На другой день после заседания Тайного совета в Берлине подписали трехсторонний пакт между Германией, Италией и Японией. Посол Эйген Отт и дипломатический представитель Генрих Штаммер за усердие в подготовке пакта были представлены к высшей японской награде – ордену «Восходящего солнца».
Ходзуми Одзаки, конечно, не присутствовал на заседании Тайного совета, но в тот же вечер он получил подробную информацию о том, что происходило в императорском дворце. Несколькими часами позже об этом уже знали в Москве...
Шел восьмой год, как Рихард Зорге работал в Японии. Все эти годы он непрестанно убеждался в том, что милитаристские круги Страны восходящего солнца вынашивают антисоветские идеи, проявляют постоянную враждебность к своему ближайшему соседу на Дальнем Востоке. Впрочем, это касалось не только России. Как-то раз на дипломатическом приеме Хироси Осима сам подошел к доктору Зорге и сказал ему:
– В Японии больше ста лет зрела идея Великой Восточной Азии, или, как мы называем, «сферы взаимного процветания». Она распространится далеко на юг и на север. С помощью союзной Германии мы осуществим нашу многовековую идею.
Он вежливо поклонился, втянув сквозь зубы воздух, и сдержанно улыбнулся.
– Теперь мы вместе с вами, вы в Европе, мы в Азии, создаем новый порядок, – закончил Хироси.
Но никто не мог знать, что таится за бесстрастной улыбкой японского дипломата. На дипломатическом приеме Осима появился в генеральском мундире. Почему? Это тоже вызывало раздумья доктора Зорге.
Рихард отметил для себя эту деталь – к руководству политикой пришли военные. Генерал Тодзио из главного квантунского жандарма сделался военным министром, Доихара Кендези стал главным военным советником правительства, Итагаки работал в генеральном штабе... Что же касается принца Коноэ, снова возглавившего кабинет, и министра иностранных дел Мацуока, то они отличались крайне националистическими взглядами, были сторонниками самых тесных связей с фашистской Германией.
Эйген Отт тоже отметил это в своем донесении Риббентропу: «С возвращением к власти принца Коноэ отмечается усиление прогерманской ориентации японского кабинета».
Пока внешне ничто будто бы не давало повода для излишней тревоги, но доктор Зорге всем своим существом ощущал напряженность политической атмосферы, как перед близкой грозой, когда начинают ныть старые раны и непонятная тяжесть затрудняет дыхание. Теперь Рихард хорошо разбирался почти во всем, что его окружало, он знал, о чем говорили на секретных заседаниях Тайного совета, ему были известны доверительные разговоры в генеральном штабе, настроения в правительстве, в германском посольстве. Ему доверяли настолько, что предложили стать руководителем нацистской партийной организации в районе Токио – Иокогама и даже... просили наблюдать за послом германского рейха – генерал-майором Эйгеном Оттом.
Такое предложение сделал Рихарду новый полицейский атташе германского посольства оберштурмбаннфюрер СС Йозеф Майзингер, с которым Зорге иногда встречался за карточным столом. Рихард сумел расположить к себе эсэсовца-контрразведчика, войти к нему в доверие, – правда, для этого приходилось иногда проигрывать Майзингеру в покер...
Как-то вечером они играли в карты в посольстве. Майзингеру бешено везло. На радостях оберштурмбаннфюрер крепко выпил. После игры, когда встали из-за стола, Майзингер пошел было провожать Рихарда к машине, но по дороге предложил на минуту завернуть к нему в кабинет – есть разговор.
Гестаповец поставил перед Зорге бутылку кюммеля и сказал:
– Послушай, Ики, что я тебе скажу... Послушай и забудь... будто ничего не слышал... Ты хорошо знаешь нашего посла генерала Отта?.. Знаешь! И то, что он путался с генералом Шлейхером, тоже знаешь?.. Верно! А Шлейхер участвовал в путче против нашего фюрера, и его застрелили, как собаку... Ты, оказывается, все знаешь. Послушай, иди к нам в гестапо!.. Не согласен. Жаль!
Новая бутылка водки сделала свое дело, Майзингер заговорил громко, отрывисто, язык его заплетался, и он без причины смеялся.
– Ты что, думаешь, я пьянее тебя! Нисколько! – Майзингер потянулся к бутылке и опрокинул ее. – Давай поговорим о деле... Так вот, ты должен следить за Оттом, другой этого не сумеет. Здесь я тебе одному доверяю... Наблюдай, понял!..
Йозеф Майзингер, человек двухметрового роста, с кулачищами-кувалдами, внушал страх всем сотрудникам посольства. Женатый на секретарше Гиммлера, друживший с начальником гестапо Мюллером, с руководителем шпионско-диверсионной работой за границей Гейдрихом, Йозеф Майзингер приехал в Токио по их заданию, чтобы возглавить полицейскую слежку в посольстве, установить связь с японской контрразведкой[1]. И вот с этим человеком оказался сдружен» Рихард Зорге.
– Я не люблю кого? – пьяно бормотал Майзингер. – Интеллигентов, евреев и коммунистов... Вот кого! – Он забыл, о чем только что говорил, и перешел на другое. – Ну, а ты согласен стать нашим руководителем? Каким? Гаулейтером национал-социалистской партии в Японии. Вот каким! Всех надо держать вот здесь, – поднял он кулак. – Отказался?! А почему отказался?
– Да так, не хочу!.. Я предложил им устраивать собрания в кабаке «Фледермаус» и чтобы у каждого нациста сидело на коленях но две японки, а они не согласились. Ну я и отказался...
Майзингер захохотал:
– Правильно! На каждого по две японки – вот это собрание национал-социалистской партии!.. Зря ты не пошел!
С течением времени сотрудник всесильного управления имперской безопасности оберштурмбаннфюрер Майзингер проникся к доктору Зорге полнейшим доверием, он называл его покергеноссе, приятель по карточному столу.
ТАЙНА ТАЙН ЯПОНСКОЙ ИМПЕРИИВ германском посольстве генерала Умедзу Иосидзиро называли Кайзером VI Маньчжурским... После Хондзио, нынешнего адъютанта императора, он, начиная от мукденского инцидента, был шестым командующим Квантунской армией. Шестым правителем Маньчжоу-го.
Новый командующий прибыл в Маньчжурию в разгар номонганской битвы, когда уже все было потеряно и ничего нельзя было поправить. Он ужаснулся тому, что произошло под Номонганом. Как русским удалось провести такого опытного, расчетливого генерала, как Уэда! Оказалось, что в течение двух месяцев они накапливали силы, делая вид, что готовятся к длительной обороне. Им удалось создать трехкратное превосходство над силами Шестой армии, тогда как считалось, что императорские войска численно превосходят русских в четыре-пять раз... Какие ужасающие потери: 23-я дивизия окружена в номонганскпх холмах и полностью уничтожена; 7-я дивизия понесла меньшие потери, но тоже практически перестала существовать. Не помогли даже современные мощные железобетонные укрепления, которые возвели инженерные войска Квантунской армии с расчетом на будущее – номонганский укрепленный район должен был стать исходным рубежом для плана «Кан Току-эн», стратегического удара по Забайкалью. К тому же русские применили какое-то новое, неизвестное оружие – реактивную артиллерию: ракеты-снаряды обрушили ливень грохочущего огня...
Единственное, что удалось сделать новому командующему, – осуществить ночной контрудар по тылам противника. Уничтожили два десятка русских машин с боеприпасами – и это все! Для подкрепления Квантунской армии в район боевых действий дополнительно направили три дивизии – две из них сняли с китайского фронта. Но не хватало главного – времени. Императорская ставка отдала приказ: не расширяя конфликта, нанести тяжелый ответный удар всеми наличными войсками Квантунской армии, чтобы восстановить пошатнувшийся военный престиж Японии, и после этого начать переговоры об урегулировании инцидента (бои под Номонганом все еще называли «инцидентом»). Но было поздно. Японские войска продолжали нести потери. 16 сентября японское командование подписало перемирие с русскими.
А потом произошло еще одно, казалось бы, незначительное событие, но очень сильно уязвившее самолюбие командующего армией генерала Умедзу. Седьмого ноября, в день русского национального праздника, на Красной Площади в Москве проходил военный парад. Нарком Ворошилов сошел вниз с трибуны Мавзолея, чтобы поздороваться с иностранными военными атташе. Он подходил к каждому, а когда дошла очередь до генерала Татабана, Ворошилов протянул руку, поздоровался, а потом при всех, улыбаясь, погрозил ему пальцем... Когда Умедзу прочитал об этом в донесении из Москвы, ему показалось, будто его, командующего Квантунской армией, потомка древнего самурайского рода, так гордившегося своим происхождением, всенародно высекли, как мальчишку... Такого позора никогда не бывало в роду самураев Умедзу. Командующий расплачивался за промахи и ошибки других – ведь теперь он отвечал за Квантунскую армию.
