Поднялись на хребет и торопливым шагом стали догонять пехоту, которую вертушки высадили выше по ущелью. Вскоре мы увидели тоненькую цепочку пехотинцев идущую впереди по склону.
Бой.
Вдруг по ущелью раскатилось эхо торопливых автоматных и пулемётных очередей. Впереди разгорелся бой. «Духи» из скал открыли огонь по пехотинцам. Тоненькая цепочка разорвалась, и бойцы бросились врассыпную, занимая позиции для обороны. По полковой связи мы слышали доклад о том, что есть убитые и раненые, и что надо помочь.
Мы тут же побежали на помощь, но по другому склону хребта, чтобы подобраться поближе и скрытно. Мы, конечно же, рисковали, потому что, если бы «духи» разгадали наш манёвр, мы могли также нарваться на шквальный огонь, как и пехота.
Мы бежали со всех ног, и только в том месте, откуда доносилась стрельба, осторожно подкрались к кромке хребта. Когда мы перевалили её, то увидели, как несколько «духов» в халатах и чалмах отчаянно перестреливались с нашей пехотой.
Особенно старался пулемётчик. Он не жалел патронов и не давал бойцам поднять головы. Мы тут же открыли огонь, и прострелянные «духи» стали валиться, даже не успев увидеть, откуда пришла смерть. Больше всех досталось свинца пулемётчику, навалившемуся грудью на ПК. Мы спустились к позициям душман.
Пехота поднялась к нам, оставляя свои «убогие» укрытия. Они приняли бой на гладком, сыпучем склоне, и кто-то спрятался за редкие более крупные камни, а кто-то за свой вещмешок. Старший из офицеров, со всей силы ударил пулемётчика кулаком, и тот, отлетев от пулемёта, рухнул на землю. Офицер ещё несколько раз, со злостью, ударил его ногой, пока начальник разведки не остановил его: «Не сходи с ума, он уже мёртв». Пехотинцы посмотрели на убитых духов и рассказали о том, как начался бой. Кто-то стаскивал в одно место убитых пехотинцев, а кто-то перевязывал раненых. Несколько разведчиков пошли проверить скалы, подальше и повыше.
Находка.
И вот находка. В расщелине притаился паренёк, на вид лет 17–18, в синих просторных одеждах. На голове у него была расшитая тюбетейка с красивым вырезом спереди в виде арки. Он был высокий и крепкий. В выражении лица больше досады, чем страха. В карих разумных глазах быстрое движение мысли.
Он был без оружия и уверял, что здесь оказался случайно. Его автомат нашли ниже в скалах, а на плече обнаружили характерный след от автоматного ремня. Он, наверное, занял позицию вверху, чтобы прикрыть отход своих, но ситуация изменилась, и он решил по-тихому скрыться. Но не удалось.
А денёк выдался чудный. Светило яркое солнце, с заснеженных скал дул прохладный ветерок, а вдалеке открывался живописный вид на кишлак, приютившийся внизу на берегу горной реки, уносящей свои бурные воды в узкое ущелье, зажатое скалистыми хребтами.
Стихийное «собрание» решало судьбу паренька. Большинство предлагало расстрелять его прямо на месте, но командир разведроты и начальник разведки сказали, что возьмут его с собой, чтобы получить разведданные. И паренёк пошёл с нами.
Пленные.
Он нёс вещмешок начальника разведки. А потом, когда взяли трофейную швейную машинку, то тащил и её. Характер у него был говнистый. Он сначала частенько жаловался начальнику разведки на то, что с ним плохо обращаются. Но начальник разведки отсылал его: «По всем вопросам обращайся к старшему сержанту», с комментариями: «Только не при мне!». При первом же случае афганец получал по морде. Вскоре он оставил эту привычку жаловаться, но всегда был недоволен тем, что его заставляют нести швейную машинку.
Иногда, останавливаясь на ночлег, заставляли его разбирать крыши кошар и доставать жерди. Кругом была горная пустыня, и добыть дрова можно было только таким образом. Парень пил чай из своего маленького чайничка, который мы «зацепили» для него в одном кишлаке. Удивляла его чистоплотность, он всегда просил отвести его мыть руки перед едой и с утра.
Однажды из одного кишлака выбили «духов» и при осмотре нашли таких же лет паренька. Только невысокого роста, тихого и спокойного, его тоже взяли с собой. Когда заставляли их разбирать кровлю, то первый кричал на второго, заставляя его работать усерднее. Разведчики посмеивались над ними: «Уже застарел на воинской службе — припахивает «молодого»!».
Мне чаще других приходилось охранять пленных, и на переходах персонально опекал их, да и ночью меня обязательно ставили их караулить. Перед сном пленным связывали руки за спиной и выставляли отдельный пост охранять, а это значит что, всем приходилось недосыпать.
Однажды пленных вывели к бурной реке умываться. Берег был крутой и спуск к воде тяжёлый. Неожиданно второй пленник прыгнул рыбкой с крутого берега в воду и стал выгребать на стремнину в отчаянной надежде, что бурный поток вынесет его за поворот и скроет от врагов. Разведчики изготовились к стрельбе. Несколько человек выстрелили ему в спину, и река понесла распластанное тело вниз по течению, подбрасывая на порогах.
Судьба пленных в разведроте сурова, обычно их нужно было сдавать церандою, но если пленных пытали, то они могли пожаловаться, и нашим командирам могло сильно влететь. Поэтому перед выходом к своим, пленных «убирали», обычно без лишних глаз. Командир роты назначал 2 человек, почти всегда в числе 2 был переводчик — таджимон. Убирали тихо ножом. Разведрота не должна обозначать своего присутствия в тылу врага.
Испытание.
К вечеру нас трёх «черпаков» (отслуживших 1 год) — меня, Андрея и «Афериста», подозвали «деды». Они сказали, что мы должны «убрать» пленного. Это будет нашим испытанием, через которое должен пройти каждый разведчик. У меня с пленным были нормальные отношения. Он почти всегда выполнял, что от него требуют, и, если бы не эта проклятая война, вполне могли подружиться. Никаких претензий лично у меня к нему не было.
Подозвали пленного, и повели в ближайшую пещеру. С нами пошли трое «дедов». Когда зашли в пещеру, «деды» сказали, что первый удар должен нанести я, а Андрей и «Аферист» сразу же за мной. Может быть, потому что не отличался «борзостью» и жестокостью от своих товарищей, да и было заметно, что эта затея мне не нравилась. Но с «дедами» спорить — себе дороже.
У меня был длинный нож, из червлёной стали. Длина клинка чуть больше 20-ти сантиметров с очень острым концом. У самодельной ручки, перевязанной чёрной изолентой, клинок был шириной 4 сантиметра, и служил упором для руки. Одна сторона клинка была острая, как лезвие, другая тупая с кровопускными каналами с двух сторон. Мне почему-то казалось, что это переделанный старинный штык или сабля.
Я достал нож и сделал несколько плавных движений, стараясь, чтобы лезвие шло ровно, и клинок скользил строго горизонтально. Хотел, чтобы удар был хирургически точным и прошёл между рёбер, не причинив лишних страданий пареньку. Не проталкивать мучительно нож сквозь рёбра, и не наносить второй удар. Любая оплошность грозила «наездом» со стороны «дедов» и обидными комментариями от своего призыва.
Парень увидел, как я достал нож и сразу понял, что его убьют. Он стал петлять, убегая от меня, но я решительно наступал, не давая себя обойти. Афганец схватил за плечи крошечного разведчика «Клёпу» и, как щитом, защищался от меня. «Клёпа» болтался, как тряпка, с автоматом в руках не в силах вырваться. «Деды» вырвали «Клёпу» из его рук и вытолкнули афганца передо мною.
Паренёк смотрел на мой нож, пытаясь одной рукой оттолкнуть меня, другой схватить руку с ножом. Всё остальное происходило быстро и машинально. Левой рукой перехватил его правую руку за запястье и, следя за полётом ножа, нанёс удар в левую часть груди. Удар получился точным, и нож легко вошёл по самую рукоятку, и так же легко вышел.
Глаза паренька остановились, дыхание оборвалось, и он весь обмяк. Я понял, что произошло непоправимое, и непонятный страх вошёл в моё сердце. Не успел отпустить его руку, как подлетели «Аферист» с Андреем и нанесли ещё несколько ударов ножами, прежде чем парень упал. «Аферист» опустился на колено и нанёс ещё несколько бесполезных ударов, потому что парень был уже мёртв.
Уходим.
Мне было досадно оттого, что стал участником этого жестокого «шоу», и хотел быстрее уйти из пещеры. Но «деды» не торопились и давали одобрительные комментарии. Никто не обращал внимания на лежащий труп. «Деды» были явно довольны произошедшим. Когда, наконец-то, мы вышли из пещеры, то украдкой посмотрел на свой нож. Следов крови почти не было, только слабые полоски в кровопускных каналах.
Я пошёл и вымыл его в горном ручье. Потом с удовольствием выкинул его, когда нашёл достойную замену, наивно надеясь, что вместе с ним уйдут неприятные воспоминания.
На следующие утро «вертушки» не прилетели, и мы пошли дальше по склону скалистого хребта, разорванного ревущим Пянжем. Тропа была очень опасной, и поэтому швейную машинку выбросили со скалы в горную речку.
