— Я, сегодня ночью, малость, пошалил в соседнее районе — расстрелял из пневматика, шестерых подростков, — выдал я, свою версию происшедшего. — Одного из сегодняшних нападавших, я узнал — он был среди, вчерашних упырей.
— А! Ну, тогда понятно! А чего с малышней не поделили, что они решили за оружие взяться?
— Да, хрен его знает, что со шпаной делается! Они, ночью, от меня, заслуженно получили — за дело. Нет, чтобы забиться в норы и зализывать раны, они, вон — решили реванш взять!
Действительно, поведение уличной шпаны, было не совсем понятным. Неужели, они так сильно на меня разозлились, что увидев мою машину, у себя на районе решили, во чтобы то, не стало, расквитаться со мной? Обычно «шакалы подворотен» уважали силу, и понимали, что если их не испугались и дали отпор, то с этим человеком лучше не связывается.
Через двадцать минут, блуждания по городу, машина, ведомая Виктором, заехала во двор интерната. Здесь царило, непривычное, для столь позднего времени суток оживление — рядом с главным корпусом интерната, стояла большая стопка картонных коробок, а по двору сновали дети и подростки, разного возраста — полным ходом, шла бурная подготовка к срочному отъезду.
На дальнем конце двора, горел одинокий фонарь и мелькал штык лопаты, выкидывающий землю из ямы — кто-то копал яму. Подъехав ближе, я увидел, что в яму копал Енот, друг убитого Лехи Хорошко. Яма, была почти готовы, Енот выкопал её, на полтора метра в глубь. Рядом с насыпью земли, лежало завернутое в брезент тело.
— А, что гроб не смогли купить? — тихо спросил я, у сидящего рядом с телом Гены.
— Все гробы, только под заказ, а с витрины не захотели продавать, — так же тихо ответил Гена.
Вместе с Виктором Патроховым, мы разгрузили «Хонду» — вытащили из неё вещи, полученные в охотничьем магазине. Сумки и кейсы с винтовками, я отнес в свою комнату. После того, как я отдал ключи, от своих квартир Карабасу, мне придется жить в интернате. С учетом, последних событий, это даже к лучшему — чем больше людей меня будет окружать, тем в большей безопасности я окажусь.
Разобрав вещи, которые мне приготовил Векшин, я аккуратно разложил все в ящиках шкафа. Подгонкой обмундирования и амуниции, я займусь позже, завтра, когда будет больше свободного времени. Сейчас, я достал кейсы, с винтовками и, поставив их на стол, открыл оба.
Оружейные кейсы, были сделаны как показывают в фильмах жанра «экшен» — серый поролон, в котором вырезаны гнезда, для деталей винтовки, запасных магазинов и оптического прицела. Карабин «Тигр», который на самом деле, был не чем иным, как снайперской винтовкой Драгунова. Нет, конечно, «Тигр» — это лишь модификация СВД, в гражданском исполнении, у него укорочен ствол и изменена нарезка резьбы ствола. Но. То, что было в кейсах, было как раз винтовками Драгунова. От стандартной армейской снайперской винтовки, то, что лежало передо мной, отличалось, тем, что было изменено ложе, приклад и крепление оптического прицела. Так, же отличался и оптический прицел, он был намного массивнее и современнее стандартного. Главное, чтобы прицел и винтовка были пристреляны друг с другом. А, то навешают, крутую оптику, на обычный охотничий карабин, типа СКСа, а потом удивляются, почему пуля попадает совсем не туда, куда указывает перекрестие прицела.
Собрав винтовку, и пристегнул прицел, и посмотрел в окно, через него. Просветленная оптика, приблизила дальнюю сторону двора, и мелькающий штык лопаты, оказался, как под объективом микроскопа. Ложе винтовки и приклад, приятно лежали в руках, касаясь кожи, шершавой поверхностью специального пластика.
Так, с одной винтовкой на плече и с двумя кейсами в руках, я вышел во двор, и там отдал все это Гене. Геннадий, удивленно посмотрел на кейсы, и ничего не сказав, унес винтовки в мастерскую, которую мы выбрали для склада с оружием.
Через пару часов, когда все движение во дворе интерната прекратилось, мы приступили к захоронению тела Алексея Хорошко. Тело, завернутое в брезент, осторожно опустили на дно ямы. После того, как яму засыпали землей: я, Гена, Витя, Ветров и Енот, выстелили, по три раза, из автоматов в воздух — это был прощальный салют, для первой жертвы, в этой, еще не наступившей войне! Рядом с могильным холмиком стоял Василий Серов, его поддерживал за плечо Владимир, который, оставил, для присмотра за квартирой — почтовым ящиком, вместо себя, несколько подростков из интерната.
Рядом, с братьями Серовыми, образовалась большая группа парней, примерно человек двадцать, все они в прошлом, были воспитанниками интерната, некоторые выпускались в один год с похороненным Алексеем Хорошко. Многие из тех, кто сейчас стоял, рядом с могилой, держали в руках зажженные свечи. Посмотрев на темные окна спального корпуса интерната, я увидел, что в них горят, десятки маленьких, едва заметных огоньков. Дети и подростки, стояли возле окон, и провожали в последний путь одного из своих. Стая, прощалась, с волчонком, который погиб, так и не успев, окрепнуть и стать матерым волком.
После похорон, все, кто стоял возле могилы, ушли в актовый зал интерната, там, разлив водку по стаканам, помянули Хорошко. После поминок, устроили первый военный совет. В начале, сообщили всем присутствующим, самую главную новость, о том, что нас ждет в ближайшем будущем. Для многих, это стало потрясением. Сейчас, в зале находились, в основном молодые парни в возрасте от семнадцати до двадцати пяти лет. Все были выпускниками интерната. У некоторых из них, уже были семьи, таких в первую очередь интересовало, как обезопасить своих близких. Выход был только один — срочно вывозить всех на российскую сторону Керченского пролива.
Назавтра был назначен, общий сбор всех, кто имел хоть какое-то отношение к интернату: бывшие и нынешние воспитанники, их родственники и друзья. Должно было собраться не меньше пятисот человек, очень многие приезжали из других городов Украины и даже стран. Тем, кто сейчас находился на службе в вооруженных силах Украины, были высланы срочные телеграммы, с известием, что у них умерли близкие родственники, и требуется срочное их присутствие.
Пока парни, под руководством, братьев Патроховых, работали над планом города, я писал речь, для Вовки Серова. Завтра, на общем сборе, он должен был сказать, что-нибудь торжественное и проникновенное, что-нибудь такое, чтобы все кто был в зале, были готовы отдать свои жизни. Сам Вовка, не понимал, почему я не хочу выступать перед такой большой аудиторией, ведь у меня и речь была поставлена лучше, а во время беседы, я мог с легкостью импровизировать и быстро находить ответы, на любые, даже самые провокационные вопросы. Но, выступить завтра с трибуны, означало только одно — взять на себя командованием отрядом, а вот этого мне хотелось меньше всего. Во-первых, это большая ответственность, а, во-вторых, большая опасность не только для меня, а в первую очередь, для моих близких. Найти мою семью, которая сейчас находиться в Сибири, у родственников жены, не составляло особого труда. Именно, поэтому я не хотел выходить на свет, я планировал оставаться в тени, как можно дольше.
Через несколько часов, мне было пора ехать в квартиру, которую Кружевников использовал, как почтовый ящик. Взяв с собой, для прикрытия, Гену и Ветрова, мы, загрузившись в зеленую «копейку», поехали на улицу Буденного, дом 19, квартира 301. Ночью, в спальном районе, царила полная тишина. Все-таки, два часа ночи. Машину, мы бросили на другом конце двора. Ветров, остался в машине, двигатель которой не глушили. К нам в машину, сели двое пацанов, которых Серов младший оставил вместо себя, для наблюдением за квартирой. В квартиру я пошел один, Гена остался на улице, прикрывая меня. Дверь, нужной мне квартиры, была плотно прикрыта. Потянув за ручку, я открыл дверь и осторожно проскользнул внутрь. Света, который проникал через неплотно прикрытые жалюзи, было достаточно, чтобы не натыкаться в темноте на предметы интерьера. Хотя, по большому счету, натыкаться особо не было на что. В квартире царило спартанское убранство в стиле — «минимализм». Двухкомнатная квартира, в которой из мебели были: кровать и шкаф — в одной о комнате и стол и три стула — в другой комнате.
На столе, лежала большая коробка и два бумажных конверта. Открыв коробку, я оглядел ее содержимое: деньги в банковских упаковках, несколько удостоверений на имя офицеров российских спецслужб и упаковка белого рассыпчатого вещества, скорее всего — наркотик. В конвертах были какие-то бумаги, схемы и фотографии. Фотографий, была целая стопка, большие и маленькие с изображением людей и зданий. Собрав все это, в принесенную с собой сумку, я внимательно осмотрел квартиру и нашел на кухне, несколько «стволов», явно предназначенных, для спецназа: ВСС «Винторез», восемь сменных магазинов к нему и пластиковый пакет в котором было запаяно триста патронов. Рядом с «Винторезом»» лежал пластиковый кейс, в котором были уложены два небольших пистолета и один цилиндр глушителя. Взяв один из пистолетов в руки, я увидел на рукоятке, выбитое клеймо — «ГШ-18». Вместе с кейсом, лежало шесть сменных магазинов, и восемь упаковок патронов, на пятьдесят патронов каждая. Все патроны были с бронебойной пулей. Так же вместе с кейсом, было три кобуры: плечевая — скрытого ношения, и две поясных, одна мягкая, которую можно прицепить на ногу и одна жесткая, для ношения в разгрузочном жилете.
