Природная выносливость позволяла Цольмеру выносить изнурительные марш-броски с полной выкладкой, а врожденная исполнительность — придирки командиров. Свободное время Цольмер проводил, возясь с мотоциклами: при школе было несколько довольно изношенных мотоциклов, пожертвованных для НСКК членами партии и сочувствующими, и начальство охотно позволило Цольмеру привести их в порядок. В школе готовили тренированных спецназовцев, владеющих многочисленными видами оружия и приемами рукопашного боя, преданных фюреру до мозга костей. И Цольмер как нельзя лучше соответствовал этим требованиям.
Однако он плохо играл в командные игры, так как не мог понять партнеров. И совершенно не смог освоить шахматы. Игра в шахматы весьма поощрялась руководством школы, считавшим, что шахматы способствую развитию логического мышления и изворотливости ума. Поначалу это вызывало насмешки товарищей, однако выяснилось, что Цольмер весьма преуспел в занятиях, поддерживающих высокий уровень агрессивности: учебные бои с применением штыков, ножей, саперных лопаток и боксерские поединки. Удары Цольмер держал так, как будто был вообще нечувствителен к боли. А проломленный Цольмером при помощи саперной лопатки череп и пара серьезных ножевых ранений, нанесенных им спарринг-партнеру, заставили относиться к нему если не с уважением, то с опаской.
Цольмер преуспел даже в политзанятиях. Тут все было просто. На вопросы: «Почему арийская нация должна править миром? Почему евреи — недочеловеки? Почему войска СС являются элитой нации?» — он давал короткий ответ, неизменно признаваемый правильным: «Так говорит фюрер, а фюрер всегда прав!»
И лишь на занятии «Воспитывающая роль армии» по книге Гитлера «Моя борьба» Цольмер высказался другими словами: «Только армия способна воспитать настоящего немца, потому что без армии все — дерьмо». А подумав, добавил убежденно: «А без фюрера — и армия дерьмо». Но такому убежденному национал-социалисту охотно простили даже столь рискованный пассаж.
На занятиях по огневому взаимодействию Цольмер несколько озадачил преподавателей тем, что в ситуациях, требовавших разного типа оружия, он неизменно выбирал пулемет. Но с пулеметом он действительно научился управляться виртуозно. На занятиях ему частенько приказывали «пугнуть» новичков. И Цольмер стрелял очередями над головами юнкеров так, что пули ерошили у них волосы на макушках.
Короче, в школе Цольмер оставил впечатление хотя и немного замкнутого, ограниченного и туповатого, но исполнительного, надежного в бою и виртуозно обращающегося с пулеметом и мотоциклом бойца.
— Вполне годится на должность офицера в пулеметной роте, — заключило руководство школы, и Цольмер должен был отправиться на полугодовую стажировку обратно в полк «Дер Фюрер», однако командование полка не горело желанием принять его в свои объятия. Командир полка обратился к СС-бригадефюреру Хауссеру, являвшемуся в то время главным инспектором войск СС и непосредственно руководившим формированием полков «Дер фюрер», «Дойчланд» и «Германия», и попытался объяснить деликатную ситуацию с Цольмером. У Хауссера были весьма напряженные отношения с Зеппом Дитрихом, игнорировавшим попытки Хауссера инспектировать Лейбштандарт, и Хауссер сразу почуял возможность ударить по заносчивому группенфюреру. Хауссер ознакомился с личным делом Цольмера и невозмутимо заявил:
— С формальной стороны претензий к штандартоберюнкеру Цольмеру нет. Возможно, он стал штандартоберюнкером по недоразумению, но виновником недоразумения является Дитрих. Вот пусть он и расхлебывает.
За «выдающиеся успехи в обучении и беспорочную службу в рядах СС в течение шести лет, в том числе на унтер-офицерских должностях» Цольмеру «в порядке исключения» присвоили офицерское звание «СС-унтерштурмфюрер» без обязательной полугодовой стажировки и направили служить в Лейбштандарт.
Ког да в июне 1939 года Дитрих знакомился с пополнением, прибывшим в полк, у него чуть не помутился разум при виде сияющего Цольмера в новенькой форме СС-унтерштурмфюрера.
— Отправь его в Берхтесгаден, пусть охраняет фюрера, — приказал Дитрих начальнику штаба.
— Но Цольмер планировался командиром взвода в мотоциклетную роту, — заикнулся было начальник штаба, — у него блестящая характеристика, он лучший пулеметчик выпуска.
— В Берхтесгаден, с глаз моих долой! — заорал Дитрих. — Я не сомневаюсь, что он отлично стреляет из пулемета. А вот в кого он любит пострелять, можешь расспросить Кольрозера! Через пару месяцев мы окажемся на фронте, а в бою этот парень больше опасен для своих, чем для врага.
И Цольмер попал в резиденцию фюрера в Берхтесгадене командиром взвода охраны. Первое время он был счастлив: когда фюрер приезжал отдохнуть в горах, он мог почти целый день находиться рядом с предметом своего обожания. Но когда осенью 1939 года началась война, в Цольмере проснулся дух патриотизма.
Однажды Гитлер вышел полюбоваться великолепным горным пейзажем и увидел офицера СС, плачущего в лучах заходящего солнца.
— Мужайся, солдат, — сурово произнес фюрер. — Что бы ни случилось, слезы не к лицу тому, кто носит мундир Лейбштандарта.
— Простите меня, мой фюрер, — с раскаянием молвил Цольмер, — но мое сердце разрывается, я не знаю, что делать. Моя любовь к вам требует, чтобы я день и ночь охранял фюрера здесь. А мой долг офицера СС требует сражаться за фюрера на фронте. Что мне делать, мой фюрер?
Гитлер был настолько растроган столь наивным проявлением искренних чувств, что сам невольно прослезился.
— С тех пор как я нахожусь на передовой линии битв, — произнес фюрер, — это и твоя честь, солдат Лейбштандарта, быть на передовой.
«Хорошо сказал», — удовлетворенно подумал Гитлер. И 23 декабря 1940 года он почти буквально повторит эту фразу на праздновании Рождества Лейбштандартом в Бад-Эммсе. Ну а для Цольмера после этих, слов выбор был сделан: в конце апреля 1940 года он оказался в мотоциклетной роте Лейбштандарта, дислоцировавшейся в Нойенкирхене в 30 километрах от границы с Голландией. А 10 мая в 2 часа ночи Лейбштандарт был поднят по тревоге и в 5 часов 35 минут пересек границу с Голландией. 12 мая мотоциклетная рота под командованием СС-оберштурмфюрера Гуго Крааса совершила стремительный рейд, захватив 120 пленных и множество оружия. Краас получил за это Железный крест 1-го класса. Но его радость на следующий день была омрачнена инцидентом с участием Цольмера.
14 мая Цольмер вместе со своим взводом первым переправился через Маас и ворвался в дымящийся после бомбежки Роттердам. Увидев в конце улицы вооруженных голландцев, Цольмер тут же открыл огонь из пулемета. Его люди последовали примеру. И вдруг прямо под огнем появился офицер вермахта, отчаянно жестикулируя и крича:
— Не стрелять, не стрелять!
Оказалось, что в это время в помещении комендатуры капитуляцию голландских войск принимал генерал Штудент, высадившийся в этом районе со своей 7-й парашютной дивизией еще 10 мая. Пулеметный огонь Цольмера и на этот раз оказался метким: помимо трех десятков убитых и раненых голландцев погиб один из парашютистов, а сам генерал Штудент, очень некстати выглянувший в окно, получил скользящее ранение головы. Когда подполковник фон Хольтиц (тот самый офицер, что выскочил под обстрел) доложил Штуденту о причинах инцидента, Штудент сказал:
— Не стоит болтать об этом. Если начнут судачить о том, как мы по ошибке стреляем друг в друга, то это может снизить боевой дух наших войск и приободрить неприятеля. Отметьте в рапорте офицера 39-го корпуса, который первым ворвался в город, чтобы оказать нам поддержку: в конце концов, он же не знал, что голландцы уже капитулировали. Так же, кстати, как и люфтваффе, разбомбившие город, когда голландцы уже согласились капитулировать.
— Это не офицер 39-го корпуса,. — заметил Хольтиц. — Это вообще не офицер вермахта, это — офицер Лейбштандарта.
— Тогда тем более простительно, — сдержано выразил свое отношение к Лейбштандарту Штудент. Он осторожно потрогал перебинтованную голову и решительно сказал:
— Вот что, Хольтиц, меня весьма беспокоит возможность распространения слухов о данном инциденте. Если наши десантники начнут рассказывать друг другу, как их командира чуть не пристрелили по ошибке эсэсовцы, а перед этим чуть не разбомбили люфтваффе, — все это может посеять чувство недоверия к товарищам по оружию. И тогда нам придется забыть о каком бы то ни было взаимодействии частей! Вы меня понимаете?
— Так точно, господин генерал! Я направлю рапорт, в котором отмечу образцовые действия командира мотоциклистов Лейбштандарта, который быстрой и умелой атакой сорвал попытку нападения противника на штаб дивизии, — смекнул Хольтиц.
Штудент еще раз потрогал голову, поморщился и добавил:
— Напишите прямо, чтобы пресечь возможные кривотолки: спас жизнь командира дивизии.
