– В Ленинград отправили вашего друга. В клинику хирургическую, – сказала медсестра, заглянувшая в приоткрытую дверь.
…Вся эта история припомнилась теперь Чайкину, пока он стоял у «веницейского» окна, наблюдая за созревающим ненастьем. Он прислушался к легкому дыханию сына. Сергей спал, сладко посапывая. Затем вдруг заворочался и тяжело вздохнул. «Приснилось что-то», – подумал Чайкин. Он подошел к дивану, на котором, разметавшись, спал Сережка, и осторожно подоткнул край свесившейся простыни.
Нужно бы отдохнуть, но сон не приходит. Мысли, заботы, а главное – воспоминания: куда от них денешься? И по службе, как на грех, сплошные неприятности. Одно, как говорится, к одному. Местное начальство все его идеи, связанные с развитием парашютного дела, особенно с замыслом затяжного прыжка и воздушного десанта, считает малообоснованными, в лучшем случае – преждевременными. И потому о том, чтобы отпустить его в Ленинград «поднабраться опыта», как говорит Чайкин, и слушать не желает. И четыре рапорта, которые Александр Христофорович отправил руководству отрасли, остались без ответа.
Под утро Чайкину все-таки удалось забыться тревожным сном. Разбудил его Сережа:
– Пап, так мы идем на рыбалку?
– Как договорились.
– Тогда вставай, а то проспишь.
Чайкин подмигнул:
– А насчет чайку?
– Я уже примус разжег и полный чайник поставил, – деловито сообщил Сережа.
– Молодчина ты у меня, – похвалил Александр Христофорович. – Стоп, а погода-то как? – спохватился он, опуская ноги на прохладный пол. – Ночью вроде дождик начинался.
Мальчик промолчал.
Чайкин глянул в окно: небо хмурилось. Дождь, начавшийся ночью, прекратился, но в любой момент мог хлынуть вновь.
– Видишь, брат, какие дела… – протянул он.
– Пап, ну послушай… – в голосе мальчика зазвучали с трудом сдерживаемые слезы. – Мы с тобой почти целый месяц собираемся на рыбалку, и все никак не получается. То у тебя командировка срочная, то работаешь в воскресенье. А теперь, когда свободный денек выдался…
– Сынок, на небо глянь.
Сережа упрямо тряхнул головой:
– Ну и что? Мы же не сахарные с тобой, не растаем.
– Не сахарные, это верно, – с улыбкой согласился отец. – А, ладно, рискнем. Плащ прихватим на всякий случай… Удочки-то готовы?
– Сам знаешь, еще с вечера, – радостно блеснул глазами Сережа и помчался на кухню за чайником.
Из коридора послышался резкий голос Аллы Кондратьевны, которая о чем-то спорила с соседкой. «Утренний концерт», – подумал Чайкин.
Через минуту Сережа вошел в комнату с закопченным чайником, источающим пар. Они наскоро почаевничали и, прихватив снаряжение, двинулись в путь.
…Речушка Разиня рассекала надвое весь Крутоярск, подобно кривому мечу, и уходила в поля. Летом она почти целиком пересыхала, зато весной, во время паводка, вовсю проявляла свой буйный норов: выходила из берегов и затопляла прибрежные улицы, заливала подвалы и первые этажи.
Миновав центр, Александр Христофорович и Сережа вышли на окраину, которая напоминала деревенскую околицу. Да и сам городок представлял собой, в сущности, большое село. Покосившиеся, потемневшие от непогоды бревенчатые избы, трудолюбиво вскопанные, покрытые первой зеленью огороды, высокие заборы, старательный собачий лай.
Хмурое воскресное утро медленно вступало в свои права. По сравнению со вчерашним днем заметно похолодало, и рыбаки поеживались. Несколько раз принимался накрапывать дождик. Еще минут пятнадцать торопливого ходу – и они вышли к реке.
Скользя по крутому глинистому склону, влажному от ночного дождя, спустились к воде. Сережа расставил немудрящую рыболовную снасть – это была его привилегия. Александр Христофорович стоял в сторонке, покуривал, глядя, как старается сын.
Курить Чайкин начал недавно, после гибели Лиды. Дымок едкой махры, кажется, немного притуплял чувство острой боли и невосполнимой утраты, никогда не покидающее его.
Дождь продолжал рядиться, словно дразнил, раздумывая: хлынуть либо погодить? Внезапно из-за тучи выглянуло солнышко, и тут же усилился дождь.
– Придвигайся поближе, сынок, – сказал Александр Христофорович, накидывая сверху на головы предусмотрительно захваченный плащ.
Задумчиво глядя на пузырьки, плывущие по воде, Сережа сказал:
– Дождь и солнце. Разве так бывает?
– Такой дождь называют цыганским, – произнес отец.
– Почему?
– «Цыганский дождик – плач сквозь смех, цыганский дождик – смех сквозь слезы», – вместо ответа продекламировал Александр Христофорович.
Они немного помолчали, глядя на неподвижные поплавки.
– Опять ночью не спал? – нарушил тишину Сережа.
– Не спится, сынок, – виновато произнес Чайкин и поправил край плаща, с которого стекала вода.
– Сочинял снова?
– Нет, и не пишется мне, сын.
– Пап, я хотел тебя спросить: а про что ты пишешь? – задал Сережа вопрос, который очень интересовал его.
Мальчик знал о недавнем увлечении отца. Все свободное время – которого, правда, было совсем немного – он пропадал то в городском архиве, то в библиотеке, разыскивал какие-то исторические документы.
Кроме Сергея, об этом тайном увлечении знали еще несколько друзей отца.
– Повесть пишу, сынок.
– О чем?
– Про предков наших. Как они жили-поживали, как с врагом сражались, который напал на землю Русскую.
– И много написал?
– Первую главу. Как-нибудь вечерком соберемся, почитаю, – улыбнулся отец.
– Сегодня?
– Посмотрим.
Дождь усилился. Капли его дружно барабанили по прорезиненной ткани плаща, вода невесть как просачивалась внутрь.
– Зря я послушал тебя, непоседу, – проворчал отец. – Сидели бы сейчас дома, в тепле, чаек попивали да в шахматы играли. Чего еще человеку нужно в выходной?
– Да еще ругань из кухни и коридора слушали, – в тон отцу добавил мальчик.
– Тесно пока живем, верно говоришь, – согласился Чайкин. – Но это временно. Ты уже большой, книжки, газеты читаешь, сам должен понимать.
Издалека послышалось гудение, звук постепенно приближался.
– Самолет! – воскликнул Сережа и, выскочив из-под плаща, помчался по откосу, размахивая руками, словно пилот мог увидеть его.
– Простудишься, ступай назад, – крикнул отец.
– Папа, это же твой «Фарман», – сказал Сережа, остановившись. Оба проводили самолет взглядом, пока он не нырнул в ближайшую тучу.
Мальчик вернулся в укрытие.
– Пап, а когда ты теперь снова будешь с парашютом прыгать? – спросил он, усаживаясь поудобнее.
– Думаю, на днях.
– Позовешь меня?
– Конечно.
Июньский дождик наконец-то пошел на убыль. Чистые голубые проемы среди облаков становились все больше, а сами облака истончались, и солнце безжалостно расправлялось с их остатками.
– Пап, нам в школе говорили, что землю окутывает воздушная оболочка, и высота ее несколько сот километров.
– И что?
– Ты же сам говорил, что аэропланы могут летать в воздушной среде, – продолжал Сережа. – Почему же «Фарман» так низко летает?
– И не только «Фарман», сынок. Все самолеты в мире. Видишь ли, авиация только делает первые шаги. Можно сказать, учится ходить.
– Как ребенок?
– Примерно.
– Ну, а когда научится?
– Тогда, естественно, аэропланы станут летать повыше, – улыбнулся отец, доставая кисет с махоркой.
– Нет, я не про то, – не отставал Сережа. – Ведь как бы хорошо ни летали самолеты, они не смогут подняться выше воздушной оболочки… Верно?
– В безвоздушном пространстве пропеллеру делать нечего.
– Значит, человек никогда не сможет долететь до звезд, до других планет? – в голосе мальчика послышалось неподдельное огорчение.
– Ну, с космосом дело обстоит вовсе не так безнадежно, – произнес отец. – Тут есть ряд задумок, готовятся испытания. А может, где-то их уже и проводят.
– Но ты же сам говоришь, что самолет…
– Кроме самолета, Сережа, есть и другие летательные аппараты, – перебил отец, – которым окружающая атмосфера не нужна, более того, она только мешает… На них-то человек и двинется осваивать открытое пространство. Я-то, наверное, не доживу. А ты полетишь в космос. – Чайкин свернул толстую козью ножку и запалил ее.
– Пап! – решился наконец Сергей и тихонько коснулся отцовой руки.
– Да? – рассеянно ответил отец. Он глядел куда-то за реку, на заливные луга, с щемящим чувством вдыхая знакомые запахи мокрой лозы, влажной глины, зацветающей полыни.
– Я хочу прыгнуть с парашютом.
– Ты? – отец поперхнулся от неожиданности.
– Я.
– Не побоишься?
– Нет! – глаза Сережи заблестели.
– А что, если он в воздухе не раскроется?
– Раскроется, – уверенно парировал Сережа. – Ты же сам показывал мне, как в воздухе нужно дергать кольцо, чтобы он раскрылся. И устройство его я знаю, как свои пять пальцев. Хочешь, перечислю основные части парашюта?
