Затем на дороге появилась довольно большая группа солдат с лопатами.
— Что это? Неужели они собираются прямо здесь и хоронить убитых? — спросил Песков.
— Это исключено. Не до того им. А вот что они собираются делать, ума не приложу.
Но вскоре все стало понятно. Прибывшие солдаты по команде, наверное, унтер-офицера разошлись вдоль дороги и начали в отдельных местах снимать верхний слой снега и сбрасывать в кучи. Затем убитых гитлеровцев отнесли за обочину дороги и зарыли в снежную яму. Танки подцепили на буксиры закопченные остовы еще чадящих машин и отволокли в сторону от шоссе. Их тут же забросали снегом. Разведчики догадались, что немцы старались убрать с магистрали следы учиненного разведчиками побоища.
— Это, видать, чтобы не нервировать других, — сделал вывод сержант.
— Эх, поддать бы им еще жару, — ударил кулаком по ложе автомата Песков.
— Поддать им жару у нас с тобой нечем, — ответил сержант. — А вот слегка попугать их, пожалуй, сможем.
— Как?
— У меня осталась парочка ракет. Отойдем к опушке и выпустим их в сторону колонны. Посмотрим, как это им понравится.
Наблюдатели оставили свой уже ненужный окоп и отошли к лесу, умышленно уклонившись от направления отхода взвода, и укрылись в густом, занесенном снегом кустарнике, откуда просматривалась шоссейная дорога и еще стоящая на ней вражеская колонна. Исчезли лишь солдаты с лопатами. Начиналась посадка пехоты в грузовики.
Солдаты, радуясь, что для них все кончилось благополучно, возбужденно галдели, рассаживаясь по машинам. И тут в сторону шоссе полетели две зеленые ракеты. Словно вихрь пронесся над шоссе и оно вздыбилось шквалами огня. Танки открыли по лесу стрельбу из пушек и пулеметов. Пехота опять выскочила в снег и залегла в кюветах, осыпая пулями невидимого противника…
Сколько это продолжалось, наблюдатели не могли точно сказать. С первыми вражескими выстрелами они скользнули в лес, нашли вскоре лыжню, по которой отошел взвод, и помчались по ней, стремясь догнать товарищей.
Старший лейтенант Алексеев со своими бойцами вернулся на стоянку в час ночи. Капитан Шевченко еще не спал. Он сидел на кухне барака за обеденным столом и при свете керосиновой лампы сосредоточенно работал с картой. На скрип двери недовольно обернулся, но, увидев Алексеева, улыбнулся. У того шапка, поднятый меховой воротник десантной тужурки, шерстяной подшлемник были покрыты коркой инея.
— Разрешите, товарищ капитан? — спросил Алексеев.
— Входи, Дед Мороз, — улыбаясь, ответил Шевченко. — Признаться, мы с комиссаром ждали тебя попозже. Заходи, заходи, Николай Федорович. Раздевайся, грейся. Иди к печи поближе. Вот так. Докладывай…
Алексеев подробно рассказал о действиях взвода, огорченно развел руками на вопрос командира — удалось ли хоть что-нибудь захватить из подбитого лимузина, назвал фамилии двух легкораненых бойцов.
— Ладно, не огорчайся, — успокоил капитан. — Главное, шуму-грому наделали знатного. Теперь немцы будут бдительнее, но ожидать нападения станут на других участках. Нелогично ведь думать, что десантники вновь ударят по шоссе в том же месте, как ты считаешь? А мы их именно там же и раздолбаем. Совместно с соколиками нашими…
— Это будет здорово, товарищ капитан! — восхищенно воскликнул Алексеев. — Конечно же, им это и в голову не придет.
— Время покажет, правы ли мы в своих расчетах. А какие потери понес противник?
— По докладам сержанта Дегтярева и рядового Пескова, оставленных мною для наблюдения за дорогой, санитары подобрали на шоссе более двадцати убитых, в том числе и высокое начальство…
— Вы уверены, что это так? — спросил Шевченко.
— Да. Когда вытаскивали их трупы из машины, на одном из них Дегтярев в бинокль четко рассмотрел шинель с красной подкладкой. Другие двое были одеты в теплые кожаные пальто на меху. Офицеры и солдаты, которые вытаскивали их из лимузина, обращались с ними бережно и почтительно, как с живыми, не так как с остальными.
Командир с похвалой отозвался о смелых, озорных действиях наблюдателей:
— Молодцы ребята! Двумя ракетами задержали, наверное, не меньше чем на целый час батальон вражеской пехоты, так нужный фашистскому командованию под Клином…
— Ну, а как твои орлы? — спросил Шевченко. — Небось замерзли, устали и голодны?
— Есть маленько, товарищ капитан.
— Тогда разговор на этом закончим. Для вас приготовлен горячий ужин. Живо накормить людей и дать отдых. Завтра предстоят большие дела!
26. ПРИЛЕТ ТРАНСПОРТНОГО САМОЛЕТА
На следующее утро заметно усилился северо-восточный ветер и кое-где по лесным дорогам и полянам поползла зловещая поземка — предвестница метели. Вместе с погодой портилось и настроение разведчиков. Все от командира до молодого бойца отлично понимали, что, если разыграется вьюга, то не прилетят ни транспортные самолеты, ни бомбардировщики, ни штурмовики.
Капитану Шевченко, кажется, начала изменять присущая ему выдержка. Вышагивая по кухне, превратившейся в штаб отряда, он то и дело выглядывал в окно и что-то яростно шептал сквозь зубы.
Огнивцев, волновавшийся не меньше командира, старался подбодрить его. Потягивая свою любимую трубку, наполненную душистым трофейным табаком, он говорил:
— Напрасные треволнения, Александр Иосифович! Наши орлы обязательно прилетят. Берлин летают бомбить, а тут и лететь-то нечего.
— Откуда такая уверенность, комиссар? — спросил Шевченко.
— В прошлую ночь сон видел. Наш Кожевников угощал нас крепким чаем и черными сухарями с московской колбасой и даже предлагал немного спирту. Значит, прилетит наш кормилец.
— Да-а. Хорош сон, товарищ комиссар, — скептически протянул начальник штаба. — Но это только сон… На деле, похоже, осечка получится. Колбаса-то, шут с ней, а вот патрончики, мины, взрывчатка позарез нужны. Без них — труба…
— Брось, Федор Николаевич, тоску нагонять, — остановил командир Ергина. — Ты уж чересчур пессимистически настроен. Самолет, конечно, будет, если погода не подведет.
— Но сон не самая главная примета обязательного прилета нашего самолета, — полушутливо продолжал комиссар.
— А что же тогда? — спросил Шевченко.
— Счастливое тринадцатое число.
— Ну, это ты брось! Испокон века оно считается самым несчастливым.
— Кому как, а у меня в моей жизни тринадцатое число наиболее счастливое, — отвечал комиссар. — Тринадцатого мая я родился, тринадцатого марта принят в члены ВКП(б), тринадцатого марта сорокового года награжден орденом Красного Знамени и в ночь на тринадцатое прилетит самолет.
— Да-а, — с улыбкой протянул командир, — доводы комиссара настолько убедительны, что, руководствуясь ими, можно любую фронтовую операцию планировать…
Шевченко шутил. Значит, настроение его поднялось. А этого и добивался Огнивцев.
В дверях появился ординарец командира отряда:
— Товарищ капитан, к вам просится на доклад старший радист.
— Пусть входит, пропустите.
Едва переступив порог кухни, радист четко доложил:
— На ваше имя получены две радиограммы. Разрешите вручить…
Шевченко почти выхватил листки из рук бойца, развернул и вслух прочел:
«Встречайте самолет в указанном районе сегодня тчк Сигналы прежние».
Огнивцев по-медвежьи облапил командира:
— А что я говорил?! Что, дорогой мой! Вот оно! Вот мое счастливое число!
— Но это пока только телеграмма, а не самолет, товарищ комиссар, — скептически заметил Ергин. — Вот прилетит он — тогда и поверим в ваши приметы.
— Что значит «не прилетит», — сказал командир начальнику штаба. — Получили телеграмму — значит, самолет будет. Проверьте, Федор Николаевич, все ли делается для встречи самолета.
Вторую телеграмму командир сначала дважды прочитал сам, а затем передал ее комиссару и начальнику штаба. В ней говорилось:
«Послезавтра в девять утра наша авиация будет наносить бомбовые и штурмовые удары по отступающим вражеским колоннам по шоссе Клин — Новопетровское. Боевая задача отряда: до утра устроить лесной завал на участке шоссе между деревней Введенское и высотой 238,0. Заминировать дороги и огнем из стрелкового оружия задержать движение вражеских колонн на шоссе. Целеуказания авиации проводить красными ракетами».
— Да-а. Все идет в основном, как и намечалось. И место устройства завала почти совпадает с намеченным нами, — сказал Ергин. — Все дело за транспортным самолетом. Вдруг его не будет? Тогда как быть с выполнением приказа?
— Постановка задачи отряду — прямое подтверждение того, что самолет непременно прилетит и прилетит именно сегодня, — ответил командир.
Комиссар, прочитав телеграмму и выслушав командира, воскликнул:
