Планы заговорщиков не останавливались только на подготовке мятежа. Рейли повел разговор о том, как после ареста главарей большевиков следует собрать отряды офицеров, которые будут нести комендантскую службу в городе, поддерживать порядок, дисциплину.
Английский агент посоветовался с Берзинем, не лучше ли в день переворота застрелить Ленина и Троцкого. Рейли опасался, что они могут уговорить стражу, которая их будет охранять.
Думаю, отчет командира артдивизиона Эдуарда Берзиня красноречиво свидетельствует о бурной деятельности иностранных дипломатов и их подручного Рейли.
И если Берзинь покажется кому-то лицом слишком заинтересованным и необъективным, то есть и другие документы, доказывающие крайне большую заинтересованность Локкарта в свержении большевистского правительства. Документы эти из Государственного архива Великобритании.
Вот лишь один фрагмент из анализа положения в Советской России, предоставленного в ноябре 1918 года министру иностранных дел Д. Бальфуру:
«Немедленно широко развернуть интервенцию, усилить наши войска в Сибири и на Севере. Одновременно, обеспечив выход Турции из войны, послать экспедиционные войска по Черному морю, присоединиться к генералу Алексееву и прямо промаршировать на Москву, нанести удар по самому сердцу большевизма».
Автор этого весьма однозначного предложения не кто иной, как господин Локкарт. Не прошло и месяца после его обмена на Литвинова и возвращения в Англию, а он уже настоятельно советует британскому кабинету «промаршировать на Москву и нанести удар…»
«Восстановив порядок в России, — продолжает Локкарт, — мы сразу же не только воспрепятствуем распространению большевизма как политической опасности, но и спасем для Европы богатые плодоносные районы Украины, которые, в случае принятия полумер или в случае бездействия, будут преданы анархии и революции… Успешная интервенция даст союзникам господствующие позиции в России… Союзническая интервенция является гарантией этого порядка. Никакая другая политика не даст ни таких результатов, ни их обеспечения».
Есть и другие данные, дающие полное основание заявить, что «заговор послов» — не провокация ЧК, а Роберт Локкарт — не наивный молодой посланник, приверженец России.
Этими данными может служить, например, развернутое исследование российских контрреволюционных организаций, с которыми послы поддерживали связь. Кстати говоря, исследование достаточно глубокое и объективное. В нем дается описание «добровольческой армии» генерала Алексеева, «правого центра», ориентированного на кадетов, «левого центра», объединяющего правых эсеров и меньшевиков.
Особое место Локкарт отводит Борису Савинкову и его «Союзу зашиты Родины и Свободы».
Интересно, что английский посланник знает как «плюсы», так и «минусы» каждой организации и предупреждает о них свое правительство.
Что ж, в заключение хочется добавить: несмотря на опыт Рейли и горячее желание иностранных дипломатов устроить переворот, в Москве это им не удалось.
Большой победой ЧК стала и операция «Синдикат», в результате которой удалось выманить из-за границы «великого террориста» Бориса Савинкова.
21 августа 1924 года в своих письменных показаниях следствию Савинков писал: «Я, Борис Савинков, бывший член боевой организации ПСР (партия социалистов-революционеров (эсеров. — М.Б.)), друг и товарищ Егора Созонова и Ивана Каляева, участник убийства Плеве, великого князя Сергея Александровича, участник многих других террористических актов».
Многие другие — это карательные отряды, банды разбойников, подонков, наймитов, которыми командовал Савинков. Его путь чадил пожарищами, был залит кровью казненных. Он метался от англичан к французам, от них к белочехам и белополякам.
Стенограмма савинковского судебного процесса занимает сто пятьдесят страниц. Почти каждый пункт обвинительного заключения заслуживает высшей меры наказания.
В первые годы «перестройки» в горячем желании обязательно перевернуть все с ног на голову литературоведы и историки любили покопаться «в душе» Савинкова, создавая кровавому террористу ореол романтика. Тогда в этих статьях и появилось мнение, мол, не чекисты выманили Савинкова из-за границы, он сам шел на глас некоего «манка». Как утверждал один из авторов, этим «манком» стала новая экономическая политика большевистской России. Выходит, Савинков вернулся на родину, чтобы выразить почтение большевикам за НЭП?
Постараемся разобраться, что стало действительным «манком» для «великого террориста».
После Октябрьской революции Савинков живет в Париже. Центры его «Союза защиты Родины и Свободы» действуют в Варшаве, Вильно и, конечно же, во Франции. Под непосредственным руководством Дзержинского и Менжинского разрабатывается операция «Синдикат», целью которой становится проникновение в савинковские центры агентов ЧК под видом членов нелегальной антисоветской организации.
В начале 1922 года на советско-польской границе схвачен видный деятель «Союза», личный адъютант Савинкова — Шешеня. Он выдает ценные сведения об организации Савинкова, указывает явки в Москве, Смоленске. На основании данных Шешени чекисты арестовывают еще двух эмиссаров «Союза» — Зекунова и Герасимова. Шешеня и Зекунов дают согласие работать на ЧК.
Вскоре в Варшаву вместе с Зекуновым выезжает сотрудник Иностранного отдела Федоров. Он выдает себя за активного деятеля антисоветской организации.
В Варшаве Федоров передает руководителям регионального центра отчет Шешени о проделанной работе. Центр охотно идет на сотрудничество.
Вскоре представитель варшавского центра Фомичев и Федоров выезжают в Париж. Здесь их радушно принимает Савинков. В последующем Савинков знакомит Федорова со своими друзьями и ближайшими сподвижниками: полковником Павловским и разведчиком Сиднеем Рейли.
Однако «великий террорист» был не столь прост, чтобы поверить на слово. В Россию забрасывается Павловский. Осенью 1923 года он появляется на квартире Шешени. Его недоверие, расспросы насторожили чекистов. Начальник ИНО Артузов предлагает арестовать Павловского. Что и было сделано.
Савинков ни о чем не подозревает. В это время он занят переговорами с «Интелледженс сервис» — английской разведкой. Однако не дремлет друг Савинкова — Рейли. Он встречается с Федоровым и долго расспрашивает о московской организации, вообще о положении в России и даже намекает, что не прочь побывать в Москве. После долгих бесед с Федоровым и Фомичевым Савинков сам решается выехать в Россию.
В августе 1924 года Савинков с фальшивым паспортом вместе с супругами Деренталь и Фомичевым переходит советско-польскую границу. На границе их встречают Федоров, выехавший несколько раньше, сотрудники ОГПУ Пиляр, Пузицкий, Грикман. Пиляр представлен Савинкову как командир погранзаставы, «сочувствующий организации», остальные как члены московского центра.
В дороге было решено разделиться: Савинкова и Деренталь сопровождал Пузицкий. Прибыли в Минск, и Пузицкий проводил их на квартиру. Рассказывают, что в Минске настроение Савинкова резко изменилось. Он стал замкнутым, настороженным. Однако вслед за Пузицким вошел в дом, где и был арестован.
Меньше чем через две недели Савинков предстал перед Военной коллегией Верховного суда СССР.
Все, что он сказал в зале заседания, потрясло мировую общественность. «Великий террорист» признал большевиков.
— После тяжелой и долгой кровавой борьбы с вами, борьбы, в которой я сделал, может быть, больше, чем многие и многие другие, я вам говорю: я прихожу сюда и заявляю без принуждения, свободно, не потому, что стоят с винтовками за спиной: я признаю безоговорочно Советскую власть и никакую другую, — произнес он.
Его осудили на расстрел с конфискацией. Позже «вышку» заменили десятью годами тюрьмы.
В 1925 году Савинков напишет Дзержинскому:
«Я помню ваш разговор в августе. Вы были правы: недостаточно разочароваться в белых или зеленых, надо еще понять и оценить красных. С тех пор прошло немало времени. Я многое передумал в тюрьме, и мне стыдно сказать — многому научился.
Я обращаюсь к Вам, гражданин Дзержинский, — если Вы верите мне, освободите меня и дайте работу, все равно какую, пусть самую подчиненную…»
Существует версия, что это письмо так и не было передано Дзержинскому. А вскоре газеты сообщили о самоубийстве Савинкова.
На этот счет тоже есть разночтения. По официальной версии, Борис Савинков выбросился из тюремного окна и разбился насмерть.
Но есть свидетельства, что сын Савинкова Виктор Успенский, приезжавший на свидания, однажды услышал от отца: скажут, что я наложил на себя руки — не верь.
Кто знает, как было на самом деле?
