Все хорошенько обдумав, он позвонил в соседний номер сержанту Кольао:
— Зайдите, мой друг.
Повернул ключ в замке и снова плюхнулся в кресло.
— Да-да, заходите, — отозвался он на стук в дверь. — Садитесь, — кивнул на пустующее кресло, изрядно продавленное.
Кольао брезгливо повел носом, пальцами прошелся по шершавой матерчатой обивке кресла и поднес ладонь к глазам, как бы ожидая увидеть на пальцах приставшую к ним грязь.
Лейтенант рассмеялся:
— Садитесь, старина, садитесь, не будьте привередой.
Сержант, перестав изображать брезгливость, непринужденно развалился в кресле.
— Для людей нашей с вами профессии, Мануэль, для коммерсантов, я хочу сказать, — Кольао усмехнулся, — быть привередами — непозволительная роскошь. Но согласитесь, Мануэль (он явно злоупотреблял обращением по имени, пользуясь тем, что на время поездки ему было дано право на такую фамильярность), согласитесь, что наша экспортно-импортная контора могла бы заказать нам номера в гостинице получше. «Медисон», — он фыркнул, — грязная дыра. И что это еще за новость — отель в обычном жилом доме! Первый раз такое вижу.
— Да, отелишко — так себе, вы правы, Элио. Но, думается, именно поэтому он нашему начальству и приглянулся.
Кольао вопросительно посмотрел на своего шефа.
— Непонятно? — продолжал лейтенант. — Ну-ну, поднапрягитесь, мой друг.
Сержанту не понравился насмешливый тон шефа. Закинув ногу на ногу, он с подчеркнутой фамильярностью обронил:
— Выкладывайте, Мануэль, ваши ценные соображения и заодно объясните, зачем звали.
«Совсем обнаглел, собачий сын, — подумал Фуэнтеальба. — Ничего, этот сержантишко еще у меня попляшет».
— Что ж, объясняю: наше начальство не хочет, чтобы мы были слишком на виду, потому и поселило нас в гостинице средней руки — в «грязной дыре», как вы изволили выразиться. Вы же знаете, наш визит в Рим не должен привлечь к себе внимания «торговых конкурентов». Ну а теперь о деле. Вот прочтите.
Кольао пробежал глазами записку «парагвайца». Фанфаронство с него как рукой сняло. Он вмиг посерьезнел.
— Вот так номер, — прошептал он. — Через три дня…
Лейтенант предостерегающе поднял руку, покрутил в воздухе пальцем, изобразив вращение бобины с намотанной на нее магнитофонной лентой. Лишняя предосторожность не помешает, хотя вряд ли тут установлена записывающая аппаратура. Он взял записку из рук Кольао, поджег ее от зажигалки, а потом старательно смешал пепел с окурками. Пепельница курилась миниатюрным Везувием.
Осмотрительность предопределялась характером задания, полученного от полковника Контррераса Сапульведы. Им, Фуэнтеальбе и Кольао, предстояло ликвидировать в Италии чилийского эмигранта-журналиста, который, по сведениям ДИНА, заканчивал сейчас книгу о сегодняшнем политическом положении в Чили, о маневрах Вашингтона, который пытается спасти если не самого Пиночета, то, по крайней мере, его «пиночетизм». Автора ликвидировать, рукопись изъять — таков приказ.
ДИНА уже не раз осуществляла террористические акты за границей. Достаточно вспомнить нашумевшее убийство в сентябре 1974 года в Буэнос-Айресе прогрессивного чилийского деятеля Карлоса Пратса, генерала, бывшего главнокомандующего сухопутными силами. Можно вспомнить также не до конца удавшееся, к счастью, покушение в Риме 8 октябре 1975 года на Бернардо Лейтона, лидера левого крыла христианских демократов Чили. И сегодня, как и в прошлом, ДИНА внимательно наблюдает за эмигрантами, расселившимися за рубежом. Заграничная агентура пиночетовской охранки разнюхала о взрывоопасной книге Паскуаля Валенсуэлы. Но уничтожить журналиста и похитить его труд поручили, естественно, не им. У специальной, присланной из Сантьяго террористической группы больше шансов на успех: членов такой группы в итальянской столице никто не знает, им легко провести операцию, «не наследив».
Само собой разумеется, что агентура тщательно подготовила операцию. Фуэнтеальба и Кольао еще в Сантьяго выучили назубок домашний адрес журналиста и адрес «Чиле демократико» — римского бюро партий Народного единства, где работал коммунист Паскуаль Валенсуэла. Они зазубрили названия улиц, по которым он чаще всего проходил. Им было хорошо известно, где его можно встретить в то или иное время дня. По карте и справочникам они отлично изучили Рим.
Да, операция была тщательно подготовлена. Но — три дня! Кольао рывком поднял свое длинное тело из продавленного кресла:
— Не пройтись ли нам, Мануэль? Уже несколько часов в Риме, а Рима не видели.
Лейтенант согласно кивнул головой:
— Перед сном прогуляться не вредно.
Вечерний город загорался неоновыми огнями.
Фуэнтеальба и Кольао молоды, одному — едва за тридцать лет, другому — и вовсе двадцать. Им интересно в чужом городе, он будоражит, волнует их. Они радостно напряжены, жадно смотрят по сторонам, и увиденное надолго откладывается в ячейках памяти — кадр за кадром: потом этот фильм не раз будет щемить им сердца, когда они станут прокручивать его в своей памяти.
Только смотрят они по-разному.
Фуэнтеальба, армейский интеллектуал, любитель истории, очарован отблеском былых веков, впаянным в облик Вечного города. Он замирает, когда на фоне неба, подсвеченного бесчисленными городскими огнями, встает темный силуэт Колизея.
Кольао видит просто незнакомый вечерний город, полный всяческих соблазнов. Город, как бы отданный ему, молодому завоевателю, на разграбление. Он заглядывается на проходящих мимо женщин, бросает быстрые взгляды на фото «ведетт», выставленные на стендах у входа в ночные клубы и кабаре, шарит глазами по неоновым вывескам и рекламам.
Оба — каждый по-своему — наслаждаются увиденным. Но они — не туристы, они приехали в Рим, чтобы убить человека. И об этом «служебном долге» напоминает своему спутнику Фуэнтеальба.
— Присядем. — Он кивает на подножие какого-то фонтана на площади, пустынной и для них — безымянной. Они садятся на каменное подножие, еще теплое после не по-осеннему жаркого дня.
Лейтенант излагает свою точку зрения: сегодня второе, а шестого утром Паскуаль Валенсуэла улетает в Падую, три дня — слишком короткий срок для проведения операции. Ведь надо арендовать машину, посетить для вида несколько торговых фирм, изучить — уже не по плану и справочникам, а въяве, так сказать, — место их будущих действий. А как полагает сержант?
— Не понимаю вас, лейтенант. — Волоокий красавец, только что оживленный, веселый, каменеет. Говорит, осторожно подбирая слова: — Вы намерены нарушить приказ — отказаться от проведения в деталях разработанной операции?
Лейтенант излагает план нового варианта: он, Фуэнтеальба, завтра же выезжает в Падую и там — без чреватой ненужным риском суетни, которой в Риме при сложившихся обстоятельствах не избежать, изучает обстановку, да, Кольао понял правильно — Паскуаля Валенсуэлу они распотрошат в Падуе, сержант останется пока в Риме и возьмет борзописца под неусыпное наблюдение, в этом ему поможет «парагваец» Камарго.
Кольао сидит, опустив голову, хмуро уставясь на пыльный, затоптанный асфальт у себя под ногами. Затея лейтенанта ему явно не по душе. В армии и в ДИНА его научили точно и четко выполнять приказы. «Интеллигент вонючий, — ругает он про себя Фуэнтеальбу. — Люди поумнее тебя готовили операцию, а ты все хочешь переиначить по-своему». Но, в конце концов, Фуэнтеальба сейчас — непосредственный его начальник, и сержант ограничивается тем, что спрашивает:
— А зачем брать Валенсуэлу под наблюдение? Еще спугнешь ненароком. Вот объявится он в Падуе, тогда им и займемся. По-моему, мне в Риме делать нечего — надо ехать с вами.
Лейтенант терпеливо объясняет: нет, наблюдение необходимо. Кто может поручиться, что здешние агенты ДИНА не вспугнули Валенсуэлу и что он действительно собрался 8 Падую, а не в какую-нибудь никому не ведомую дыру, где надеется спокойно отсидеться? Лейтенант жестко заканчивает:
— Не спускайте с него глаз, сержант. В Падую прилетите одним самолетом с Валенсуэлой.
— А наш «парагваец»?
— Он прилетит тем же самолетом.
Здесь, на маленькой окраинной площади, безлюдно в этот вечерний час. Никто не может подслушать их разговор. И потому Кольао не решается называть лейтенанта Мануэлем, не решается фамильярничать. Он покорно соглашается.
— Слушаюсь, мой лейтенант. Вы — старший группы, вам и принимать решение. Но если хотите мой совет, вот он: свяжитесь через Камарго с местным резидентом нашего управления, посоветуйтесь.
— Здешний резидент — это дипломат, советник по культурным вопросам. А ведь мы с вами получили ясное указание не вступать в контакт с дипломатами из нашего посольства.
Кольао молча пожимает плечами: он предупредил, а дальше — не его дело.
