Осмотр во главе с доктором Малером прошел, как обычно. Линкор выглядела официально строгой, ни единым взглядом не выдавая того, что произошло ночью в палате.
Новый пациент, артиллерист с ампутированной рукой, дурашливо усмехнулся, когда Малер спросил, как он себя чувствует.
— Превосходно, герр фельд-мясник, просто замечательно! Побывал в борделе, выпил коньяка. Докладываю, что чувствую себя превосходно! Можешь идти, фельд-мясник!
Мы все оживились, ожидая взрыва. Но доктор Малер лишь поглядел на артиллериста и потрепал его по плечу.
— Рад, Фишер, что у тебя все замечательно. Всем бы нам так.
Легионер посмотрел на меня и указал пальцем на лоб.
Выходившая последней Линкор в дверях повернулась и посмотрела на Легионера. Они пристально глядели друг другу в глаза. Эти двое понимали друг друга. Закаленный солдат и столь же закаленная армейская медсестра. Один невысокий, жилистый, другая рослая и полная.
Георг стал рыться в рюкзаке. Подняв взгляд, он пытливо осмотрел палату. Снова заглянул в рюкзак. Потом, казалось, принял решение. Быстро завязал его и затолкнул глубоко под койку. Сделал несколько быстрых поворотов между окном и дверью. Внезапно остановился, издал громкий крик и, спотыкаясь, выбежал из палаты.
— Что это с ним? — спросил Легионер Бауэра, который ел соленый огурец, лежа на койке.
— Понятия не имею. Спятил, видимо.
— Они повернут и раздавят вас, — прокричал Лео Фишер, артиллерист. Безумно расхохотался и продолжал кричать: — Они будут давить вас медленно. Раздробят вам кости. Ура, товарищи, вперед! В бою мы не одиноки! Мы истребители танков, самые тупые на свете скоты!
И снова безумный смех.
— Заткнись! — зарычал кенигсбержец, живот которому изрешетила очередь из русского автомата.
Артиллерист лукаво посмотрел на него, стукнул пятками и заскулил дискантом:
— Слушаюсь, герр генерал, мы заткнемся! Я верю в Святую Троицу и в победу! Во имя Адольфа, аминь!
Кенигсбержец приподнялся на локте и удивленно уставился на Лео, который теперь начал хныкать.
— Должно быть, совсем помешался.
Легионер встал и кивнул Малышу, тот последовал за ним, как тень, на всякий случай. Они остановились перед Лео, плачущим, стоя по стойке «смирно».
— Вольно, артиллерист, — скомандовал Легионер. Лео, словно на плацу, выдвинул ногу вперед и расслабился. Он таращился на Легионера, но, казалось, ничего не видел.
— Ложись спать, — приказал Легионер, и Лео запрыгал в своей койке, как ворона, вытянулся перед ней и выкрикнул:
— Батарея, огонь! Запасные расчеты, в укрытие!
И громадным прыжком бросился на койку. Перевернулся на спину и замер, глядя в потолок.
— Ну и ну! — воскликнул кенигсбержец. — Господи, он сумасшедший!
Вскоре после того, как принесли обед, дверь открылась. Вошел рослый рыжеволосый человек с тирольской шляпой на затылке, за ним смуглый здоровяк в грязной фетровой шляпе, закрывающей лоб, словно она была велика ему.
— Хайль! — выкрикнул приветствие рыжий.
Пятнадцать человек с любопытством подняли лица от тарелок с крапивным супом. Кенигсбержец сдержанно ответил:
— Заткни его себе в задницу.
Рыжий усмехнулся.
— Загляни ко мне как-нибудь, будущий герой, я насую их тебе под мошонку столько, что можно будет варить яйца!
— Вы из организации «Зимняя помощь»? — спросил Малыш, с любопытством глядя на двух штатских.
Рыжий громко захохотал.
— «Зимняя помощь»? Недурно. Нет, приятель, мы, конечно, из организации, только другой.
Согнувшись от смеха, он хлопнул по плечу своего смуглого приятеля, сохранявшего какую-то жуткую серьезность.
Легионер пристально посмотрел на них. Прищурясь, спросил:
— Полицейские?
Рыжий кивнул.
— Попал в точку. Сыщики из крипо[107]. Не видел таких раньше, а? Кто из вас, усталых героев, Георг Фрайтаг? Артиллерист Георг Фрайтаг из Семьдесят шестого зенитного?
Мы уставились на сидевшего за столом Георга. Он побледнел, как простыня.
Рыжий полицейский подошел и встал напротив него.
— Ну, мой ангел, ты зенитчик Георг Фрайтаг?
Георг открывал и закрывал рот, не издавая ни звука.
Рыжий с улыбкой подался вперед.
— Голос пропал, зайчишка? От страха перед гостями из крипо? Может, мы пришли с приятным известием о большом наследстве от только что умершей дамы. Если совесть чиста, гостей из крипо бояться не нужно.
Дрожавший словно в конвульсии Георг продолжал молчать.
В палате воцарилась зловещая тишина. Потом бас по лицейского зазвучал снова:
— Отказываешься, значит, говорить с гостями? Очень жаль. Не возражаешь, если мы взглянем на твой багаж, проверим, тот ли ты наследник, которого ищут?
Не дожидаясь ответа, полицейский наклонился и вытащил из-под койки рюкзак Георга.
— Нет! — завопил Георг. — Не имеете права! Он мой!
Рыжий засмеялся, словно не слышал протестующего вопля.
Смуглый полицейский стоял позади Георга словно скала, пристально глядя на него.
Рыжий начал рыться в рюкзаке. Его кожаное пальто распахнулось, открыв светло-коричневый ремень, на котором держалась подмышечная кобура. Было понятно, что в ней тяжелый пистолет.
Георг смотрел, будто зачарованный, как Рыжий вытащил из рюкзака аккуратно сложенное армейское белье, По полу покатилась баночка мармелада, за ней полетела, трепеща, фотография седой женщины.
— Мама! — безумно завопил Георг, провожая фотографию взглядом.
На пол упало несколько школьных учебников. За ними последовала Библия. Появился нож в ножнах. Такие постоянно носили на ремне финские солдаты.
Рыжий медленно вытащил его из ножен, сшитых из оленьей шкуры, бросил взгляд на блестящее лезвие с глубокой долой.
— Твой, не так ли, приятель?
И сунул нож в карман своего черного кожаного пальто.
Затем сыщик крипо поднял двумя пальцами для осмотра белые трусики. За ними последовали голубые. Снова белые. В общей сложности их оказалось шестеро.
Он встал и кивнул Георгу. Все его дружелюбие как рукой сняло. Теперь он пролаял, словно ищейка:
— Комедия окончена! Этих женщин убил ты! Отрицание только навредит тебе. Пошли!
Он указал подбородком за дверь. Потом оба полицейских взяли Георга за руки.
— Оставьте меня! Я больной. У меня жар! — отчаянно завопил Георг. И попытался отбиваться ногами от двух крепких мужчин.
— Уймись, — сказал смуглый. То были первые слова, какие он произнес.
От подножья лестницы донесся крик Георга:
— Оставьте меня, оставьте! У меня жар!
Когда в скором времени машина остановилась на Реепербане, Георгу удалось вырваться. Он побежал по шоссе Гласис и перепрыгнул через забор на спортивную площадку.
Оба полицейских преследовали его по пятам.
— Стой! — закричали они. Они выкрикнули это три раза, как того требовали правила. Потом за спиной Георга затрещали автоматные очереди. Пули из двух автоматов подбросили его, заставили секунду парить, словно на воздушной подушке, а потом снова грубо бросили вниз.
Он заскреб черную землю скрюченными пальцами и что-то невнятно пробормотал.
Рыжий перевернул его на спину носком ботинка.
— Наше дело сделано, — лаконично произнес он. — Откинул копыта. Везем тело к Красавчику Паулю.
Смуглый полицейский сел за руль, и они поехали на Карл-Мук-платц.
— Повезло же нам! — усмехнулся Рыжий. — Спаслись от фронта!
— Мужчина, в которого я могла бы влюбиться, не родился на свет, — говорила Дора.
— Любовь к индивиду — варварство, — говорил Легионер.
Но они говорили это до того, как встретили друг друга.
Они превращались в детей, мечтая о рае с семью табуретами у стойки и шторой из раковин.
Дора хотела, чтобы Легионер дезертировал, но он был достаточно взрослым и опытным, чтобы совершать такой наивный акт безумия.
Поезд отошел. Они расстались так же, как многие другие.
Война шла еще ожесточеннее, чем раньше.
Война становилась неуправляемой.
Комендант станции, капитан, взглянул на наши документы и отрывисто сказал:
— Отходящий поезд Берлин — Варшава — Лемберг на четвертом пути.
— Все кончено, — вздохнул Легионер.
Капитан взглянул на него и язвительно произнес:
— Вижу, ты можешь сказать то же самое, что и Цезарь, когда тот перешел Рубикон.
Легионер усмехнулся.
— Alea jacta est![108]
Капитан в удивлении уставился на невысокого танкиста со шрамом на лице.
— Ты студент, ефрейтор?
— Нет, казарменный скот, Второй полк Иностранного легиона, — усмехнулся Легионер. Ему приятно было видеть удивление капитана.
— А знаешь, как это переводится? — спросил капитан.
