Командование батальона еще более устраивало появление новой ударной группы, состоявшей из опытных, обстрелянных солдат. Легендарный начштаба Цезарь, ознакомившись со списком личного состава, только ахнул. Еще бы — все старослужащие, в своем большинстве призванные из городов и, за исключением одного таджика-переводчика и водителя-дагестанца, все русские и украинцы.
Как следствие новой кадровой политики в палатке третьего мотострелкового царил идеальный, по местным меркам, порядок, да и по остальным показателям он сразу прыгнул на две головы выше первых двух, которые теперь располагались в одной палатке со всеми вытекающими отсюда последствиями. Ко всему прочему у них за две недели произошло несколько ЧП, одно из которых стало известно за пределами роты. Командиров первого и второго взводов хорошенько поимели, после чего те опомнились и взбунтовались, но уже было поздно что-либо менять.
Но зато теперь Пономарев получил троих молодых солдат, и отвертеться от такого подарка не было абсолютно никакой возможности. В отсвет на не очень уверенную попытку протеста ротный, — у самого голова гудела, — раздраженно послал лейтенанта к такой-то матери…
Назревающий конфликт незаметно погасил старшина. Прапору оставался год до отставки, он был мудр, как сказочная сова, знал армию и военных людей лучше, чем свою каптерку, и в две минуты успокоил заведенного взводного. Отведя молодого лейтенанта в сторонку и по-отечески с ним переговорив, Дед, а иначе старшего прапорщика Старчука не называл никто, даже комбат, как бы невзначай посоветовал одного «салабона» посадить на машину, а двоих оставшихся поставить как пехоту.
Учитывая, что штатное расписание служило больше для галочки, и при назначении на должность реально исходили лишь из фактора целесообразности в боевой обстановке, — весьма дельный совет. Немаловажна была и собственно штатная специфика. Например, в третьем мотострелковом, как и в любом другом взводе батальона, насчитывалось всего восемнадцать-двадцать бойцов, включая сержантский состав и самого командира: три пулеметчика, три снайпера, три автоматчика, составлявшие расчет АГС,[1] три сержанта — командиры отделений — и шестеро спецов:[2] механики-водители и операторы-наводчики, обслуживающие 147-ю, 148-ю и 149-ю БМП.
Вот так — тихо и без нажима — уладили конфликт. Вызвав замкомвзвода и двух дедушек, Пономарев распорядился, чтобы утром на зарядке посмотрели молодых и доложили о результатах.
Через сутки Саша уже числился пулеметчиком третьего взвода четвертой роты второго мотострелкового батальона восемьсот шестидесятого отдельного мотострелкового полка.
Своей первой боевой операции новый командир полка придавал столь великое значение не только в силу лично своих тщеславных соображений, был еще один факт, о котором он знал и который при определенных обстоятельствах мог косвенно задеть его карьеру. И весьма чувствительно… У воинской части был свой «скелет в шкафу»…
При прошлом командире, в мае восемьдесят третьего, штаб армии блестяще спланировал крупномасштабную полковую акцию в районе точки Бахарак. Несмотря на то, что в километре от одноименного кишлака, в старой афганской крепости, дислоцировался усиленный танковыми взводами и 120-ти мм минометной батареей целый батальон, весь район полностью находился под контролем моджахедов, впрочем, как и вся провинция в целом.
Рядом с Бахараком проходили караванные тропы, ну и самое главное — этот район служил естественными воротами в территориальный аппендикс, носивший в солдатском просторечье наименование «Карамуджен» и тянувшийся вдоль советской границы до самой Индии и Китая.
Там якобы находились душманские базы, учебные лагеря, госпитали и даже аэродромы. Еще в этой стране грез процветали сотни лазуритовых и золотых приисков. Одним словом, духи в тех краях спали на мешках с золотом и драгоценными камнями — эдакое маленькое Эльдорадо. Естественно, что никто ничего наверняка не знал, так как по понятным причинам туда не ступала нога советского солдата. Посему довольствовались подкрепленными для верности ссылками на особистов и ХАДовцев[3] быличками и легендам.
В штабе армии решили, что сил полутора батальонов вполне достаточно, чтобы проверить правдивость этих историй, и поэтому отдали приказ о проведении крупномасштабной акции. В Кабуле уже не первый год при одном упоминании о Карамуджене толстые дяди обильно пускали слюни на увешанные орденами мундиры.
Прибывшее по такому случаю начальство непосредственно руководило проведением операции, правда, с безопасного расстояния — прямо из точки. Они уже настояли на том, чтобы в боевом выходе участвовала вот уже два года стоявшая «на приколе» и врытая по самые башни в капониры бронетехника первого батальона. Переубедить их в нецелесообразности этого шага оказалось невозможно: «Товарищи офицеры! Вы что? Условия — не оправдание! Техника должна быть всегда на ходу!» Технику действительно наспех поставили «на ход», но, не успев даже, как следует отойти от Бахарака, бронегруппа влезла в искусную засаду, и за каких-то двадцать-тридцать минут десяток полупрофессиональных снайперов выбил половину батальона. Насколько тяжким было поражение, понесенное в этом бою, можно оценить хотя бы по тому, что даже в официальных армейских кругах его называли не иначе, как «Бахаракская бойня».
Вначале, при переправе через брод, перекрыв пути отхода шести машинам, подорвалась одна из БМП. Пока ее пытались вытащить, с плато начался беспроигрышный, как в тире, отстрел бойцов. С расстояния в сто-двести метров, сверху-вниз духи неторопливо выбивали тех, кто хоть немного высовывался из-за брони. Старая техника глохла, полвина орудий не работала, из остальных вести прицельный огонь было практически невозможно. Кое-как при отходе удалось взорвать одну из машин, еще две сумели поджечь, а четыре оставшиеся так и бросили — с пушками, пулеметами и полными боекомплектами.
Неизвестно, чем бы окончился этот бесславный поход, если бы положение батальона немного не поправил молодой сержантик. Ему, оставшемуся с первыми машинами на противоположной стороне реки, каким-то чудом удалось проскочить до мертвой зоны, подняться на плато, благо — не высоко, и в упор расстрелять две позиции моджахедов. В сплошном огневом барьере «непримиримых» образовался зазор, что и позволило батальону вырваться. Самого сержанта, когда он спускался с противоположной стороны плато, по ошибке чуть не застрелили свои же. В той неразберихе никому и в голову не могло прийти, что на вражеской высоте может оказаться кто-то из наших.
Кое-как, не бросив на поле ни одного раненого и ни одного убитого, унесли ноги.
Больше всех повезло пехоте четвертой МСР: она в это время была задействована в другом месте. А вот механики-водители и операторы-наводчики там были, и несколько человек получили ранения. Хуже всех досталось ефрейтору Воронцову.
Опуская под огнем в десант БМП очередной труп, парень, наклонившись над люком, схлопотал пулю в область анального отверстия. Пройдя сквозь брюшную полость, она, срикошетив о кости таза и ребра, застряла в поджелудочной железе. Когда через девять месяцев его встретили в Киевском окружном военном госпитале, то он жаловался, что не погиб сразу, что перенес уже семь операций и предстоит еще, как минимум, две, что у него удалили предстательную железу и сколько-то метров кишечника, и теперь он не в состоянии самостоятельно сходить в туалет ни по большой нужде, ни по малой, и так далее…
Один бывший его сослуживец, когда впервые Воронцова встретил, то попросту не узнал. А после того, как тот поделился с ним своими бедами, и вовсе стал его избегать.
Как он впоследствии рассказывал, это было слишком страшно. Когда сослуживец видел, как этот живой труп с двумя палочками в руках, с трудом переставляя усохшие спички ног, направляется к нему в палату — в гости, то поспешно убегал и часами отсиживался в туалете.
Итог «Бахаракской компании» — тринадцать убитых, семьдесят восемь раненых, из которых трое с черепно-мозговыми огнестрельными травмами скончались по дороге и в санчасти, а еще полтора десятка солдат и офицеров были списаны потом — по инвалидности.
Крайнего, само-собой, нашли незамедлительно. Командира полка тут же сняли и перевели с понижением в звании и должности куда-то под Газни, несмотря на то, что и планировали и проводили операцию совершенно другие люди.
Потом, примерно через месяц, была проведена акция возмездия. Прислали несколько батальонов из других полков, из Кундуза пришел разведбат, прибыли артиллерийские и реактивные батареи…. Вся эта армада высадилась в Бахараке и в тот же день при поддержке нескольких вертолетных эскадрилий и баграмской штурмовой авиации начала грандиозную чистку всего района.
