Многие были «с именами», известны всей стране по статьям в центральных газетах, а некоторые вообще знакомы с высшим руководством. Трогать таких людей какому-то комдиву, вчерашнему капитану, было не с руки и гарантировало огромные неприятности в будущем. Но землянка политработников, что сейчас в СССР были цветом коньюктурной интеллигенции, сама собой стала центром местной светской жизни. Женщин, которые в дивизии числились на полугражданских и медицинских должностях, туда тянуло как пчел на мед. Поэтому любой вечер в землянке политсостава, в большинстве своем коллектива веселого, остроумного и молодого, превращался в вечер творческий, с песнями, плясками, стихами и жаркими обсуждениями на любые темы. В компании прекрасных дам, разумеется. А там уж как кому повезет…
Только спустя три часа, в 19–00, наконец пришел приказ о вылазке и эвакуации «секретного» танка.
— Кого возьмешь? — неожиданно спросил комроты связи у Степана, который ухитрился мало того что за полсуток оказаться в курсе предстоящей сверхсекретной операции, так еще и имел две бумаги — от особиста и от политрука о содействии в выполнении спецзадания. Закон парных случаев издевательски отработал на полную катушку по персоне никому доколе неизвестного связиста. «Пусть сам себе напарника выберет» — здраво рассудил комроты связи: — «ну его нафиг».
— Юлдашева! — выпалил Степан.
— Он башкир! Из непонятно как к нам попавшего свежего пополнения! Откуда в ЛенВо башкиры? Дело вообще пока не знает — его год учить! — неожиданно для самого себя взорвался комроты. — Почему не Свиткова?
— Зато стреляет как снайпер! А с проводом я сам разберусь, — отстоял предложенную кандидатуру на неожиданном для Красной Армии демократическом совещании с самим комроты, какой-то совсем зеленый отделенный командир. Комроты махнул рукой и ушел. Пол-подразделения было свидетелем, что Лаптев сам выбрал в напарники не лучшего телефониста Свиткова, а лучшего стрелка роты башкира Юлдашева.
Развесив обмотки и портянки у печки, и пригрозив дневальному карачуном, если тот опять их сожжёт по недосмотру, связист посчитал подготовку к завтрашнему дню законченой. Свои же катушки с проводом Степа проверил еще с утра, а потому со спокойной совестью, вымотавшись за день, завалился спать.
Рассвет он встречал у надолбов и в компании нервно скалящего белоснежные зубы Юлдашева. Старшина, перед расставанием, почти в открытую их перекрестил и, кроме брезентовых сапог, выдал две новеньких белых накидки, выменянных на непонятно что у разведчиков.
Взвились и опали высоко в небе три ярко-алых цветка сигнальных ракет. Танки, широко выдохнув отработанными бензиновыми парами своих двигателей, вновь пошли первыми. Пехота и саперы следом. Передний край финской обороны ожил и расцвел вспышками выстрелов. Из-за леса прилетели первые гостинцы от вражеской артиллерии. Сводный отряд, не обращая внимания на раненых и убитых бежал изо всех сил следом, за вновь ушедшими вперед без оглядки на свою пехоту трехбашенными танками.
Честно говоря, финны не ожидали от Красной Армии после вчерашнего, на этом узком участке такой самоубийственной прыти, поэтому по-первости разрывы мин вздыбились уже за спинами пробежавших опасный участок красноармейцев. Но через полтораста метров, под шквальным огнем второй линии обороны финнов пехота была вынуждена залечь. Так как сводный отряд был наполовину саперным — русские солдаты и так знающие шанцевое дело хорошо, закопались в землю за несколько минут и, отрыв по положенной Уставом ячейке, следом, даже не остановившись ни на секунду, стали тут же соединять их ходами сообщения. Капитан даже попытался поставить дымовую завесу, но сильный в тот день юго-западный ветер, снес ее в лес.
Это полезное качество русской пехоты, серьезно окапываться при любой остановке, всегда безмерно удивляло флегматичных, ярко выраженных индивидуалистов финнов — от рядовых до фельдмаршала. Финн в такой ситуации обычно отползал, затем вскакивал своими пьексами на лыжи и давал деру через лес, а чаще просто делал круг, и в составе малых групп атаковал обидчиков с фланга или с тыла.
Финский командир, получив донесение от корректировщика, сидящего в люльке между ветвями густой елки, смачно выругался на русско-финском:
— … перкеле, чорт возьми, скажите Тойво, пусть тащит сюда свою тощую задницу — мне нужны его тяжелые минометы. Без них этих «рюсся» с дороги не выкурим. Мать их…
Танкисты первые обнаружили, что с дороги исчезли два подбитых в прошлом бою наших Т-28. Судя по всему, финны их ночью как-то по-тихому эвакуировали к себе в тыл. Можно сказать, увели стальных коней как опытные конокрады, прямо с переднего края. Но дорогу они минировать почему-то не стали, видимо, надеясь, сволочь к себе на ремонт и оставшуюся у нейтральной полосы еще одну подбитую трехбашенную машину.
Танки, поливая лес в обе стороны пулеметным огнем, на максимальной скорости проскочили к пригорюнившемуся на перекрестке брошенному «старшему брату» и встали вкруг, огрызаясь на любое движение в лесу.
Из остановившихся танков выскочили саперы и бросились к люкам «секретной» двухбашенной машины. Раздался мат — финны уже успели снять крышку верхнего люка, да и следы вокруг танка явно давали понять, что и его пятидесятипятитонную железную тушу, как тушу убитого мамонта, финно-угорские охотники в форме шюцкора пытались тоже уволочь в свои озерные дали. Но добыча оказалась им не по зубам, эволюция современных боевых мамонтов, отрастивших к тому же вторую голову, надежно переплюнула их возможности по транспортировке.
Двое из семи саперов, оказавшихся на самом деле водителями- механиками этого стального чуда, сопровождающими его с самого рождения, и пошедшими на войну добровольцами, быстро осмотрев отсек, удивленно отметили, что финны ничего не скрутили и даже нигде не заминировали. Видимо, посчитав, что русские сюда никак уже снова не доберутся, они очень хотели получить на изучение работающий танк, со всеми остатками приборов внутри.
Степан с Юлдашевым, прикрытые клочьями рукотворного тумана от снесенной ветром в лес дымовой завесы, вминая кабель поглубже в снег, ползли не спеша. Передвигаться пришлось между деревьями, чуть в стороне от дороги. Степан здраво рассудил, что безоглядный рывок до цели по дороге кончится плохо. Тише едешь — дальше будешь. Но напарник Степана все-таки ухитрился по пути, из положения лежа, подстрелить две неосторожные фигуры в балахонах, попытавшихся пробраться на лыжах к дороге со стороны финских окопов.
Башкир Юлдашев так никогда и не узнал, что в тот день он ранил венгра и шведа, которые в качестве волонтеров прибыли в «страну озер» помогать финнам. Добровольцев на войну, воевать против СССР, собиралось от каждой страны по горстке, но в целом, для масштаба этого конфликта, прилично — почти вся Европа, играющая сейчас на линии Мажино в «странную войну», да плюс целый пароход из Америки. Такие выверты геополитики, в виде классического противостояния Востока и Запада, были обычным делом для декабря 1939-го.
Когда проделав нелегкий путь под пулями, связисты подползли к своим танкам, от боекомплекта в машинах оставалось меньше половины. Белофинны активно перегруппировывались, но контратаковать не решались, ограничиваясь пулеметным обстрелом, так как наша артиллерия била по квадратам вокруг «секретного» танка, похоже, даже не особо задумываясь, или, что вернее, не зная, что где-то там застряла своя же пехота. Взаимодействие родов войск пока, на первом этапе войны, оставляло желать лучшего. Тем временем, финские минометы начали неторопливую и экономную пристрелку по позициям двух основательно окопавшихся рот.
Саперы, подведя трос к одному из Т-28, за истекший час не смогли даже сдвинуть с места поврежденный двухбашенный танк. И теперь, согласно приказу, по его нежелательному второму варианту, нужно было удостовериться в уничтожении секретного оборудования и подорвать отсек экипажа. Полномочия на это были у капитана сводного отряда, застрявшего на дороге в самом начале, из-за сильного огня финских пулеметов. Тут-то и пригодилась прямая связь, проложенная только что приползшими связистами. На том конце провода минут пять мялись, передавая ответственность все выше и выше, пока не дошли до самого Тимошенко. Тот соплей жевать не умел и приказ был тут же подтвержден на командно-матерном в самом высоком приоритете.
Во всей этой кутерьме, полезшего на «броню» проверять радиостанцию Степана, чуть было не пристрелили свои же за лишнее любопытство. Спасла взятая с собой бумага от особиста. Проверив на всякий случай по тому же телефону полномочия связиста, Степана допустили в танк через открытый нижний эвакуационный люк, и дав ему на все про все всего пять минут. Никого не волновало что танк полсуток простоял в глубине финских позиций, и что про секретность можно уже забыть — закон есть закон. В танке оказалось сумрачно и темно. Ни фонаря ни свечки у Степана с собой не было. Только коробок с десятью спичками. Но смекалка связистов преград не знает. Лаптев, вздрагивая от щелкавших по броне шальных пуль, стал быстро осматривать отсек, вытащив сверток скомканных агиток от политрука и поджигая их одну за другой. Никаких бумаг он, как ни искал, не нашел. Сама же раскуроченная радиостанция обнаружилась довольно быстро. Та действительно была разбита вдребезги чем-то тяжелым. А вот приемник, судя по останкам, похоже был 71-ТК-3, стандартным для всех наших современных танков. Но целых ламп в нем, судя по расплющенному виду, сейчас точно не было. Степан, конечно, немного расстроился, но потом подумал, что загашник у танкистов-то должен быть. Танк — командирский, шел головным. Запас всех важных радиодеталей просто обязан быть на борту. «Надо пошукать», — вспомнил совет старшины Лаптев. И он стал искать.
