— Конечно. Это бордель.
— А ты знаешь, как там берут женщин?
— Ну, заходишь, выбираешь женщину, которая тебе нравится, идешь с ней трахаться, а потом платишь за это. Но ты об этом сейчас даже и не думай.
— Почему?
— Потому что возраст у нас не тот. Чтобы ходить в бордель, надо чтоб тебе исполнилось как минимум восемнадцать лет.
Матерь божья, да это ж сколько времени еще ждать! Целую вечность!
Анжела вернулась домой только через восемь месяцев. Ее возили в санаторий в Палермо. Худая, бледная, глаза огромные, она выглядела странной и меланхоличной. Кузина приехала всего лишь на пару дней, Ненэ так и не удалось поговорить с ней наедине, все время кто-нибудь из родных находился поблизости. Да и сама Анжела не горела желанием уединяться для задушевных бесед. Ее собирались отправить к дальним родственникам в Каммарату, где, как говорили врачи, был целебный воздух, весьма полезный для слабогрудых. Анжела уезжала из поселка на целый год, не меньше.
Год прошел, а Анжела не возвращалась.
— Может быть, она еще не выздоровела?
— Здоровехонька. Болезнь, слава Богу, прошла. Но она там, в Каммарате, пошла в школу и там же должна получить аттестат. Да к тому же эти ее родственники, муж и жена, пожилые люди, они в ней души не чают, она им просто как дочь.
Каждое утро Ненэ подолгу рассматривал себя в зеркале, тщательно оглаживая лицо. Но ни одного, даже самого крошечного волоска не виделось, не ощущалось. Ненэ считал, что его школьные друзья растут намного быстрее: вот у Джаколино (по имени Энцо, но все его звали только по фамилии), например, уже были усы. Ну и что ж, что он на два года старше и вообще второгодник. А вот у самого Ненэ через два года усы вырастут? Он не был уверен и оттого злился. Неужели ему одному всю жизнь так и придется оставаться малышом? Что, если тогда на чердаке Анжела все наврала, только чтобы успокоить его?
Грустные мысли не давали покоя, и, чтобы избавиться от меланхолии, Ненэ шел в комнату отца и брал какую-нибудь книгу почитать. На полках стояло множество книг, и отец разрешил Ненэ читать все, что тот пожелает. Помимо справочников, энциклопедий и учебников, у отца была замечательная подборка поэзии и художественной литературы. Из книг Ненэ больше всего нравились романы одного автора по имени Конрад. Еще был один англичанин, Мелвилл, и еще один, Сименон. Этот был французом.
Чтение сильно увлекло Ненэ. Ему случалось даже теряться в страницах романов, как в густом лесу среди деревьев. Голова начинала идти кругом: то она ему казалась легкой, как воздушный шар, то тяжелой, словно камень. Порой он был не в состоянии продолжать чтение. Строчки прыгали, налезали одна на другую, взор туманился, глаза отказывались что-либо различать.
Это отнюдь не было похоже на ощущения, которые он испытывал, играя с Анжелой и становясь по желанию то Сандоканом, то Тремал-Найком. Чтение порождало в нем какую-то странную слабость, внутреннюю истому. Все тело начинало гудеть, как от страшной контузии, да это и была своего рода контузия, состояние необычного опьянения, мучительное и сладостное одновременно.
Однажды Ненэ настолько погрузился в это состояние, что даже не услышал, как мать позвала его к обеду! Рассерженная мать вошла в его комнату и принялась трясти сына за плечо. Она уже собиралась отвесить ему пару подзатыльников, чтобы привести в чувство, и тут Ненэ, наконец, очнулся, дико взглянул на нее и в изумлении стал обводить взглядом комнату, не понимая, где находится.
Так потихоньку Ненэ исследовал полку за полкой, поглощая книгу за книгой. Как-то раз он встал на стул, чтобы дотянуться до верхних стеллажей, и вдруг ему под руку подвернулся толстый том в красном переплете. На переплете золотом были вытиснены название и автор книги. Когда Ненэ снял этот том с полки, он едва смог удержать его в руке, настолько тот был тяжелый. Ненэ машинально приоткрыл его, намереваясь быстренько пролистать и поставить на место, и сразу наткнулся на иллюстрацию с изображением обнаженной женщины. Она была прикована к скале и безутешно рыдала.
Матерь божья, какая же она красивая! Длинные-предлинные волосы опускались до пышных бедер, но не закрывали их! Какие круглые, какие соблазнительные были у нее груди!
С этого момента Неистовый Роланд Людовика Ариосто с рисунками Гюстава Доре стал для Ненэ любимым чтением. Листы этой книги были из плотной бумаги и такие гладкие, что блестели под ярким светом. Ненэ зажмуривал глаза и пальцем обводил контуры тела обнаженной женщины. Ему казалось, что он трогает живую плоть. Чтобы не ошибиться и попасть в нужное место, Ненэ иногда позволял себе чуточку подглядывать, и тогда подушечка пальца сама собой устремлялась к заветной точке, в самый низ обнаженного живота, там где между ляжками и лобком образовывалось нечто, похожее на букву V. И тогда он начинал водить пальцем, нежно, настойчиво, непрерывно, пока над верхней губой у него не появлялась испарина, будто он глотнул крепкого уксуса.
Помимо чудесных иллюстраций с голыми женщинами и без оных, сама поэзия доставляла ему огромное наслаждение. Настолько, что Ненэ запомнил наизусть, наверное, сотню строф, которые нравились ему больше всего.
И всякий раз, когда в истории появлялась героиня по имени Анжелика, он вспоминал Анжелу, тем более имена были так похожи.
Анжела! Когда она вернется из Каммараты, удастся ли им опять встретиться на чердаке? Теперь Ненэ был уверен, что, если такое и случится, никаких игр уже не будет. Должно быть, у нее уже появились груди. При этой мысли кровь его кипела, а сердце яростно билось. Потом ему в голову приходила другая непрошеная мысль, и он бледнел, как покойник: что, если Анжела, став теперь взрослой женщиной, вдруг заявит, что не желает иметь дела с малышом, который все еще никак не вырастет? Захочет ли Анжела водиться с маленьким мальчиком, у которого и прибор-то малюсенький? Будет ли она общаться с недомерком без единого волоска на теле, который и сам-то чувствует себя оторванным волоском?
Однажды Ненэ сидел в доме у Чиччо, и они, как обычно, делали уроки. Тут у дверей раздался громкий смех и девичье щебетание. В дом вошли Элиза, старшая сестра Чиччо, высокая стройная девушка шестнадцати лет, голубоглазая, с длинными светлыми волосами, и ее подруга Джованна. Джованна была черноволосая, низенькая, с круглыми бедрами и довольно большой для шестнадцатилетней девушки грудью. Подружки, судя по всему, вернулись с купания, волосы у них были мокрые, туфли покрыты песком. Джованна держала в руках соломенную сумку с полотенцами и бельем.
— Как водичка? — спросил Чиччо.
— Классная! Море еще теплое.
— Вы там всех сардин, наверное, распугали, — съехидничал Чиччо. — Теперь рыбы на базаре дня три не будет.
— Сейчас кому-то по чему-то, — ответила Элиза и щелкнула брата по макушке. — Уроками давай занимайся, умник.
Девушки, хихикая, скрылись за дверью комнаты Элизы. Ненэ с Чиччо переглянулись.
— Сейчас переодеваться будут, — шепнул Чиччо. — Позырим?
Ненэ уткнулся в тетрадку. Ему казалось, что подглядывать очень стыдно. Между тем его охватило сильное возбуждение. Он вспомнил обнаженную Анжелу и подумал, каким может быть тело взрослой девушки, такой, как сестра Чиччо, например. От этих мыслей сердце его сильно заколотилось. Чиччо же тем временем приложил палец к губам и на цыпочках подошел к двери, из-за которой раздавался смех девушек. Он опустился на колени и осторожно приник к замочной скважине. Ненэ робко продолжал сидеть за столом и не знал, что делать, и тут Чиччо сделал ему знак подойти. Ненэ не выдержал, на цыпочках прошмыгнул к двери и опустился рядом с другом. Чиччо царским жестом уступил ему место. Ненэ зажмурил левый глаз, а правый плотно прижал к дырке, жадно пытаясь вобрать в себя как можно больше пространства за дверью.
Элиза стояла спиной к двери, совершенно голая, и, склонив голову, старательно высушивала полотенцем длинные волосы. На спине, на ее упругих ягодицах блестели, словно роса на утренней траве, капельки воды. Снятое платье лежало на диване в углу комнаты, а на стуле рядом с ней валялся купальник. В этот момент Элизу загородила Джованна. Она сместилась близко к двери, и Ненэ мог видеть только ее тело, от ключиц и до колен. Джованна стаскивала с бедер прилипший к телу мокрый купальник. Ее массивные смуглые груди с темно-коричневыми сосками мотались из стороны в сторону, она что-то оживленно говорила подруге. Ненэ не разбирал слов, он весь дрожал, к голове прихлынула кровь, дыхание остановилось. Наконец Джованна освободила чресла, пошевелила ляжками, и купальник соскользнул вдоль ее колен на пол. Перед Ненэ открылся крупно, почти во всю замочную скважину, широкий треугольник, поросший мелкими черными волосками. Девушка положила ладонь на влажные завитушки и тщательно отерла лобок и промежность. Очевидно, купальник сильно ей натирал. В этот момент Чиччо нетерпеливо пихнул Ненэ кулаком в бок, и Ненэ освободил место.
