Настал час прощания. Мы подарили югославским друзьям все открытки с видами Москвы, Еревана и Волги, которые были с нами, все значки, которые нашлись у каждого из нас.
Златица сняла с шеи серебряный старинный кулон и, поцеловав его, преподнесла нам — без слов, прижав руку к сердцу.
Я вернул дорогую вещь обратно, тепло поблагодарив.
— Мы видим — то память для вас, пусть будет она с вами. Если хотите порадовать и нас сувениром, дайте нам слова той песни, что читали вы друзьям в парке Калемегдан. Помните? Просим вас! Мы запишем ее и увезем в Россию.
Златица посмотрела на Станко долгим взглядом, как бы вспоминая многое, передала ему кулон и тихо сказала:
— Хвала, другови! Пишемо!
Медленно, нараспев, она прочла:
— Приветствую тебя, заря утренняя, сестра наша ранняя! Привет тебе и поклон! Ты рассветаешь для всех, но никого так не радуешь, как меня… Другие видят только тот свет, что льешь ты на нашу землю, полную теней и мрака, а я вижу реки света, — ты разливаешь их по путям-дорогам солнца. Льется радость твоей вечной молодости, вливается в меня. Гляжу на тебя и не могу наглядеться, заря утренняя, заря надежды!..
1963 г.
В Бухаресте, как и в Софии, много памятников и памятных мест. Впечатляет триумфальная арка на проспекте имени Киселева. Своеобразным центром румынской столицы стала площадь Скынтейн с грандиозным памятником В. И. Ленину — вождю всех народов. Подолгу стоишь у памятника Героям Родины, победителям на Дялул Спыреи. Величествен и оригинален Пантеон в парке Свободы, охраняемый чудесными творениями народного искусства — скульптурами Титанов… Но как горячо забились наши сердца, когда, приближаясь к площади Победы, мы уже издали увидели монументальный и в то же время легкий, весь устремленный ввысь памятник Славы Советскому воину! На многометровой колонне советский солдат вздымает знамя Победы.
И здесь не успевают увядать цветы у пьедестала памятника. Мы видели у монумента Советскому воину нефтяников Плоешти, виноградарей Крайновы, рыбаков Галаца, учителей Клужа…
В Румынии мы были проездом. Наш путь лежал в дружественную Югославию. И уже далеко от Белграда мы живо ощутили, что чувство дружбы народов не зависит от расстояния…
Мы ездили по дорогам Сербии, мимо виноградников, садов и полей густой пшеницы, видели, как изменяется облик страны, как поднимаются корпуса новых заводов, строится гигантский химический комбинат, создается крупнейший канал Дунай — Тисса — Дунай…
И повсюду живет память о тех, кто кровью своей завоевал право Югославии на свободу и процветание.
Незабываемо братское кладбище освободителей Белграда — советских и югославских воинов — в столице. Не забыть памятника Свободы среди гористых просторов Воеводины, близ города Нови Сад. На много километров видна грандиозная из белого камня на широких крылатых подпорах светлая символическая фигура женщины, зовущей в бой. Памятник установлен в 1951 году, в дни десятилетия героического восстания народов Сербии против немецко-фашистских оккупантов на вершине Крушка-горы. Вольные горные ветры распластали вокруг кроны дубов; ели причудливы здесь, как кактусы, а густая трава — беспокойна и тревожна. Извивается горное шоссе, и за холмами, среди темной зелени граба, вырастает вдруг печальный обелиск на месте трагической гибели школьников деревни Кокуево. В годы войны озверевшие фашисты совершили дикую месть — расстреляли детей партизанского села…
И снова Дунай. Он все живописнее, красочнее.
Мы плывем вдоль лесистых берегов Воеводины и Северной Сербии и останавливаемся у маленькой югославской пристани Бездан. Здесь в 1944 году моряки Советской Дунайской флотилии с жестокими боями форсировали реку. Десантники не щадя своей крови разгромили остатки танковой армии Гудериана и двинулись на освобождение Белграда.
Вдали, на противоположном берегу, вознесенный на вершину высокой скалы — памятник…
Вокруг было тихо. Дунай замирал. К нашему теплоходу привалил большой паром. Им управляла старая крестьянка, рядом с ней стоял, улыбаясь, белобрысый мальчишка. Мы перебрались на паром и поплыли. Бесшумно подошел он к золотой отмели у Батина-Скелы, и мы — большая группа советских людей в сопровождении сербских крестьян, — медленно поднимаясь в гору, шли по улицам села.
Раскрыты окна каменных домов под черепичной крышей, с глубокими верандами на резных столбах. Крестьяне приветствуют гостей из далекой России. Многие выходят на гористую улицу и, крепко пожав руки, присоединяются к нам. Девушки спешно собирают букеты цветов…
Широкая тропа ведет к скале над Дунаем. Ступенчатый пьедестал и высокая многогранная колонна с вознесенной над ней стремительной крылатой фигурой Победы с опущенным мечом в одной руке и высоко поднятым факелом со звездой — в другой. По граням колонны-пьедестала скульптурные фигуры советских солдат всех родов войск. На граните чеканные слова:
«Павшим бойцам героической Красной Армии — народы Югославии. VII/1947 г.»
Ветер с Дуная тихо шевелит живые цветы, сложенные у подножия памятника. Кто приносит их сюда, на скалу?
Мы оставили свой венок, и рядом с ним легли яркие цветы наших попутчиков — крестьян Батина-Скелы — дар благодатной земли Воеводины.
В гору тяжело поднимался старик. Он без ноги, и костыль его гулко стучит по скалистым камням тропинки. На белой рубахе блестит большая партизанская медаль.
Старик приложил руку к сердцу и со словами привета подал нам большую книгу в прочном бордовом кожаном, явно самодельном переплете. То была «Книга вечной славы», хранящаяся в Совете Батина-Скелы. Ее страницы содержат списки сотен советских солдат и офицеров — героев освобождения Югославии, похороненных здесь, в братской могиле над Дунаем…
Вечная им слава! Вечная народная память и любовь!
Паром медленно плывет по Дунаю, мы не в силах оторвать глаз от памятника на высокой скале. В лучах заката вспыхнул и загорелся золотым огнем факел в руках крылатой Победы.
1962 г.
В поисках «дома Бетховена»
Когда строки эти дойдут до читателя, бывший королевский дворец в Буде, почти полностью разрушенный в годы войны, будет уже восстановлен, и изумительный архитектурный ансамбль возродится из руин и хаоса: по воле народа бывшая королевская крепость станет центром национальной культуры свободной Венгрии.
Мне довелось бывать здесь несколько раз. Я помню печальные развалины первых послевоенных лет. Сквозь битый камень, как бы взывая к будущему, проглядывал остов «Дворца львов», или силуэт «Булавной башни», или чудом уцелевшие скульптурные фигуры разрушенных памятников старины… И хотя нас трудно удивить размахом строительных работ, проект воскрешения Будайского акрополя, о котором так уверенно рассказывали венгерские друзья, честно говоря, казался фантастическим. А молодой архитектор, как будто не видя нагромождений битого камня, спокойно показывал нам, что вот сюда — в один из главных дворцов королевской крепости, который вновь украсится великолепной белой колоннадой, переедет всемирно известная Национальная галерея, в соседнем дворце разместится Национальный музей, в других дворцах будут Этнографический музей, Будапештский исторический, музей Новейшей истории, во «Дворце львов» откроется Большой концертный зал. Концерты будут проходить и в самом крепостном парке, под звездным небом — для этого приспособят участок, окруженный амфитеатром пятивековой стены…
— А дворцовый театр? Тот самый, со сцены которого полтора века назад дал свой единственный концерт Бетховен?
— Его воссоздание из пепла особенно трудно, но и театр будет воскрешен в своем старинном обличье, и не только золото на мраморе мемориальной доски напомнит миру, что тут выступал Бетховен, — его музыка вновь зазвучит здесь в первый же вечер открытия театра. Так будет!
Помню, времени у нас было тогда очень мало. Мы торопливо шли по узким улочкам этого крепостного района Будапешта, где каждый дом — архитектурная реликвия, на каждой маленькой площади — памятники — свидетели истории. И здесь нередко приходилось пробиваться по тропкам, проложенным среди развалин.
— Пилланат! Минутку! — Наш друг и гид капитан Народной армии Тибор остановился и указал рукой на еще один двухэтажный дом в стиле барокко. — За этими стенами были заключены Лайош Кошут и Михай Танчич — наши народные герои. Ныне и улица эта названа именем Танчича. И, кстати, тут где-то, на улице Танчича, проживал Бетховен, когда был в Будапеште.
Тибор проследовал дальше — к площади Андриаша Хесса, первого типографа Буды — и стал что-то говорить о нем. Но мысли мои теперь неотступно заняты Бетховеном. С новым чувством вглядывался я в дома, мимо которых шагал Бетховен!.. Захотелось найти тот, где он жил. Я медленно прошел обратно по улице Танчича, останавливался у каждого дома… Все они дышали стариной, но это были не музейные здания, а жилые дома — их населяли наши современники. Я останавливал стариков и юношей, детей, игравших под арками, подходил к матерям и бабушкам, сидевшим на каменных скамьях у резных решетчатых ворот, и после обмена приветствиями всем задавал один и тот же вопрос:
