— Кто знает, что на такой войне может случиться, — сказал он. — Мне что-то подсказывает, что рано или поздно возникнет дефицит костылей.
Они подошли к нам, когда мы сидели на ступенях лестницы на виа Торино, подкрепляясь жареными сардинами. Мы предложили им место, угощенье и впятером опустошили блюдо. Потом, блуждая по узким переулкам, поджарили на листе жести картофельные оладьи, разведя огонь на маленькой площади. Потом нас внезапно охватило стремление к чистоте, и мы отправились в общественную баню. К сожалению, там поднялся шум, когда мы выломали дверь в женское отделение, и нам пришлось бежать со всех ног. Совершенно голые, держа в руках одежду и вещи, мы бежали вдоль казавшегося нескончаемым ряда заборов и сараев.
Расстались мы на мосту Умберто. Итальянцы решили, что лучше им больше не задерживаться. Они были в пути уже месяц. Документы их были проштампованы, но печати были поддельными. Мы прощально махали, пока видели друг друга, потом стали перекрикиваться.
— Ребята, встретимся, когда окончится война. С первого по третье ноября после заключения мира, — крикнул итальянский матрос из какого-то переулка.
— Не пойдет, морячок, — крикнул в ответ Карл. — Вдруг она окончится четвертого ноября, и тогда встречи придется ждать целый год. Что, если ровно три месяца спустя после войны? Встретимся здесь?
— Там, где вы, или там, где мы? — крикнул матрос.
Нас уже разделяло большое расстояние, и слышать друг друга было трудно. Люди останавливались и непонимающе глядели на нас. Карл приложил руки ко рту рупором.
— Встретимся посередине моста Умберто, и каждый принесет ящик пива.
— Идет. В какое время вам всего удобнее? — крикнул итальянец.
— В четверть двенадцатого, — ответил Карл.
— Приедете поездом или морем? — прокричал моряк.
— Не задавай глупых вопросов. Поездом ездят только по крайней необходимости.
— Из Анцио в Рим каждый час ходит автобус, — донесся издали голос моряка.
Мы перекликнулись еще несколько раз во весь голос, но были уже так далеко друг от друга, что ответы представляли собой лишь слабое эхо.
На другой день рано утром мы отправились в госпиталь на виа ди Сан-Стефано. Приехали туда мы на такси, водитель сидел на пассажирском сиденье, а мы втроем — на водительском, и поочередно правили. Таксист согласился на это после недолгих убеждений.
— Теперь главное — держаться фарватера, — сказал Карл, когда мы свернули в ворота.
— Я твердо держусь левой стороны, так что все будет в порядке, — ответил Отто, державший руль.
Дневальный удивленно вытаращился на нас. Он еще ни разу не видел такого прибытия. Отто лихо развернулся и подъехал к ступеням.
— Отдать якорь, — приказал Карл.
Попивая пиво, мы попрощались со старым таксистом и его лошадкой.
— Куда вы? — раздраженно спросил дневальный.
— Спрашивали мы тебя, куда ты идешь? — ответил Карл. — Какое тебе, черт возьми, дело?
— Я должен спросить, — сказал дневальный.
— Ну вот и спросил; а теперь заткнись.
Дневальный пожал плечами и вернулся к воротам.
Путь в канцелярию указывала стрелка.
— Я не позволю этим клистирным героям помыкать мной, — сказал Карл. — Если они будут со мной любезны и вежливы, существует небольшая вероятность, что и я буду вежлив с ними. Иначе они проклянут тот день, когда встретились с Карлом Фридрихом Вебером.
Не обращая внимания на табличку «Постучите и ждите», мы ввалились в канцелярию.
Унтер-офицер медицинской службы в шитом на заказ мундире сидел в кресле-качалке, водрузив ноги на стол, и старательно смазывал волосы бриллиантином, укладывая их волнами. Позади него висел на стене портрет Адольфа Гитлера.
— Привет, привет! — сказал Карл, бросив на пол со стуком сапоги и ранец.
Благоухающий унтер не соизволил взглянуть на нас.
Карл сделал еще попытку привлечь его внимание к нашему присутствию.
— Эй, ты, помощник смерти! Клиенты пришли!
Госпитальный герой поковырял в зубах ларингоскопом и повернулся к окну.
— Вы, должно быть, ошиблись адресом.
— Ничего подобного. Это заведение — госпиталь, разве не так?
— Совершенно верно. Вы находитесь в Ospedale Militare[162] и разговариваете с главным регистратором. Здесь становятся в уставную стойку и докладывают о причине своего появления.
— Да пошел ты, — сказал Отто.
— Что я тебе говорил? — усмехнулся Карл. — Давай подержу его за горло. Гнусная тыловая крыса!
— Кончай, приятель, будь разумен, — убедительно сказал Отто. — Мы должны войти в док.
— В таком случае вы явились не туда. Здесь госпиталь, а не верфь.
— Чего разговаривать с ним, — сказал Карл. — Давай надаем ему по морде и смоемся.
Отто сделал еще одну попытку.
— Не знаю, как это называется на вашем медицинском языке. Мы должны встать здесь на ремонт. Капитальный.
Унтер старательно разглядел свои блестящие волосы в зеркале на противоположной стене. Надушил одеколоном лицо.
— Другими словами, вас должны госпитализировать. В таком случае у вас должны быть бумаги от вашего врача. Вы ранены?
— Да, — кивнул Карл. — Только это было давно. Мы явились не поэтому.
— Я от шлюхи заразился, — сказал Отто.
— Тогда вы пришли не по адресу. Это хирургическое отделение.
Унтер снисходительно улыбнулся
— Чего ты толкуешь с этим дерьмом? — сказал Карл. — Дай ему пинка в это самое место, вышвырни в иллюминатор и пошли отсюда.
Унтер не обратил внимания на этот доброжелательный совет.
— Вам нужно в кожно-венерическое отделение, оно находится в терапевтическом стационаре. В комендатуре вам скажут, где он находится; в управлении военными перевозками на железнодорожной станции вам скажут, где находится комендатура, а дорогу к железнодорожной станции укажет любой полицейский.
— А ты не знаешь, где находится этот чертов стационар? — раздраженно спросил Отто.
— Знаю, конечно. Мне положено.
— Ну так скажи, — негодующе выкрикнул Отто.
— Морячок, я главный регистратор хирургического отделения, а не справочное бюро.
— А чем, собственно, ты занимался до войны? — спросил Отто.
— Собственно, я не понимаю, зачем тебе это знать, — спокойно ответил унтер, — в частной жизни мы никогда не встретимся; но, раз тебе любопытно, так и быть, нарушу свое правило и скажу. Я был делопроизводителем второго класса в берлинском муниципалитете.
— Ну, с меня хватит, — воскликнул Карл, поддернув брюки. — Делопроизводитель, тьфу! Писаришка паршивый. Самая гнусная тварь на свете.
Он схватил бутылку с чернилами и запустил в стену за спиной унтера. За ней последовали книги. Большой книжный шкаф мгновенно опустел.
Мы с Карлом вскочили на стол, схватили унтера за волосы и стали бить лицом о столешницу. Отто открыл банку клубничного джема и стал старательно втирать его в набриллиантиненные волосы унтера, а Карл тем временем выливал бриллиантин и одеколон на его щегольской мундир. Мы разорвали несколько подушек и осыпали его перьями. Потом открыли две банки мармелада, размазали его по лицу унтера, по перьям, и он стал похож на больную курицу. В кабинет заглянула медсестра, но, когда мимо ее головы пролетел медицинский словарь, поспешно скрылась.
Перед уходом Карл затолкал пачку бумаг в горло оравшему унтеру. После этого, весьма довольные собой, мы покинули кабинет, в котором учинили разгром.
— Излечимся раньше, чем попадем в госпиталь, — простонал Отто. — Мы уже три недели в пути.
Когда мы уже прошли довольно приличное расстояние по виа Клаудиа, возле нас остановился «кюбель», из которого выскочили двое полицейских вермахта в касках.
— Вы арестованы, — сказал один из них.
— Ничего не знаю об этом, — усмехнулся Карл.
И огрел изо всей силы первого пряжкой ремня по лицу. Полицейский упал и стал ползать, ослепленный, стонущий. Улица опустела за несколько секунд. Такси с двумя пассажирками унеслось на полной скорости.
Второй полицейский схватился за кобуру. Я вскочил ему на спину и укусил за ухо. Карл пнул его в живот и с громким стуком саданул кулаком по кричащему лицу. Потом мы принялись бить их лицами об асфальт.
Я вскочил в «кюбель», завел мотор, включил вторую скорость и выпрыгнул. Машина с грохотом врезалась в здание на углу виа Марко Аурелио.
Мы пошли дальше. Возле Колизея Карла осенила мысль. Порывшись в ранце, он достал бутылку рома, и с ней мы вернулись к лежавшим без сознания охотникам за головами.
— Ополосните рот, пожалуйста, — сказал Карл, вливая каждому в горло по полстакана. Потом мы облили их мундиры так, что ромом стало нести за километр, и бросили пустую бутылку на переднее сиденье разбитой машины.
— Пробка, — задумчиво произнес Карл.
Отто громко захохотал — это был настоящий утробный смех, — подошел к полицейским и сунул пробку одному из них в брючный карман.
