— Он что, действительно всесильный, этот наш Ангел?
— Связями своими, напористостью, умением держать людей в зависимости от своей воли.
В коридоре опять послышались грузные шаги, похоже, шел тот же человек, который недавно заставил их насторожиться. Мелита метнулась к двери и слегка приоткрыла их.
— Надо бы этого слона убрать отсюда, — проворчала она, возвращаясь к столу. — Если не из отеля, то хотя бы из этого этажа.
— Да забудь ты о нем. Я вот о чем подумала. Раз у тебя уже есть опыт работы с издателями, то почему бы нам не создать свое издательское агентство, заключив для начала договор с одной из типографий. У меня уже есть деньги на создание здесь мастерской художника Ореста, картинной галереи и отеля при ней.
— Можно, конечно, ограничиться договором, но зачем делиться прибылью? Скажу Ангелу, он купит нам типографию, вместе с типографскими специалистами. Но я так понимаю, что все это мы обсудим уже завтра?
— Ты права, Мелита. Самое время принять ванную и предаться сну.
Амазонка уже взялась за дверную ручку, когда Софи вновь остановила ее.
— Так все-таки, кто он такой этот Ангел? Кто он по образованию, по профессии, что он представляет собой как человек.
— Понятия не имею, — легкомысленно рассмеялась Мелита. — Единственное, что мне удалось узнать о нем, это то, что он — «сербо-итальянец Ангел Бош из Триеста». А еще я поняла, что, судя по всему, он — отпетый проходимец, но при этом по-своему талантлив и с рыцарскими задатками Робин Гуда в характере. Как это ни странно, я горжусь, что в отцы, пусть даже незаконные, мне достался именно этот человек. Мало того, с каждым днем мне все больше хочется быть похожей на него.
На рассвете гарнизон замка Шварцбург был поднят по тревоге. О том, что на сей раз тревога была не учебной, солдаты догадались сразу же, по тому, как нервно прохаживались по замковой площади офицеры и как надрывали глотки командиры отделений.
— Солдаты, — обратился фон Штубер к бойцам гарнизона, когда они, все еще на ходу одеваясь, сформировали некое подобие строя, — как вы уже поняли, на сей раз вас подняли по боевой тревоге.
— В чем вы, бездельники, сейчас убедитесь, — воинственно набычился Торнарт.
И Штубер вдруг обратил внимание, что в позах, в напыщенном выражении лица, в некоторых жестах лейтенант явно подражает Муссолини.
— На западном побережье озера, в районе причала и рыбачьего домика, высадился десант парашютистов, — продолжил свое сообщение Штубер, — всего около десяти-двенадцати человек. Скорее всего, это не диверсионная, а разведывательная группа. К активным действиям коммандос пока что не приступали: то ли ждут наступления дня, то ли, наоборот, намерены отсидеться до следующего вечера, чтобы к тому времени окончательно осмотреться, а возможно, и получить подкрепление.
— Наш дальний озерный патруль уже ведет скрытное наблюдение за противником, — добавил лейтенант Торнарт, — однако в бой пока не вступает.
— Зато вступим мы с вами, — продолжил Штубер. — При этом сразу предупреждаю: как минимум один коммандос противника мне нужен живым.
Оставив для охраны Шварцбурга всего двух бойцов, во главе с вооружившимся автоматом графом Эдвардом фон Ленцом и его престарелым адъютантом Кляйном, штурмбаннфюрер остальных сорок двух горных стрелков вывел за ворота и кратчайшим путем, по звериной тропе, опоясывающей склон хребта, повел к берегу озера.
Там он разделил гарнизон на два отряда, в каждом из которых было по два стрелка со снайперскими винтовками, и один из них, под командованием лейтенанта, отправил по южному берегу, другой, по северному, повел сам. При этом он приказал снайперам скрытно выдвинуться вперед и занять удобные позиции, с которых можно было обстреливать причал и пространство вокруг хижины.
Еще одна винтовка с оптическим прицелом была у бойцов горного патруля, состоявшего из пяти человек: горно-стрелковые части по традиции вооружали значительно большим количеством снайперских винтовок, нежели все остальные. Да и снайперская подготовка там велась усиленнее.
Возможно, солнце уже и взошло, однако здесь, в горном ущелье, все еще царила ночная мгла, к тому же над озером клубился густой туман, сводивший видимость почти до ноля. Поэтому, выслав вперед авангардный дозор, Штубер с основным отрядом продвигался максимально скрытно, заставляя бойцов ступать в буквальном смысле по-кошачьи.
Штуберу как-то поневоле вспомнилась весна сорок второго в Украине, рейды в партизанские леса Приднестровья. В нем возрождался тот особый солдатско-охотничий азарт, который заставлял его «рыцарей Черного леса» вновь и вновь вступать в перестрелки с партизанскими заставами, прорываться к партизанским базам, преследовать остатки партизанских отрядов по холмистым лесам Подольской возвышенности.
— Где вы находитесь? — спросил он по рации ефрейтора, который был старшим патруля.
— В Охотничьей пещере, — ответил тот.
— Уютно устроились.
— Но мы же не отсиживаемся, а ведем наблюдение за лагерем американских парашютистов! — возмутился ефрейтор.
— Они за вами — тоже? Кстати, это очень важно.
— Не заметили они нас, господин штурмбаннфюрер. Пока не сгустился туман и светил месяц, мы видели, как часть десантников приземлялась прямо у озера, причем один оказался в воде, но его спасли; а часть пришла по руслу речки.
— То есть приземлялись они где-то в соседней долине?
— Похоже, что так. Мы были тогда слишком далеко, чтобы ввязываться в бой.
— Правильно сделали, ефрейтор, что не ввязывались, не вспугнули.
Собеседник Штубера с облегчением вздохнул. Для барона не было тайной, что эсэсовцев солдаты вермахта не только побаиваются, но и откровенно недолюбливают. Причем к концу войны эта неприязнь лишь все больше усиливалась. Обычные армейцы уже заранее пытались отмежеваться от всего того, что в истории войны было связано с СС.
— Возможно, они ждут еще какую-то часть группы, которая могла заблудиться или же ее высадили не в заданном месте.
— Почему так решили, ефрейтор?
— Слишком уж неспешно ведут себя эти парашютисты. По-моему, так быть не должно.
Штубер отметил про себя, что парень пытается соображать; ему это всегда нравилось.
— А вам не приходило в голову, что как только взойдет солнце и немного развеется туман, они двинутся на вашу пещеру, чтобы создать там тайную базу, а долину у рыбацкой хижины превратить в плацдарм для высадки более крупного десанта?
— Если так, то нам лучше спуститься ниже и засесть у изгиба тропы, по гребню небольшой гряды. Тогда дальше они смогут пройти только по нашим трупам.
— Именно это они и сделают, если вы откроете себя раньше времени, — заверил его Штубер. — Но к гряде спускайтесь.
— Есть. Когда прикажете открывать огонь? Устраивать перепалку в таком мраке бессмысленно.
— И не следует этого делать. Сейчас я продвинусь к той части северного побережья, где хребет доходит почти до кромки воды. Это в пятидесяти метрах от хижины, а часть бойцов отправлю по перевалу к руслу речки, чтобы перекрыть путь отступлении. Еще одна группа движется сейчас по южному берегу. Как только прояснится, первый снайперский выстрел сделаю я. Лейтенант Тор-нарт предупрежден. Тогда уже палим со всех сторон, но при этом заботимся хотя бы об одном пленном. После десятиминутной «артподготовки» я предложу коммандос сдаться.
— Вряд ли они согласятся, — проворчал ефрейтор.
— Это русские вряд ли согласились бы. А для американца или англичанина сдаться в плен — все равно, что в гости сходить.
— Будем надеяться, что в гости к нам прилетели не русские, — почти молитвенно произнес старший патрульный.
Прошло около получаса. Со стороны хижины и причала никаких звуков не доносилось, но в первых лучах солнца, которые стали проникать к озеру со стороны речной долины, постепенно вырисовывались очертания хижины, кроны сосновой рощицы и довольно большого рыбацкого баркаса.
Именно там, у баркаса, в окуляр снайперской винтовки, Шту-бер и поймал фигуру часового. Выстрел выдался метким, но вызвал такое эхо, словно где-то неподалеку пальнули из горной гаубицы. Оказалось, что еще двое коммандос коротали время лежа в баркасе, остальные под шальным огнем выскакивали из хижины, и те, кому удавалось при этом уцелеть, залегали за прибрежными валунами или пытались уходить в сторону речушки.
— Прекратить огонь! — прокричал Штубер, перебежав во время перестрелки к старым соснам с почти сросшимися стволами. А как только его горные стрелки угомонились, по-английски прокричал: — Сдавайтесь! Жизнь и плен гарантирую!
В ответ опять прозвучали выстрелы из винтовок, но по опыту подобных схваток Штубер знал: это всего лишь всплеск злости и отчаяния. Нечто похожее на ярость крупно проигравшегося картежника. Зато благодаря этой пальбе он определил, что в строю десантников осталось не более четырех, причем один из них все еще скрывался в баркасе, который представлял собой почти идеальную ловушку.
