел из походного ордера, а остальные корабли сопровождения сразу же перестроились, чтобы закрыть образовавшуюся брешь.
Контакт потерян, через некоторое время доложил Белл. Очевидно, лодка нырнула на глубину.
Провожу поиск, снова доложил он.
Я как раз собирался отправить на помощь «Уайтхоллу» «Клематис», когда поступило сообщение от «Вереска», находящегося по другую сторону конвоя. Он тоже отметил на своем радаре контакт. Я задумался. Если это начало большой атаки, я не мог оставить конвой без охраны. Поэтому я решил выждать, предложив «Уайтхоллу» и «Вереску» действовать по обстановке.
Время шло, минуты казались долгими часами. Я с тревогой ждал новостей. Но ни одному из кораблей не удалось установить прочный контакт с целью, поэтому спустя некоторое время я отозвал их обратно.
Чувство напряженного ожидания потихоньку ослабело. И несмотря на регулярные дозы бодрящего дымящегося какао и холод, не дававший возможности расслабиться, нас начала одолевать дремота. Все как-то особенно остро ощутили усталость и острую необходимость хотя бы немного отдохнуть.
Из полудремотного состояния нас вырвало сообщение собственного радиометриста. Как и прошлой ночью, контакт появился сзади, со стороны кормы. Ситуация была полностью идентичной, поэтому наши действия тоже не отличались оригинальностью. Мы вышли на линию атаки, лодка погрузилась, и ее сразу засекли гидроакустики.
Наша первая атака быстро отправила вражескую субмарину на глубину, после чего мы оказались в довольно неприятной ситуации. У нас осталось всего несколько глубинных бомб, причем самого легкого типа. Их нельзя установить на большие глубины, куда могут погружаться подлодки. Дело в том, что, когда наши военные специалисты в 1942 году установили, что вражеские подлодки имеют возможность погружения на большие глубины, была создана более тяжелая модификация традиционных глубинных бомб, которые могли взрываться на глубине 800 футов. Сейчас, после нескольких боев, в которых приняла участие «Вечерняя звезда», у нас осталось всего 14 бомб, из них ни одной тяжелой.
Получалось, что, пока лодка остается на глубине, мы никак не можем ее достать. Оставался единственный выход – призвать на помощь один из корветов, хотя мне и очень не хотелось уменьшать число кораблей эскорта, когда в любой момент можно ожидать нападения на конвой. Пока «Вечерняя звезда» патрулировала над погрузившейся лодкой, к нам полным ходом шел «Клематис». Следующие три четверти часа были не чем иным, как грубым фарсом. Я не мог атаковать укрывшуюся на глубине лодку, но снова и снова заходил для атаки. Только бомбы не сбрасывал.
А внизу, на глубине 700 футов, жизнь на лодке замерла. Она чуть ползла вперед на самой малой скорости. Команда отлично слышала шум винтов прямо над головой и каждый раз с дрожью в сердце ожидала, что вокруг начнут рваться снаряды. Ничего не происходило, но шум винтов снова начинал усиливаться, что означало новый заход. Каждый думал, что уж в этот раз бомбы полетят точно.
Если бы у нас не было обязательств по охране конвоя, мы бы так и продолжали держать лодку под водой до тех самых пор, пока она не будет вынуждена всплыть, чтобы подзарядить батареи. Но конвой был окружен, и долго задерживаться было опасно.
Наконец мы увидели спешащий к нам на полной скорости «Клематис». Мы передали на корвет всю необходимую информацию, убедились, что он засек лодку, и оставили его довершить начатое нами дело. Удаляясь в сторону конвоя, мы чувствовали, как содрогается корпус «Вечерней звезды» от разрывов сбрасываемых с «Клематиса» тяжелых бомб.
Жаль, что я не мог остаться и помочь «Клематису»! После двух атак он потерял контакт с целью и больше не смог его установить. В то же время не было никаких признаков того, что лодка затонула.
Ожидаемая атака на конвой так и не началась. Я вполне мог остаться и помочь корвету. Но все же это был неоправданный риск. Какое бы глубокое удовлетворение мы ни получали от каждой потопленной лодки, я свято помнил, что моей первоочередной задачей является «своевременное и безопасное прибытие конвоя на место назначения».
Остаток ночи пролетел незаметно. Наступило утро, а наш конвой продолжал неторопливо идти своим путем. Суета накануне оказалась пустыми хлопотами.
А быть может, дело обстояло так же, как и в настоящей волчьей стае. Смелый отпор и случайное убийство одного из членов стаи удерживают остальных от нападения.
Как все изменилось! Даже не верится, что в первые месяцы битвы в Атлантике горстка вражеских лодок была способна причинить громадный ущерб нашим конвоям. Появление радаров и пеленгаторов в корне изменило ситуацию. К тому же моральный дух подводников снижает постоянная боязнь быть замеченными на поверхности патрульным или сопровождающим эскорт самолетом, которых стало несравненно больше.
Я впервые оказался свидетелем тому, как «волчья стая», видя добычу перед собой, проходит мимо, даже не сделав попытки атаковать.
Позже, когда стали известны данные о количестве затонувших вражеских лодок в мае, а их оказалось сорок пять, стали поговаривать о том, что битву в Атлантике можно считать выигранной. Это действительно было так. Хотя немецкие лодки продолжали шнырять по Атлантике вплоть до самого конца войны, трансатлантическому маршруту больше ничто серьезно не угрожало.
