В тот вечер Такано долго не мог заснуть — мрачные мысли не давали ему покоя. И видимо, не одному ему: после того как погасили свет, в разных концах казармы раздавалось недовольное ворчанье.
Вдруг в темноте разнесся вопль: «Грабят!» Кричали где-то на табачном поле пятой роты, которое находилось рядом с казармой шестой роты. Затем послышалось шуршание стеблей — кто-то пробирался сквозь заросли табака. «Вор! Табак украл!» — кричал кто-то, видимо караульный. Мимо казармы, где спал Такано, пробежал человек и, судя по звукам, скрылся в кухне.
Такано вскочил с постели и вместе с другими выбежал из казармы, как был, — в одной белой майке и трусах. Вышли и солдаты из пятой роты.
Вор, по-видимому, притаился за уборной шестой роты. Затем, словно преследуемый охотниками заяц, прыжками промчался к гаражу соседнего, второго батальона — тень его мелькнула в неясном свете луны.
— Эй! У гаража он!
Солдаты в белых трусах, ярко выделявшихся в темноте, с криком бросились к маленькому сарайчику, служившему гаражом, но вора там уже не оказалось.
— Ишь ты, проворный, гад!
— Надо же! Только что был здесь…
За гаражом располагался склад медикаментов второго батальона, а дальше — медсанчасть и баня.
Из казармы вышли и солдаты второго батальона. Человек пять в одном нижнем белье стучали по стенам, обшаривали помещения с карманными фонариками или свечами в руках. Однако вора и след простыл.
Утомленные бесплодными поисками, все начали расходиться по своим казармам, когда в темноте вдруг раздался голос:
— Не иначе как кто-нибудь из шестой роты!
Говорили намеренно громко, чтобы все слышали.
— Кто это сказал? Кто обозвал нас ворами? А ну, выходи! — рявкнул Такано. Голос его был настолько устрашающе громким, что прозвучал словно суровый приказ. — Выходи! Ты что думаешь, если мы в плен попали, так, значит, еще и воры?!
Однако говоривший уже улизнул, точно его ветром сдуло. Это был солдат из пятой роты.
Такано продолжал, обращаясь уже не к этому солдату, а ко всей пятой роте, ко всей дивизии:
— Эй вы! Обжирались в тылу, пока мы воевали! По какому праву вы обвиняете нас в воровстве? А ну скажите, кто из нас вор! Покажите, что мы украли!
И вся шестая рота начала громко вопить вслед за Такано.
— Да мы ваш паршивый табак даже курить не станем — хоть убейте! На острове Б. мы два года листика табачного в глаза не видали. Чего мы там только не курили: и листья папайи, и картофельную ботву.
— Мы с того света воротились. Нам теперь уже ничего не страшно. Вы говорите — воры. Хорошо! Выходите! Мы припомним вам смерть наших братьев.
Во время погони за вором более половины пленных из шестой роты оставались в постелях, однако, услышав гневные крики товарищей, все выскочили из казармы. Возмущение, целую неделю накапливавшееся в душах, вдруг прорвалось, пленные хватали все, что попадалось на глаза: палки, поленья, лежащие у кухни, и бросались на выручку к своим. Солдаты из других рот, видимо не на шутку перепугавшись, мгновенно исчезли.
Такано решительно подошел ко входу в казарму пятой роты и крикнул:
— Эй, пятая рота! Выдайте нам того, кто назвал нас ворами! Ведите его сюда!
В казарме молчали.
— Ну что вы молчите? Нет такого?
В это время на плечо Такано легла рука капитана Оцуки.
— Фельдфебель Такано! Прекратите кричать. Говорите тише. Они скорее поймут вас, если вы будете говорить спокойнее.
Капитан Оцука был одет строго по форме. Исида, увидев капитана, схватил его за руку и оттолкнул от Такано.
— А вы идите отсюда! Это не ваше дело. Сегодня нам нужно выяснить все до конца. Мы не сможем заснуть спокойно после того, как нас назвали ворами.
Пленные, словно ободренные тем, что Исида не по форме обратился к командиру роты, принялись стучать палками по стене казармы пятой роты, лезли в дверь.
— Кто назвал нас ворами? А ну, выходи!
По обеим сторонам навеса над земляным полом свисали длинные москитные сетки линялого зеленоватого цвета. Когда пленные начали бить палками по этим сеткам, солдаты, лежавшие под навесом, вскочили и, словно мыши, бросились к черному ходу, но пленные не стали их преследовать, а только продолжали с остервенением колотить по москитным сеткам, срывать их и топтать ногами. Они вовсе не думали в этот момент о последствиях своего буйства, и все топтали и топтали грязными ботинками москитные сетки и одеяла.
— Прекратить безобразие! — раздался вдруг властный окрик у входа, и капитан Оцука тут же подхватил:
— Шестая рота! С вами говорит командир батальона, господин подполковник. Прекратить безобразие! Немедленно разойтись.
Командира батальона сопровождало несколько офицеров, одетых в мундиры. Позади них толпились солдаты.
— Прекратите безобразие! Если есть жалобы — спокойно доложите! — крикнул подполковник Хагивара.
Кубо, стоя позади всех, с тревогой думал, что же теперь будет. Не перегнули ли они палку? А вдруг этот бунт обернется против них самих? Вдруг вызовет злобу и ответную реакцию пятой роты и остальных солдат? Когда он услышал властный окрик подполковника Хагавары, Кубо вдруг решил: «Э… будь, что будет! Воспользуемся случаем!»
— Это что еще за командир батальона? — крикнул он. — Какой-такой подполковник? Никаких подполковников давно уже нигде нет. Только тут, в Рабауле, выискался. Плевать мы хотели на этого подполковника!
Кубо отыскал Исиду и велел ему припугнуть подполковника, передать ему, что они донесут австралийским военным властям о его идее столетней войны. Исида кивнул и вместе со всеми направился к выходу.
Такано, выбежавший из казармы раньше, громко крикнул, обращаясь к офицерам и солдатам, стоявшим за их спиной:
— Довольно! Терпение наше лопнуло. Если вы все тут сговорились издеваться над нами, мы в долгу не останемся!
— Эй, фельдфебель Такано! Ты что это?
Капитан Оцука, схватив Такано за плечо, пытался его остановить, но тот сбросил его руку. Неровное пламя свечи, которую держал в руке один из офицеров, освещало их разгоряченные лица.
— Вы что же думаете, если мы были в плену, так над нами измываться можно? — продолжал кричать Такано. — Да, если мы позволим вам, тем, кто жрал белый хлеб в Рабауле, пока мы подыхали с голоду, называть нас ворами, мы предадим память своих погибших однополчан.
— Хватит! Все ясно. — Подполковник Хагивара рванул Такано за майку на груди. — Фельдфебель Такано! Прекратите! И так все ясно.
А тем временем Исида взобрался на корень росшей поблизости кокосовой пальмы и поднялся над толпой.
— Это все подполковник! — закричал он. — Это он унижает нас, считает нас ворами! А может быть, нам стоит сообщить австралийским военным властям о его утренней проповеди и об идее столетней войны? А?
— Сообщить! Сообщить! Давайте сообщим, — раздалось вокруг.
— Это военный преступник, проповедующий милитаризм! Долой командира батальона!
Подполковник Хагивара, видимо не ожидавший такого поворота событий, растерянно выпустил из рук майку Такано. Было видно, как тряслись его багровые одутловатые щеки. Он даже не представлял себе, что в армии может случиться такое. Для него, уверовавшего в то, что подчиненные всегда должны исполнять его приказы, беспрекословно внимать его наставлениям, все это было словно гром среди ясного неба. И при всем том он не облечен теперь такой властью, чтобы заставить замолчать этих бунтовщиков! Даже если он и прикажет своим подчиненным схватить их, что из этого выйдет? Может быть, его солдаты и выполнят приказ, однако для него это равносильно самоубийству. Ведь он сам всего лишь один из пленных, и все они — во власти противника!
Подполковник Хагивара был явно растерян. Сквозь толпу пленных протиснулся Кубо и встал перед подполковником.
— У нас есть к вам требования, — спокойно и вежливо произнес он. — И если они не будут приняты, мы вынуждены будем обратиться к капитану Гамильтону.
— Кто ты такой? — рявкнул подполковник. Вскинув подбородок и выпрямившись, он с презрением глядел сверху вниз на невысокого Кубо.
— Я говорю от имени всех пленных, — твердо произнес Кубо, нисколько не смущаясь.
— Да, он наш представитель! Пусть говорит, как было заранее условлено! — закричал Исида и его поддержали остальные.
— Прежде всего, — продолжал Кубо, — мы требуем немедленно прекратить дискриминацию шестой роты, выдавать нам так же, как и всем остальным, табак, конфеты, конину и консервы. Немедленно построить нам баню, подвести воду.
— Капитан Оцука! Разве шестая рота лишена всего этого? — спросил подполковник. Этот нелепый вопрос свидетельствовал о том, что подполковник готов отступить. Смешно было бы думать, будто он ничего не знал. Даже капитан Оцука растерялся, услышав этот вопрос. — Да… нет, — пробормотал он, — просто не успели еще…
