Сегодня я вспоминаю об этом событии в связи с выставкой «Преступления вермахта 1941–1945», которая недавно была организована в Германии и вызвала большие споры. Посетив ее, я убедился, что далеко не все солдаты поступали в подобных ситуациях так, как мы это сделали в станице Нефтяная. Но упаси меня бог быть судьей людям в их поступках!
Мне хотелось бы завершить этот рассказ. Склон горы, где имитировался расстрел, был покрыт перелеском, в эту пору поздней осени там лежало много листвы. Мы сгребли ее в кучу и ссыпали в вырытую яму, затем утрамбовали. После чего покинули место несостоявшейся казни. В станице никто не стал нас о ней расспрашивать, в том числе и офицеры, отдавшие приказ на экзекуцию.
С того случая на Кавказе прошло уже очень много лет, но я все не могу забыть станицу Нефтяную. Время от времени снова задумываюсь над тем, как сложилась судьба пленных русских солдат, которым мы позволили убежать? Удалось ли им пережить ужасную войну или же смерть настигла их в конце концов? Как поступили бы они с немецкими солдатами, если бы с ними случилось подобное? Может быть, помня о человеческом отношении к ним, они тоже спасли бы жизнь своим врагам?»
Этот рассказ я взял из книги Михаэля Загера на немецком языке «Юность, перемолотая войной», которую он прислал мне в Петербург. В письме, приложенном к посылке, он написал: «Я подарил себе эту книгу в 2001 году на 80-летие. Это мое собственное издание».
Михаэль Загер попросил меня честно высказать мнение о ее содержании, в том числе и критику. Я охотно это сделал. Свое мнение я выразил несколькими словами: «Спасибо Вам, уважаемый господин Загер, за Вашу человечность!»
Если бы мне сказали, что буду приглашен на обед с лауреатом Нобелевской премии, немецким писателем Гюнтером Грассом, я бы воспринял это как шутку. Тем не менее прошедшая встреча отложилась в голове достаточно отчетливо, да и желудок подтверждает, что я недавно плотно поел. Поэтому спешу по горячим следам поделиться своими впечатлениями.
Началось все с того, что мой хороший приятель, писатель Николай Прокудин, сообщил, что в Санкт-Петербург приехал Гюнтер Грасс. Вместе с нашим питерским классиком Даниилом Граниным он должен был провести семинар для молодых литераторов из России и Германии. Хотя по возрасту я уже далеко не молодой человек, тем не менее решил тоже подключиться к данному мероприятию.
Грасс уже несколько лет притягивает меня к себе как автор романа «Траектория краба», рассказывающего о катастрофе немецкого лайнера «Вильгельм Густлоф». Тот был потоплен в январе 1945 года нашей советской подводной лодкой под командованием Александра Маринеско. Под впечатлением романа, который мне удалось прочитать на немецком языке сразу же после выхода в 2002 году, я еще больше углубился в тему «атаки века», как у нас называют это событие. Стал искать немецкий перевод английской книги «Ужасная ночь», на которую в своем романе как раз и ссылался Гюнтер Грасс. Английская книжка увлекла меня своим построением в духе детективного жанра, а также явной симпатией к советским подводникам, союзниками которых в войну были англичане. Маринеско в ней был назван дословно «бриллиантовым командиром подводной лодки». Это выражение мне настолько понравилось, что я его так и перенес в русскую версию этой книги, которая вышла в 2005 году в моем переводе в издательском доме «Нева» под названием «Правда о Вильгельме Густлофе».
И вот теперь появилась возможность не только увидеть классика современной немецкой литературы, но и подарить ему русское издание той самой английской книги. Не откладывая дела в долгий ящик, я тут же сочинил письмо директору Института Гете в Санкт-Петербурге доктору Ральфу Эппенедеру, попросив его содействовать такой встрече. Рассчитывал самое большее на несколько минут общения. И вдруг получил известие, что Институт Гете приглашает меня на обед с Гюнтером Грассом в перерыве между занятиями семинара. Думаю, что эти 60 минут общения с живым немецким классиком никогда не забуду. Не сомневаюсь, что утомил его своим напором и расспросами, но делал я это сознательно. Ведь такой шанс бывает раз в жизни, и негоже было его упускать. Я обязан был прояснить для себя то, что вызывало у меня вопросы и недопонимание в теме «Маринеско против Густлофа». Именно с таким названием мне хочется подготовить собственную книгу. Материала на базе наших и немецких источников собрано уже много, причем в основном нигде не опубликованного. С фактографической точки зрения многое уже достаточно ясно, но все более интересной становится тема философского осмысления эпизода, случившегося январской ночью в водах Балтийского моря. Хочется понять, где проходит грань между подвигом и трагедией. У нас потопление «Вильгельма Густлофа» с советских времен однозначно классифицируется как подвиг. Правда, упор при этом делается на уничтожении фашистских подводников и опускается факт присутствия на корабле немецких беженцев, а их, как недавно было установлено, погибло девять с лишним тысяч человек. В основном это были женщины и дети. В Германии гибель лайнера считается самой крупной человеческой трагедией на море, превосходящей катастрофу «Титаника» в шесть раз.
Ясного ответа от Гюнтера Грасса я так, правда, и не добился. Однако услышал из его уст слово, которого мне не хватало для осмысления отношения немецкого писателя к личности Маринеско. По-немецки прозвучало unbequem, то есть – «неудобный», «мешающий» и даже «неугодный». Характеризуя других персонажей своего романа «Траектория краба», вокруг которых он выстроил сюжетную линию, а именно нацистского функционера в Швейцарии Вильгельма Густлофа и его убийцу – еврейского студента Давида Франкфуртера, Грасс без тени сомнения назвал их «фанатиками». А вот Маринеско оказался для него более сложной фигурой – он ему неудобен и непонятен. Если перенестись в сегодняшнее время, то характеристика Грасса без помех может распространяться на среднестатистического россиянина. Мы, русские, непонятны тем, кто в Европе. Мы неудобны, мешаем своим присутствием, а потому чужды и подчас даже неугодны. За это нас чаще всего и не жалуют там, а проще говоря, не любят. Но никуда не денешься, с Россией приходится считаться.
Писатель Гюнтер Грасс разглядел в Маринеско эти истинно русские черты со всеми их достоинствами и слабостями. Дискутировать на эту тему с Грассом я не стал. Мне важно было услышать его мнение, и я его услышал. Грасс добавил еще одну фразу, которая окончательно расставила точки над «и». Он назвал Вильгельма Густлофа, Давида Франкфуртера и Александра Маринеско «детьми своего времени». По его мнению, они воплотили в себе ту эпоху, в которой сформировались как личности. Поэтому и отношение к ним должно определяться с точки зрения понимания особенностей того времени, в котором они жили.
Когда я показал Грассу фотографию, сделанную мною у двери здания молодежной турбазы в Шверине, там, где когда-то было место погребения Вильгельма Густлофа и его сподвижников-нацистов, то писатель улыбнулся, а потом сказал, что сам там специально побывал, чтобы убедиться в подлинности событий. Для меня же эта фотография имела принципиальное значение, так как в романе «Траектория краба» писатель зачем-то с мельчайшими подробностями стал описывать табличку на дверях этого здания, рассказывая о том, что она висела криво и напечатано на ней было то, что турбаза с 9 до 16 часов закрыта. Интуитивно я почувствовал, что ему это для чего-то было нужно, но подлинная причина открылась лишь тогда, когда я сам оказался у дверей немецкой турбазы. Все соответствовало написанному. Единственным отличием было то, что табличка висела теперь аккуратно. Видимо, дирекция турбазы тоже прочитала роман Грасса. Это характерный для немецкого писателя прием демонстрации достоверности того, о чем он повествует.
Мне было интересно мнение Гюнтера Грасса о недавно прошедшем по западногерманскому телевидению двухсерийном художественном фильме «Вильгельм Густлоф». Оказалось, писатель не стал смотреть его из принципиальных соображений. Одиссея «Густлофа», по его словам, – это не «лавстори», а в первую очередь трагедия, и именно так ее нужно было показывать на экране. Я заметил на это, что его роман «Траектория краба» был бы в данном смысле очень выигрышным. Со временем, может быть, найдется достойный режиссер для экранизации этого произведения.
О поселке Янтарный слышали, наверное, многие. Название говорит само за себя. В пятидесяти километрах от Калининграда, на побережье Балтийского моря, находится самое крупное в мире месторождение янтаря. Отдыхающие собирают его под шум прибоя на береговой полосе. Местные жители охотятся за более крупными экземплярами у очистных сооружений производственного комбината.
Для меня Янтарный, кроме всего прочего, является местом моего рождения. Прожил я там всего два года, потом в восемнадцатилетнем возрасте еще раз приехал на день, и все. Думал, что никогда уже там не побываю.
