— Она бы забеременела. Надо было бы что-то делать. Она попала бы в катастрофу. Замолчи, Капа! Черт вас всех возьми!
Он с силой швырнул через всю комнату бокал, который попал в стену и разбился вдребезги. Чарли прошел в кухню и принес другой. Медленно наполнив его, он уселся.
— Я знаю, Капа, — тихо сказал он, — что шлюхи не беременеют, а если и случается — это профессиональный риск, клиента это не касается.
— Выпьем за это. Подобно Великой хартии вольностей, это одна из великих истин нашей цивилизации.
— Знаешь, Капа, все вы, «настоящие мужчины», уж слишком увлекаетесь сексом.
— Теперь ты устанавливаешь нормы поведения для всего остального мира. Кто ты такой, чтобы диктовать мне, какой должна быть моя половая жизнь?
— Я только говорю, что, по-моему, ее значение переоценивают. Хочешь кое-что узнать? За всю свою жизнь я спал только с двумя женщинами. Одна из них Маргарет. Я погубил жизнь обеим женщинам тем, что спал с ними.
— Каким образом?
— В первый раз это закончилось трагедией. Второй раз привело, быть может, к еще худшему: к полному крушению семьи. Можно сказать, Капа, что я убил обеих женщин в постели.
К этому времени я уже порядком нагрузился, но налил еще бокал для прояснения мозгов. Говорят, иногда это действует. Чарли стоял и смотрел на меня. Мне хотелось, чтобы он замолчал. Я чувствовал, что если он будет продолжать разговор, то наговорит такого, чего никогда не сказал бы в трезвом виде и при свете дня. Вместе с тем я чувствовал, что нет такой силы на свете, которая могла бы его удержать.
— Ты прав в одном, Капа. Я действительно имел намерение с ней переспать.
— Со шлюхой в белых туфлях?
— Мне очень хотелось женщины. Мне требовалось нечто большее, чем просто с ней переспать. Я хотел утешить ее, обнять и утешить. Я сидел с Армстронгом в том открытом кафе и смотрел на проходящих женщин. Они пугали меня. Все были такие шикарные, нарядные. Они подняли бы меня на смех, если бы я попытался их обнять и утешить. Эта меня не пугала. Она выглядела такой молоденькой, свежей, почти невинной. Я инстинктивно почувствовал, что эта не стала бы смеяться. Потом я узнал, что ее зовут Элен. Это окончательно решило дело: не надо было даже беспокоиться о том, как бы не назвать ее другим именем.
— Другим именем?
— Однажды я допустил такую ошибку.
— Слушай, ты болван. Ты ей платишь деньги, покупаешь ее. Если захочешь, можешь называть ее хоть Понтием Пилатом.
— Я купил другую. И тоже ей платил.
— Когда это было?
— Давно, Капа. Очень, очень давно. Забудь об этом. Для тебя это не имеет никакого значения.
— Почему ты так думаешь?
— Может быть, и не так. Может быть, я ошибаюсь. Налей себе еще, Капа. Это длинная история.
Я потянулся за бутылкой и только успел ее схватить, как дверь в комнату открылась. Я поднял глаза. На пороге стоял капитан Грейсон. Он был очень пьян. Чарли обернулся и посмотрел на него.
— Какого черта вам надо, капитан?
Грейсон уперся руками в косяк, словно для того, чтобы никто не мог пройти мимо.
— Я хотел сказать вам еще несколько имен, которые пришли мне в голову: ублюдок, душегуб, мерзавец, сукин сын.
— Это все, на что вы способны, капитан? Беда с вами, штатскими. Даже не умеете как следует ругаться.
— Предупреждаю вас, Бронсон: лучше включите меня в список на отправку завтра утром.
— Я вас включу в список после того, как каждый немецкий и японский солдат получит пенсию и уволится с военной службы. Вы отправитесь из лагеря как раз вовремя, чтобы успеть отпраздновать свое семидесятипятилетие.
— Предупреждаю, Бронсон. Отправьте меня завтра утром.
— Или? Ты, сморчок! Или что?
Грейсон снял руку с косяка, полез в карман и вытащил пистолет. Я заметил, что он снят с предохранителя, и бросился на пол. Мне приходилось видеть, какую дырку в теле может пробить 11-миллиметровая пуля на таком близком расстоянии. Я бросился на пол и откатился за шезлонг.
— Ах, у капитана пистолет. Воинственный капитан Грейсон имеет пистолет. Как вам это нравится?
— Из этой засады тебе не удастся выбраться живым, убийца. Или садись за стол и сейчас же напиши распоряжение о моей отправке, или...
— Или что?
— Или я продырявлю твои паршивые потроха и выпущу из тебя твой солдафонский дух — вот что.
Чарли рассмеялся.
— Ради бога, Чарли, напиши распоряжение, — взмолился я. — Он не шутит.
— Кто не шутит? — отозвался Чарли. — Капитан Грейсон? Посмотрим, шутит он или не шутит.
— Ради бога, Чарли... — повторил я.
— Не вмешивайся, Капа... А теперь, капитан, посмотрим, какой солдафонский дух сидит в вас. Сейчас я пойду на вас, а когда подойду достаточно близко, отберу у вас пистолет и с его помощью сделаю из вас отбивную. Я иду.
Чарли направился навстречу Грейсону.
Грейсон не сводил с него глаз. В них появилось выражение испуга.
— Бронсон, не валяйте дурака, — сказал он. — Все, что мне надо, это получить распоряжение об отправке. Не заставляйте меня стрелять.
— Вы ничего не получите, капитан, кроме удара пистолетом по морде. Вы — трусливый щенок. Стреляйте! Стреляйте же! Если не станете стрелять, я выбью из вас Душу.
Бронсон снова двинулся на Грейсона. Внезапно пистолет в руке Грейсона выстрелил. Пуля настигла Чарли посередине комнаты. Грейсон стоял в оцепенении, уставившись на пистолет, зажатый в руке. Чарли покачал головой, прыгнул на Грейсона и ударил его кулаком в лицо. Из носа Грейсона хлынула кровь. Я услышал, как затрещали кости. Грейсон застонал и соскользнул на пол. Бронсон поднял его и, приставив к стене, продолжал бить кулаком по лицу. Весь его мундир был забрызган кровью. Бронсон методически изо всей силы колотил капитана кулаком по лицу. Грейсон несколько раз вскрикнул и потерял сознание. Бронсон продолжал колотить, выкрикивая: «Ах ты, паршивая сволочь! Не смог даже выстрелить как следует! В трех метрах не сумел попасть мне в живот из пистолета! Так вот тебе за это! Вот тебе!.. Будь ты проклят! Почему ты не смог выстрелить мне в живот?»
Я попытался его оттащить. Но это было бесполезно. Тогда я схватил со стола бутылку виски и направился к нему. Он все еще колотил Грейсона. Лицо капитана превратилось в сплошное кровавое месиво.
В этот момент распахнулась дверь, и вошли двое военных полицейских. Бронсон выпустил Грейсона, и тот соскользнул на пол. Тут я впервые заметил, что из раны на плече Бронсона течет кровь. Он повернулся к полицейским.
— Арестовать этого человека! — приказал он. — Он обвиняется в покушении на убийство.
Полицейские выволокли Грейсона из комнаты. Я взял свою солдатскую сумку и направился к двери.
— Пока, Чарли, — сказал я. — Это было очень поучительное зрелище.
Я вышел из комнаты. Наверно, он даже не слышал, как я ушел. Он стоял посреди комнаты и плакал, из раненого плеча сочилась кровь.
Я с трудом пробивался через толпу на взлетном поле в поисках Маргарет. Прогулочные галереи позади и над нами были забиты людьми. Операторы кинохроники снимали про запас виды толпы, панорамировали вверх на диспетчерскую вышку, снимали крупным планом двенадцать автобусов с детьми, которых мобилизовал для этого случая Бадди. Маргарет нигде не было видно. Я с трудом нашел Бадди, он разговаривал с оператором Эн-Би-Си, и я поманил его к себе.
— Что случилось с Мирной Лой? — спросил я.
— Она вернулась в зал ожидания.
— Ты хочешь сказать, вернулась к бутылке? Неужели ты не мог удержать ее, пока я не вернусь?
— Я пытался, Гарри, но она очень решительная женщина.
— Ну, еще бы!
— Она очень хорошо нам помогла, даже немного всплакнула.
— Ей есть отчего плакать. Давно она ушла?
— Десять — пятнадцать минут назад, не больше. Не беспокойся, Гарри, она выглядит превосходно.
— Я думаю.
— Гарри, можно тебя кое о чем спросить?
— Разумеется, Бадди. Валяй.
— По-моему, эта дама не прочь изменить мужу?
— Почему ты так думаешь?
— Брось, Гарри. От Бадди можешь не скрывать. Ведь она изменяет, правда?
— Направо и налево.
— Я так и думал. А знаешь, она недурна.
— Она приставала к тебе?
— Шутишь?
— Нет, просто спрашиваю. Так она приставала к тебе?
— Нельзя сказать, что приставала. Кто другой, может, ничего бы и не заметил. Но у меня на такие вещи особое чутье, нечто вроде антенны, а эта дама работала на передачу.
— Берегись, Бадди. У нее очень строгий муж.
— Может быть, ты объяснишь мне, какую роль ты играешь в этом спектакле, Гарри?
— В каком спектакле?
— Возвращения героя. Ведь ты себе на уме, Гарри, и не стал бы здесь торчать ради общественной пользы. Что у тебя за дела с генералом?
— Никаких дел. Это работа. Тебе-то ведь платят, правда?
— Конечно. Благодарю. Такая работа меня устраивает, но скажи, Гарри, что же нам делать с генералом? Может быть, выдвинуть его кандидатом в президенты?
