В последний момент успеваю обернуться и увидеть в открытых «бабочках» (люки сверху на броне БМП) спящую пехоту. Газу! — и Аргун чёрно-грязной массой воды приподнимает нас и поворачивает чуть вправо. Это обстоятельство явно не в пользу спящих солдат и вёдра воды обрушиваются на тела людей в камуфляже. Тела начинают истошно посылать в космос хулительные слова, которые, отразившись вероятно от луны, проникают ко мне в мозг угрозами разного характера. Механ у нас опытный, и поэтому, преодолев водное препятствие, мы лихо подрезаем второму наливнику.
Всё — финишная прямая. Вот уже «бычёк» — знаменитый памятник перед въездом в Борзой. Осталось проползти (в буквальном смысле слова) серпантин, и выехать на стояночное плато. Впереди «Урал». Входит медленно в поворот. Я смертельно устал. Глаза от усталости не возможно держать открытыми. Я вырубился, и голова мая стала плавно опускаться. Но, буквально через несколько секунд, коснувшись лбом люка, я резко проснулся и выпрямился. Сон, как рукой сняло: перед глазами возникла странная картинка — «Урал» сдаёт назад с дороги. Медленно, осторожно, как и все ехав вперёд, он вдруг сначала замер, и плавно пошёл назад, с каждой долей секунды увеличивая скорость. Задним ходом, под углом, он проехал перед нами и полностью скрылся в придорожном кустарнике. Луч света моего прожектора, не стесняемый больше тентованным кузовом «Урала», выхватил из мрака «мирную чеченскую деревню». В зарослях кустарника разглядеть что-либо не представлялось возможным. Доложив о ЧП, мы продолжили движение по приказу старшего офицера.
Через пять минут мы въехали на стоянку. Все давно поели, умылись, подложили на всякий случай бревна под гусеницы, и легли спать. Наспех припарковались. Не теряясь, и не теряя времени, я «одолжил» пару бревен под свои гусеницы у второй роты. Насквозь мокрая пехота вылезала из десантов. Механ заглушил двигатель. Всё. Как долго я ждал этого момента.
Как чёрт из табакерки появился зампотех — молодой толстый лейтенант. Мозгов у него примерно столько же, сколько у нашей БМП. Зампотех кратко ввёл нас в курс дела: дескать, внизу, при переправе через Аргун застряла «бэха связи», и кроме механа в ней никого. Я сказал ему, что там ещё и «Урал» сорвался… Один хрен — ехать! Пехота, бредущая к ротной палатке, была остановлена с пятого раза криками зампотеха (он был «молодой» и на него откровенно клали все кому не лень). Завелись, поехали обратно.
Следуя по маршруту мы увидели как тягач тросами вытаскивал «Урал», который, как оказалось, мягко скатился в кустарник и остался без повреждений. Водитель стоял испуганный — и машина и он целые, но по голове его всё равно не погладят. Мы продолжили спускаться вниз.
Неярко подсветив кусок ущелья осветительной ракетой, увидели броню связи. Немного не дотянула она до берега — залило водой. Вытаскивали тросами, я сидел на башне, всем остальным, кто помогал, пришлось стоять по колено в воде.
Через полтора часа второй раз мы вернулись на стоянку. Я отлил стоя на фальшборте и спустившись в башню за спальным мешком там же и уснул.
Проснулся утром от весёлых мотивов «Ленинграда». В пять утра было уже довольно светло. Достал сухпай. Пришёл старлей Аксёнов и угостил грецкими орехами. Поев и наспех умывшись, я опять завалился спать и в следующий раз пробудился от шумно ожившего мотора. Лагерь давно суетился, машины втянули в себя солдат и палатки. Выстраиваемся в колонну по принципу: четыре колёсных машины — следом одна броня. Грохот и гвалт невероятные, текут непроизвольные слёзы от солярочной вони огромного количества двигателей. Наконец-то, минут через пятьдесят всей этой движухи, предпоследними мы уходим вслед за колонной на юг. Конечная цель — Тусхарой.
Отличный солнечный денёк как торговец показывает свой товар во всей красе. Горные панорамы — это не передать словами, этого даже не заснять на видео. Это нужно только видеть. Парни из ОБМО не теряются и через каждые полтора километра «ломаются». Всё больше отрываемся от «нитки» (название колонны в радиоэфире). Причиной их поломок оказываются не тормоза и не потекшие радиаторы, а желание запечатлеть красоты, и себя любимых, сфотографировавшись. Долго терпев поломки сразу трех «Камазов», мы на очередной фотосессии обогнали их и, прибавив обороты, стали догонять колонну. Догнав, остановились на полчаса: наверное что-то впереди сломалось. Стоим в селе. Один чеченец, живший у дороги, принес орехов. Я отказываюсь. Просто есть не хочу, да и лишняя потенция мне ни к чему.
Второй день пути был обычным днём в череде точно таких же по сопровождению колонн воинских грузов. Горные извилистые дороги, слева — мутный Аргун шлифует камни и обтекая раму сгоревшего грузовика, возмущённо пенится.
Тронулись, но, не проехав и ста метров, увидели кипишующих горцев. Сквозь многочисленные радиошумы и помехи в динамиках шлемофона, почти не слыхать, что кричат чеченцы. Машут кулаками и на их лицах выражен весь спектр негативных эмоций. «Странно, с чего бы это они?», — подумал я и почти сиюсекундно получил ответ в виде подрезавшего впереди идущий «Камаз» УАЗика. Из этого со скрипом остановившегося автомобиля выпрыгнул годов тридцати «кадыровец». Держа свой пулемёт в левой руке, правой он рывком открыл дверь, и вытащил водителя «Камаза». Что-то крича он тряс водителя одной правой рукой. На всякий случай я направил на чеченца свой пулемёт. Спустя мгновения к этой паре с автоматами на перевес подбежало с десяток «федералов». Чеченец же, будто и не замечая их, продолжал трясти водилу и орать. Оказалось, что это был один из тех водителей, что любили фотографироваться. Он снёс метров пятнадцать забора у одного из чеченских домов. Вероятно в этот момент смотрел он не на дорогу, а выбирал место для ещё одной фотосессии.
Я сидел за своим пулемётом и напряженно ожидал прибытия остальных «кадыровцев». Мы везём продукты, оружие и топливо на самый юг Чечни. Как бы то ни было, не по своей воле мы оказались на этой дороге и стали свидетелями этой разборки. Снесённый забор — это маленькие прелести жизни в переполненной войсками республике. Вот и получите! Как ни крути, но без горячей народной поддержки не ржавели бы в ущельях остовы изуродованных пулями и осколками машин, не лежала бы по обочинам взорванная бронетехника.
В конце концов, «кадыровец» успокоился и, пообещав джихад, укатил обратно в село.
…Ежедневный месячный марафон по городам и весям маленькой, но очень гордой республики подошёл к концу. Мелкие и крупные поломки чужих машин вызывали во мне ненависть к их нерадивым водителям. Я сдерживал себя, понимая, что за такой долгий путь сдают не только машины, но и нервы. Позади осталось Итум-Кале и ещё порядка двадцатити незначительных остановок. Наконец-то мы добрались до Тусхароя. Машины сопровождения приняли влево, и скатились к реке, а обоз пошёл по крутому и изогнутому подъему к базе.
Мы ещё не успели занять оставленное для нашей БМП место, как пронёся слух о смерти одного водителя из обоза. К сожалению, весть эта потом подтвердилась — проехав сотни километров за два дня напряженной дороги, умер девятнадцатилетний парень. Не выдержало сердце. Надо везти и он вёз…
Кто больше рисковал, — мы в сопровождении или они, — не известно. Таких вопросов там не возникало.
Яков Горбунов
«Лимонка» № 223 июнь 2003 г.
Еженедельник «Консерватор» (пожалуй, самая интересная из либеральных газет в путинской России) по техническим причинам опередил нас на несколько дней, опубликовав в последнюю пятницу отрывок из романа Захара Прилепина «Патологии». Роман, безусловно, — крупнейшее литературное, да и политическое событие. В России еще не было столь талантливой и открытой прозы о Чеченской войне, написанной непосредственным (со)участником. Чтобы переплюнуть прилепинские «Патологиии» нужны мемуары Буданова или Басаева, обладай те литературным талантом. Интересно, что «Консерватор» (в лице Дмитрия Быкова), выбрал тот же самый кусок великолепного романа, что и редакция «Лимонки», и даже назвал так же — ЗАЧИСТКА. Однако, либеральные консерваторы постеснялись опубликовать зачистку до конца. Мы не стесняемся.
Итак: Захар Прилепин, национал-большевик из Нижнего Новгорода, боец ОМОНа, участник двух Чеченских войн. Уже известный читателям «Лимонки»: тот самый, что как-то не пристрелил Ельцина. Аяяяй, товарищ Захар, эту ошибку придётся исправить…
редакция «Лимонки»
В телефонной трубке, словно в медицинском сосуде, как живительная жидкость переливался её голос. Она говорила, что ждёт меня, и я верил, до сих пор верю.
Утром я приезжал к ней домой. По дороге заходил в булочную, купить мне и моей Даше хлеба. Булочная находилась на востоке от ее дома. Я это точно знал, что на востоке, потому что над булочной каждое утро стояло солнце. Я шёл и жмурился от счастья, и потирал невыспавшуюся свою рожу. На плавленом асфальте, успевшем разогреться к полудню, дети в разноцветных шортах выдавливали краткие и особенно полюбившиеся им в человеческом лексиконе слова, произношение которых так распаляло мою Дашу несколько раз в течении любого дня, проведенного нами вместе. У меня богатый запас подобных слов и более-менее удачных комбинаций из них. Гораздо богаче, чем у детей в разноцветных шортах, поднимавших на меня свои хихикающие и стыдливые лица.
