Миронович разведчикам не помощник – чего не знает, того не знает.
– Из всех маршрутов, парни, этот самый безопасный, – уверял мужчина. – Поверьте, я в этом деле не одну собаку съел. По другим направлениям – населенные пункты, дороги, а значит, войска и охрана. Там вас прищучат, вызовут подмогу, и будет вам туго. Но чтобы пробиться здесь, – мужчина обвел пальцем интересующий разведчиков квадрат, – нужно отвлечь внимание супостатов на другом участке. Впрочем, вы сами стратеги, не мне вас учить.
– Вы служили в армии, Егор Миронович?
– Было дело под Полтавой, – улыбнулся хозяин. – На Дальнем Востоке, в лесах под Лихоманкой, в отряде красного партизана товарища Щорса. Это если можно назвать службой в армии. Но два года в боях, два ранения – там моей ноге пришел кирдык. Потом сюда, на материк, переехали с Дарьей. Я уже не мальчик был – пятый десяток, считай, разменял. Но все это быльем поросло…
– Безопасный маршрут, говорите? – Глеб задумчиво почесал щетинистый подбородок.
– Да боже упаси! – испугался хозяин. – Я вам скажу, ваши там нарвутся, и меня врагом народа сделают! Безопасно, мил человек, по воздуху летать – и то как сказать!.. В Выселянке могут стоять чужаки – обычно это полицаи, их свозят из других районов. Там идти надо очень осторожно. Русский мужик, даже пьяный и ленивый, весьма наблюдателен. Техника там не пройдет, но пешие посты обязательно будут. Что касается урочища – даже не надейтесь, что пройдете там, как по бульвару. Несколько постов обязательно встретите. Могут стоять на удалении в нескольких километрах, могут оказаться рядом – леший их знает. Это народ дикий, в урочище сидят безвылазно, сами себе на кострах готовят, сами себя греют – одурели там, поди. Но немцы приказали – они и сидят. А чуть шум – сразу за рацию хватаются. Учтите, там стрелять опасно – акустика такая, что по ушам бьет и на многие версты слышно. Так что, ребятки, будьте осторожны.
– Хорошо, Егор Миронович, мы разберемся. Спасибо за содействие. Мимо пойдем – можете к нам присоединиться со всем своим семейством. В смысле если пойдем. А пока советую перебраться в другой дом – в деревне же хватает пустующих изб? Немцы будут своих искать, сюда приедут, тогда вам точно не поздоровится. Лучше всего вообще в лес уйдите, шалаш себе постройте. Береженого, как известно, Бог бережет. Раньше советская власть берегла, но теперь у нее дела другие…
Бурундук пробежал по стволу, застыл и повернул смышленую мордашку. Завадский обернулся, прижал палец к губам. Да поняли уже! Русская речь настолько густа и выразительна – хоть оды пиши. Разведчики присели, обернулись в кочки.
Мужчина в брезентовой куртке, из-под которой высовывался темно-серый френч, закончил свои дела и застегнул штаны. Бурундук сорвался с ветки, перепрыгнул на соседнюю, оттуда перескочил на ствол березы. Мужчина резко повернул заросшую щетиной физиономию, обвел пространство воспаленными глазами. Вести трезвый образ жизни полицаи не научились, да и кто бы их обучал? Бурундук продолжил скачки, мужчина его заметил, успокоился, что-то проворчал, подтянул штаны. На плече у него висел немецкий карабин маузер, на рукаве – светлая повязка, отличающая обычных людей от предателей. Мужчина подтянул сползающий с плеча карабин и грузно затопал в просвет между кустами. То ли он по жизни был неряхой, то ли много дней провел на посту без связи с внешним миром и опустился.
Других желающих облегчиться в этот час не нашлось. За кустами голубел просвет. Время на месте не стояло, безжалостно отмеряло минуты и часы, не за горами уже был вечер. Завадский практически бесшумно подбежал к кустам, присел на корточки. Остальные выдвинулись вперед, застыли. Завадский поднял руку, показал три пальца, затем изобразил знаком: «Малым ходом – можно».
Через минуту все пятеро сидели на позиции и вели наблюдение. Полтора часа уже провели в пути, шли аккуратно, проверяя каждый пенек. Но каверз в этом заповеднике немцы не ожидали – мнение о недалекости русских продолжало превалировать в умах вражеских солдат и офицеров. Зачастую это играло на руку.
Единственный пост, на который едва не нарвались разведчики, стоял в окрестностях хутора. Полицай решил справить нужду в кустах, хотя по виду не скажешь, что он шибко стеснителен. Лес оборвался, и возникла поляна, покрытая мелкой травкой. Солнце шло на закат, но все еще грело. Трое полицаев сидели кружком и резались в карты. Проигравшего под громовой хохот хлестали картами по ушам. Матерки сыпались, как из рога изобилия. До немцев было метров тридцать, и хватило бы одной очереди, чтобы малость очистить мир. Но Шубин решил: соблазнам нельзя поддаваться.
Тропа пересекала поляну и снова убегала в лес. Слева и справа над деревьями возвышались заросшие лесом холмы – практически горы. Впереди за редколесьем виднелись крыши ввалившихся в землю избушек, расшатанные заборы, останки телеги с торчащими в небо оглоблями – хутор Выселянка. Мирных жителей там не должно было оказаться, но над крышей главной избы курился дымок. Значит, в наряде больше полицейских, чем присутствует на поляне. Эти люди хорошо вооружены, имеют запасы продуктов и рацию, с помощью которой регулярно отправляют в эфир отчеты.
– Сделай другое лицо, – пробормотал Глеб пристроившемуся рядом Костромину.
– А какое у меня лицо? – не понял боец.
– Как у кота, увидевшего сметану.
Полицаи увлеченно вели картежный бой. Один был постарше – тот самый, который бегал в кусты по нужде, остальные – моложе тридцати. Щетина у всех торчала, как колючки у ежа. Матерились знатно, даже обычные слова, которые невозможно заменить, ухитрялись подменять матерными. Потом им наскучило играть, и они закурили. На севере и западе грохотала канонада, фрицы прислушивались и вставляли ценные замечания, дескать, сколько можно месить этих «коммуняк», давно пора с ними разделаться и снова идти на Москву. А то зимой они так опозорились под столицей, что расстроили весь добропорядочный мир.
Пришлось ретироваться в лес и обходить опасный участок краем седловины. Местность была завалена буреломом, и разведчики недоумевали: каким образом здесь сможет пройти целая армия?
– Да никаким, – ворчал Шубин. – Пустим вперед обученных людей вроде тебя, Завадский, они вырежут полицаев, и мы спокойно пройдем через хутор.
Полчаса продирались через чащу, холмы остались позади. Молодая крапива жалила руки, сапоги вязли в зловонной жиже, и это странным образом гармонировало с горками нерастаявшего снега. Завадский шел первым, выбирал маршрут. Неподалеку журчал ручей, доносился звук небольшого водопадика – вода звонко разбивалась о камни. Незаметно началось понижение. Из земли вырастали камни, кое-где валялись целые груды каменных лепешек, как
