— Я же просил вас, Галина Алексеевна, не делать этой глупости, — уже серьезно сказал Хюбе. — Успокойтесь и станьте, пожалуйста, здесь, у калитки, лицом ко мне. Вот так…
Следя за каждым Галкиным движением, он открыл сумку, не ища, извлек из нее спичечный коробок.
— Это была одна из ваших ошибок, — сказал он, подбрасывая коробок на ладони. — Вы же не курите, Галина Алексеевна, и спички в вашей сумочке сразу бросаются в глаза.
Он, не открывая, положил коробок в карман и самодовольно улыбнулся.
— Надеюсь, вам будет интересно узнать и о другой своей ошибке. — Хюбе выжидающе посмотрел на Галку, но так как девушка молчала, продолжал: — Записки, подобные той, что вы получили сегодня, следует сжигать, а не рвать на мелкие клочки. Ведь клочки можно собрать, если даже они разбросаны по всему коридору. Как видите, Галина Алексеевна, я не собираюсь хитрить. Лично я против вас ничего не имею. Я готов даже пойти на то, чтобы не арестовывать вас. Я понимаю, что связная знает немного. Но много я и не требую. Наша беседа происходит без свидетелей и может окончиться здесь, у этой калитки. Все останется между нами. Ваши друзья узнают — и я позабочусь о том, — что полиция безопасности перехватила эстафету у шофера. Да, да. Вы будете ни при чем. Подумайте об этом.
Но Галка думала только о том, что в этом страшном провале виновата она одна, что она не оправдала доверия Гордеева, что из-за ее небрежности до командования Красной Армии не дойдут важные сведения, что гестаповцы, перехватив эти сведения, легко установят круг людей, добывших их, что из-за нее будет схвачен, и, верно, уже схвачен немецкий коммунист — немолодой ефрейтор с нашивкой за ранение и большими огрубевшими руками рабочего-металлиста. И еще она подумала, что лучше сейчас умереть — сделать так, чтобы гестаповец выстрелил в нее. Но гут же, вытесняя эту мысль, в висках забилась другая: «Надо любой ценой отобрать у Хюбе эстафету и уничтожить ее. Это спасет товарищей из порта — тех, кто занимался сбором сведений. Хотя бы их».
Захваченная этой мыслью, Галка уже ни о чем другом не думала. Она понимала, что у нее почти нет шансов на успех, но это не остановило ее.
Слегка наклонившись, она с неожиданной силой оттолкнулась от калитки и рванулась вперед, норовя ударить Хюбе головой в лицо. Рывок был так силен и стремителен, что, если бы удар достиг цели, гестаповцу пришлось бы плохо. Но Хюбе ловко отпрянул в сторону, успев подставить девушке ногу. С размаху Галка грохнулась на посыпанную крупным гравием дорожку и растянулась во весь рост. Оглушенная падением, она только потом почувствовала тупую, ноющую боль в коленке, а первые несколько секунд неподвижно лежала, уткнувшись в нагретый солнцем гравий. Но и потом, уже придя в себя, Галка не подняла головы. Она не хотела, чтобы Хюбе видел, как она плачет. Галка не всхлипывала, не вздрагивала телом, как это делают иные женщины, она плакала беззвучно, сжав зубы и закрыв глаза. Она плакала потому, что была бессильна что-либо предпринять, и еще потому, что в эту минуту ненавидела себя ничуть не меньше, чем стоящего рядом гестаповца.
Галка почувствовала, что ее голова отрывается от земли и запрокидывается назад, но только когда увидела наклонившееся к ней чисто выбритое лицо Хюбе, она поняла, что тот приподнял ее за волосы. И хотя ей было больно, — она не встала. Тогда Хюбе, не отпуская ее, присел на корточки и сказал, стараясь не повышать голоса, но ежесекундно сбиваясь на шипящий фальцет:
— Я не буду сдирать с тебя кожу, тебя даже не будут бить. Я только отправлю тебя в публичный дом, нет — в казарму штрафной роты. Я прикажу заснять тебя на срамные открытки и эти открытки распространить по городу. Но все это будет потом, а сперва мы сообщим в печати, что ты выдала группу подпольщиков. Вчера мы арестовали в порту несколько человек, оказавшихся партизанскими агентами. Их выдачу мы припишем тебе.
Галка рванулась из последних сил, но Хюбе крепко держал ее за волосы.
Она не сразу поняла, что произошло потом. Скрипнула калитка, Хюбе обернулся через плечо и, отпустив девушку, быстро выпрямился. Галка видела, как гестаповец рванул из кобуры пистолет и как тут же, нелепо взмахнув рукой, выронил оружие. Одновременно она услышала странный клокочущий хрип и заметила, что Хюбе валится навзничь. В ту же секунду Галка не раздумывая вскочила на ноги и кошкой метнулась к нему. Но только когда коробок с эстафетой снова очутился у нее, она посмотрела в лицо гестаповца. После всего, что произошло с ней, казалось бы, уже ничто не могло взволновать ее, и все же, взглянув на лежащего Хюбе, Галка вздрогнула: над самой кромкой воротника эсэсовского серо-зеленого мундира торчала рукоять ножа. Хюбе был мертв.
Торопливый хруст гравия заставил ее оглянуться. Она увидела подбегавшего дель Сарто. Итальянец был без фуражки, в расстегнутой форменной тужурке.
— Скорее в дом! Ко мне в комнату, — быстро проговорил он.
Все еще не веря в свое спасение, намертво зажав в кулаке драгоценный ко робок, Галка молча повиновалась: прихрамывая — болело расшибленное колено, — сделала несколько шагов по направлению к дому. Дель Сарто догнал ее и, прежде чем Она успела возразить, легко поднял на руки.
— Не надо. Я сама дойду.
— И собаки по вашему следу приведут полицию в мою комнату? — не опуская ее, сказал дель Сарто. — Нет уж, благодарю.
Галка виновато улыбнулась. Только теперь она поняла, что спасена, что произошло чудо, о котором она даже не могла мечтать. Но то, что ее спасителем оказался дель Сарто, не удивило Галку Девушка уже давно подозревала, что итальянский капитан первого ранга вовсе не тот человек, за которого себя выдает. Теперь же она уверилась в этом. Она вспомнила ночной Соборный переулок, яростную схватку в греческой кофейне, силуэт беглеца, мелькнувший в проломе стены, и его преследователя, упавшего с ножом в горле…
Дель Сарто с Галкой на руках почти бегом поднялся по лестнице, толкнул дверь, внес девушку в свою комнату и осторожно, словно она была серьезно ранена, опустил на широкий, покрытый большим ковром диван. Затем, ни слова не говоря, вытащил из кармана плоский браунинг и шагнул к открытому окну. Девушка удивленно посмотрела на него, но он знаком приказал ей молчать и, подняв пистолет, три раза подряд выстрелил в окно.
— Сидите тихо, — бросил он Галке и выбежал из комнаты, захлопнув за собой дверь. Его шаги быстро простучали по лестнице, и через несколько секунд в палисаднике перед домом — там, где лежал убитый Хюбе — прогремели еще два выстрела. Затем стало так тихо, что Галка услышала, как внизу в столовой неторопливо перезванивают большие стенные часы.
Этот, знакомый с детства мерный перезвон, помог ей окончательно прийти в себя, собрать разбежавшиеся мысли. Она наконец поняла замысел дель Сарто, но поняла и то, что смерть Хюбе не избавила ее от опасности — камуфлированный лимузин должен был вернуться с минуты на минуту. Однако не встревожилась: то ли все силы были уже исчерпаны, то ли она полностью положилась на дель Сарто. Осторожно обтерев носовым платком расшибленное колено, она поудобнее уселась на диване и принялась разглядывать комнату.
Яркие ковры, глубокие кресла, причудливый письменный столик с инкрустированными гнутыми ножками, бархатные портьеры, дорогие безделушки подавляли своей роскошью. Все это было незнакомое, чужое, и только старый, обитый медью сундук по-прежнему стоял на своем месте в углу. Тяжелый и грубоватый, он, казалось, не замечал всего этого сонма кричаще-красивых вещей.
Внизу под окном раздались голоса. Галка прислушалась. Говорили по-немецки, но она узнала голос дель Сарто.
— …Я увидел штурмбаннфюрера и внучку моей хозяйки, — рассказывал кому-то дель Сарто. — Они стояли в палисаднике у калитки. Мне показалось, что госпожа Кулагина чем-то взволнована. Стоя у окна, я не мог слышать, о чем они говорили, но видел, как штурмбаннфюрер отобрал у нее сумку.
— Она сопротивлялась?
— По-моему, нет. Но как раз в это время во двор ворвались двое мужчин и бросились на вашего шефа. Сообразив, что это нападение, я кинулся к столу, где лежал мой пистолет, но, к сожалению, все решилось быстрее, чем можно было предполагать. Когда я снова подбежал к окну, штурмбаннфюрер был уже мертв.
— Однако вы стреляли несколько раз.
— Да. Но это было уже тогда, когда те двое и Кулагина пробегали мимо дома. Я выстрелил им вслед и, кажется, ранил одного из мужчин.
— Следует ли понимать, что вы не хотели стрелять в женщину? — спросил высокий, срывающийся от возбуждения голос.
— На этот вопрос я не отвечу. Он просто глуп, — отрезал дель Сарто.
— Вы оскорбляете немецкую полицию! — взвизгнул голос.
— Нет, только одного из ее представителей, — спокойно возразил дель Сарто.
— Вы пожалеете об этом! — захлебывался голос — Возможно, в Италии принято так разговаривать с представителями власти, но здесь мы такого не потерпим. Вы еще узнаете, кто я!
