«Постановлениями Государственного Комитета Обороны от 4 июля 1941 г. № 10 и от 10 июля 1941 г. № 84 за лицами, вступившими в народное ополчение, сохранена по месту их прежней работы средняя заработная плата. В связи с тем что большинство ополченцев к настоящему времени влились в кадровые части Красной Армии, при существующем порядке денежного обеспечения ополченцы рядового и младшего начсостава, возраста которых мобилизованы в Красную Армию и Военно-Морской Флот, фактически получают денежное обеспечение на уровне лиц старшего и высшего начальствующего состава Красной Армии. Например, красноармеец кадра получает 10 рублей денежного содержания плюс 100 % полевых денег, итого 20 руб. в месяц. Боец народного ополчения, зачисленный в кадровые части Красной Армии, получает также 20 рублей плюс среднемесячную заработную плату по месту прежней работы, что составляет в среднем 500–800 руб. в месяц, а специалисты и высококвалифицированные рабочие получают свыше 1000 рублей в месяц…
Наркомфин Союза ССР считает необходимым пересмотреть действующий порядок денежного обеспечения ополченцев и распространить на них общий порядок денежного и материального обеспечения, установленный в Красной Армии. Выплату зарплаты по месту прежней их работы прекратить».
Верховный главнокомандующий ликвидацию льгот утвердил только после завершающей стадии наступления — 9 апреля 1942 года[41].
Кроме истинных патриотов и в некотором роде материально заинтересованных граждан, среди ополченцев встречается и третья категория, о которой почему-то не говорил ещё никто. Так из «записок» ополченца Б. Рунина можно узнать и о ней:
«Из доверительных рассказов моих новых товарищей, из их откровений на привалах мне постепенно стала открываться истинная картина записи литераторов в ополчение. Оказывается, эта процедура далеко не всегда была добровольной и далеко не все писатели сделали этот шаг по собственной инициативе. Таких людей /…/ “неблагополучных” в национальном и социальном плане лиц, с сомнительной (с точки зрения парткома) биографией или нехорошими родственными связями, после третьего июля вызывали в Союз (писателей..) /…/ либо повестками, либо по телефону с просьбой явиться, имея на руках членский билет /…/ Они (руководители оборонной комиссии Союза писателей…) предлагали явившемуся присесть, брали у него членский билет, после чего советовали уважаемому товарищу записаться по призыву Сталина в ополчение, недвусмысленно давая понять, что в противном случае данный билет останется у них в столе»[42].
Доброволец полка ленинградского народного ополчения Е. Труков
И, тем не менее, желающих стать ополченцами, повинуясь исключительно патриотическому порыву, было абсолютное большинство. Так ополченец А.Е. Гордон вспоминает:
«Как мне представляется, целью формирования Народного ополчения было привлечение в ряды защитников Родины граждан, которые по тем или иным причинам, в частности по состоянию здоровья, не подлежали призыву в ряды вооружённых сил. Но на деле получилось по-другому. Брали всех, кто хотел стать ополченцем. А таких было множество. При этом не учитывалось, где доброволец может принести больше пользы — на производстве или в окопах. Все шли рядовыми или младшими командирами. Это приводило к тому, что многие командиры и военные специалисты запаса оказались в ополчении на положении рядовых бойцов. Многие из них так и не были востребованы. В рядовые записывали даже студентов 4-х и 5-х курсов медицинских институтов…»[43]
Судя по всему, райкомы партии к формированию ополчения относились как к политической акции. И всё же предел набора в ополчение был установлен наверху:
«Позже стало ясно, что изъятие 270 тыс. человек могло отрицательно сказаться на работе столичных предприятий, поэтому вместо 25 фактически было создано вдвое меньше ополченческих дивизий — 12. Осенью сформировали ещё три. В целом в 15 дивизиях столичного ополчения насчитывалось свыше 165 тыс. бойцов и командиров. Осенью на укомплектование войск Московской зоны обороны были также обращены 3-я, 4-я и 5-я дивизия московских рабочих (24 тыс. 304 человека), сформированные на втором этапе. Те районы Москвы, которые не создавали самостоятельных соединений, направляли многих своих ополченцев на пополнение регулярных войск Красной Армии»[44].
Объективности ради, следует отметить, что в народное ополчение «ушёл цвет московской интеллигенции». Всё тот же ополченец Гордон подчёркивает: «Так, например, известный скульптор Евгений Вучетич и многие другие видные деятели культуры были некоторое время рядовыми ополченцами дивизии нашего района, которая на 35–40 % состояла из людей с высшим и средним образованием. Что касаётся партийного состава, то коммунистов и комсомольцев было в ней не менее 60 %»[45].
ШЕСТАЯ ДИВИЗИЯ НАРОДНОГО ОПОЛЧЕНИЯ ДЗЕРЖИНСКОГО РАЙОНА МОСКВЫ
О том, как формировалась 6-я ДНО, сохранилось воспоминание бывшего комиссара Дзержинского района Москвы М.Н. Сбитнева:
«В июле 1941 года в Москве формировались дивизии народного ополчения. В их числе была 6-я дивизия Дзержинского района. Решением МГК ВКП(б) ответственность за формирование дивизии в районах была возложена на так называемые чрезвычайные тройки. В нашем районе в тройку вошли: первый секретарь РК партии П.И. Ходоров, председатель райисполкома Н.М. Андрианов и я как райвоенком. Среди добровольцев-ополченцев были рабочие, инженеры и техники таких предприятий, как “Станколит”, “Борец”, Комбинат твёрдых сплавов, студенты и преподаватели Московского института инженеров железнодорожного транспорта и других учебных заведений. Всего в дивизию вступило около 8 тысяч человек из 170 предприятий и учреждений. В нашу дивизию полностью влился один из батальонов орехово-зуевских рабочих.
В дивизии народного ополчения принимали добровольцев в возрасте от 18 до 55 лет. Бывали случаи, когда в ополчение вступали люди моложе и старше этих возрастов. Среди них было много и таких, кто впервые взял в руки винтовку.
Нередко ополченцами желали стать целые семьи. Инженер-строитель В.А. Панова в ополчении была военфельдшером. Вместе с ней в дивизию вступила её младшая сестра А.А. Пономарёва, тоже военфельдшер. Она геройски погибла на фронте.
На призывной пункт пришла медсестра Прасковья Родионова с 16-летним сыном Сашей. По возрасту мальчику отказали, но он был обнаружен в одной из машин по пути к фронту. Тут уж делать было нечего. Сашу зачислили в артдивизион. Через месяц он хорошо изучил артиллерийское дело. В жестоком бою под Ельней мать и сын пали смертью храбрых.
Особенно запомнился день, когда на пункт формирования дивизии народного ополчения Дзержинского района пришёл 64-летний Фёдор Михайлович Орлов. Участник Русско-японской, Первой мировой и Гражданской войн, унтер-офицер старой армии, Ф.М. Орлов перешёл на сторону победившего пролетариата в первые дни Октябрьской революции. В Петрограде он стал одним из командиров Красной гвардии. Был направлен на Северный Кавказ для организации красногвардейских и партизанских отрядов. Вместе с ним выехала его жена Мария Иосифовна с четырьмя маленькими детьми; старшему из них, Володе, тогда исполнилось 9 лет. Так вся семья вступила на нелёгкий военный путь.
Ф.М. Орлов во время гражданской войны командовал частями и соединениями. За боевые отличия и подвиги он неоднократно награждался ценными подарками, в числе их золотым именным портсигаром. В 1920 году Орлов награждён первым орденом Красного Знамени. Он был соратником М.В. Фрунзе в боях против Врангеля. После разгрома “чёрного барона” в декабре 1920 года М.В. Фрунзе назначается командующим войсками Украины и Крыма, а Ф.М. Орлов — его заместителем. Позднее он находился на других командных постах. Затем Ф.М. Орлов по состоянию здоровья уволился из армии. Сказались 24 ранения и контузии, полученные им на полях сражений.
По возрасту Фёдор Михайлович не подходил даже в ополчение, но он просил, настаивал, требовал, и его просьбу пришлось удовлетворить. Вначале он командовал ротой, разведывательным батальоном, а в конце сентября 1941 года был назначен командиром 160-й стрелковой дивизии, переименованной из 6-й Московской дивизии народного ополчения Дзержинского района. Тогда-то и проявился по-настоящему его боевой опыт»[46].
В 1941 году Наркомат иностранных дел СССР находился на Кузнецком мосту (21/5). Именно в этом здании 5 июля на общем собрании проходила запись добровольцев в 6-ю дивизию народного ополчения Дзержинского района столицы. «В ополченцы пошли 163 человека — одна треть штатного состава ведомства: дипломаты, технические работники, сотрудники подсобных предприятий»[47]. Также в 6-ю ДНО влилось более 300 преподавателей, студентов, сотрудников Московского института инженеров железнодорожного транспорта[48].
