Он проснулся на рассвете от холода и уже больше не заснул…
Решение созрело как-то сразу. Он будет каждый день ходить к кухне, пока не встретится с отцом. Должен же когда-нибудь отец опять пойти за обедом. Увидев издали, как отец входит в ворота, он пойдет ему навстречу. А потом, словно невзначай, повернет обратно. Они будут идти невдалеке друг от друга. Это не должно вызвать подозрений.
В это утро Рихард не мог пожаловаться на своего помощника. Коля старался изо всех сил. Сапоги Вернера были начищены до блеска, с кителя сдуты все пылинки, посуда после завтрака перемыта и тщательно вытерта. А самому Рихарду Коля оказал неоценимую услугу: принес ему из завязшей в грязи интендантской машины бутылку рома. Рихард хлопнул его по плечу и сказал:
— Зер гут!..
В его устах это была наивысшая похвала.
В общем, Коля завоевал себе право в двенадцать часов выйти из дому. Он сразу же направился к воротам, держа в руках небольшой сверток, который придавал ему деловой вид.
За эти дни охранявшие лагерь солдаты привыкли к нему. Они знали, что он работает у Вернера.
Коля вышел из дома как раз в тот момент, когда над деревней зазвучали унылые звуки гонга. Минут через десять в ворота войдет первый дежурный с бачком, а за ним потянутся и остальные.
Коля пошел медленно, пристально вглядываясь в извивающуюся дорогу. Ворота уже были открыты настежь. Рядом с ними похаживал часовой, низко надвинув на глаза железную каску.
Не доходя до кухни, Коля остановился у невысокого плетня. Дальше идти было опасно. Если и сегодня придет Михаил, нужно спрятаться раньше, чем тот его заметит.
Время тянулось томительно долго. Пустынная дорога поблескивала серыми лужами. Наконец вдали появились темные фигуры людей. Они медленно приближались…
Вот первый, держа бачок, как щит, прижатым к груди, вошел в ворота. Это был высокий, худощавый боец в истрепанном военном обмундировании. Он победно улыбался: первому всегда достается суп понаваристей.
Следом за высоким бойцом в ворота вошел человек в рваном пальто, подпоясанном тонким ремешком, — очевидно, из мобилизованных. Бачок стоял у него на голове, он придерживал его одной рукой; шапка нахлобучилась ему почти на глаза, и были видны только два черных уса. Коля внимательно пригляделся к нему. Нет, это не Михаил. Тот моложе, выше, и у него нет усов… Потом пошли и другие…
Отца он увидел внезапно, когда тот уже вошел в ворота и медленно двигался по тропинке, которая вилась вдоль плетней. Бачок он держал в левой руке, а правую задумчиво заложил за борт шинели.
Прежде чем двинуться ему навстречу, Коля пытливо оглядел всех, кто шел невдалеке. Нет, Михаила среди них не было.
Все произошло так, как он представлял себе, и все-таки иначе. Когда он приблизился к отцу, тот вдруг споткнулся, упал, и бачок покатился в грязь. Солдаты у ворот засмеялись.
Коля подбежал к бачку, поднял его и протянул отцу, который отряхивал шинель от комьев глины. Часовые отвернулись, занятые своими делами, а заключенные, шедшие следом, торопились занять очередь, им некогда было обращать внимание на пустяки.
— Ты зачем здесь? — тихо спросил отец и, чтобы выиграть время, стал усиленно тереть рукавом полу шинели.
— Меня послали, — так же тихо ответил Коля. — Тебе задание: ты должен запомнить, где стоят доты…
Отец внимательно взглянул на него:
— Где ты живешь?
— Я живу у Вернера. Я тут не один, с товарищем. И еще я должен сказать. Ты знаешь полицаев Василия Дмитрича и Петьку?
— Знаю.
— Они хотят бежать. Боятся, что всех убьют.
— Они тебе это сами говорили?
— Нет. Мы с Витей подслушали их разговор в доте, под копной… Ты запомни это. — Голос Коли дрогнул. — Папа, беги! Беги, пожалуйста, папочка!..
Стоять на месте уже было опасно: невдалеке чавкали шаги полицаев. Подняв бачок, отец снова пошел. Коля чуть отстал, но они слышали друг друга.
— А куда идти? — спросил отец.
— В лес. Помнишь, где мы в позапрошлом году собирали грибы, на перекресток дорог. Каждый вечер две недели подряд там будет ждать человек. Он тебя проведет…
Отец быстро спросил:
— Ты знаешь Михаила Юренева? Он говорит, что сидел с тобой в подвале…
— Берегись его, папа. Говорят, что он предатель… Ему повар даже лишнее мясо дает…
— Так… — сощурил глаза отец. — Ты когда пойдешь назад?..
— Теперь скоро! Как только выберемся…
Алексей оглянулся и прибавил шагу.
— Скажи тем, кто тебя послал, — сделаю все, что смогу. Подкарауливай меня здесь. Когда снова пошлют за обедом, я оброню бачок, а потом подниму. Останется бумажка. Спрячь как следует. Если найдут — верная смерть… Бежать постараюсь, но это очень трудно.
Отец переложил бачок из одной руки в другую и торопливо зашагал к очереди, которая молчаливо выстроилась у кухни.
Коля смотрел на узкую спину отца, и его сердце опять защемила страшная боль.
Глава двадцать восьмая
ТЯЖЕЛАЯ БОРЬБА
Теперь все, что делал Михаил Юренев, все то, что он говорил, советовал и на чем настаивал, представлялось Алексею в подлинном своем значении. Он узнал как будто совсем немного: про кусок мяса, воровато подсунутый ефрейтором под крышку бачка, — и картина оказалась полностью завершенной. Только очень высокое покровительство могло заставить лагерное начальство идти на такие поблажки.
Подавая сегодня в окошко бачок, он заглянул в кухню и заметил в дальнем углу крепко сбитого мальчугана с круглой ершистой головой, который, сидя на чурке, мыл репу. Это, конечно, и есть приятель Коли. С его места несомненно хорошо видны все движения повара, и мальчуган наверняка не ошибся.
У Алексея из головы не выходила короткая, но выразительная сцена у котлована, когда к Юреневу подошел гитлеровский офицер. Он все время помнил и о том, как ловко вывернулся Юренев во время их недавнего разговора. Повел разговор так, будто сам Алексей чуть ли не предатель. Хитрец! С таким бороться трудно, но нужно, необходимо, иначе он всех погубит.
Алексей решил, что теперь наступил момент, когда он уже не имеет нрава молчать. Он должен поделиться своими подозрениями с товарищами. Но и в этом, конечно, нужно сохранять осторожность и осмотрительность: один неверный шаг — и Юренев поймет, что его игра раскрыта.
Вечером Алексей шепнул Еременко, что им надо поговорить. Улучив минутку, когда все готовились ко сну, они вышли во двор и, покуривая, облокотились о плетень. До отбоя оставалось минут десять, и вдоль деревни уже двигались ночные патрули.
Еременко внимательно слушал быстрый, сбивчивый рассказ Алексея, и на его истощенном, поросшем светлой бородкой лице все больше возникало встревоженное выражение.
— Так что же ты думаешь делать? — спросил он, когда Алексей рассказал все.
— Я хочу устроить Юреневу последнюю проверку. — И Охотников изложил свой новый план.
— Рискованно, — сказал, наморщив лоб, Еременко. — А вдруг не выйдет! Тогда что?..
— У нас все равно выхода нет. Останемся — погибнем. Послушаем Юренева — тоже в ров ляжем… Так уж лучше рискнуть!..
— Ну, а еще с кем ты будешь говорить? — спросил Еременко. — На такое дело идти — двух умов мало…
— А как ты думаешь, с кем?
— С Кравцовым…
Лейтенант Юрий Кравцов мучительно переживал неволю. Совсем юный — ему не было и двадцати лет, — чистосердечный и порывистый, он не мог смириться с тем, что жизнь его должна окончиться за колючей оградой. Временами он совсем падал духом, ходил мрачный и унылый, но вдруг душевные силы опять брали в нем верх, и он становился веселым и жизнерадостным. Он верил в Алексея и не задумываясь пошел бы вместе с ним.
— Да, с Юрой — обязательно, — согласился Алексей. — Но это горячая голова, как бы он не натворил беды.
— Тем более надо его подготовить.
К плетню подошли двое полицаев.
— Эй! — крикнул один из них. — Заходи в дом! До отбоя две минуты!..
Еременко отошел от плетня. Алексей остался на месте.
— Дай-ка, Василий Дмитрич, огонька! — сказал он, обращаясь к высокому полицаю, который стоял циркулем, расставив свои длинные ноги.
— Какой я тебе Василий Дмитрич! — заорал полицай. — Ты что, дисциплины не знаешь?.. Пошел! Пошел!
— Может быть, ты, Петя, раздобришься огоньком? — спокойно обратился Алексей ко второму полицаю, который удивленно разглядывал пленного, осмелившегося разговаривать так нагло.
— Иди! Иди! — проговорил Петя. — Разболтался! В кумовья полез!..
— А что, может быть, и в кумовья, — сказал Алексей. — Завтра вы нас конвоировать будете?..
— Ну, мы, — сказал Василий Дмитрич. — А тебе-то что, не все равно?
— Значит, не все равно, — многозначительно сказал Алексей. — Птички по полю летают и о людях много знают!.. Завтра разговор к вам будет… — и ушел вслед за Еременко в избу, оставив обоих полицаев крайне озадаченными.
