не было, и не важно, что в этой части поселка собралось довольно много красноармейцев. Боевой дух пошатнулся, с боеприпасами беда…
Поднялась шеренга немецких солдат, бросилась на штурм. Их встретили беспорядочные выстрелы из карабинов и ППШ. Затарахтел «максим». Солдаты вываливались из строя, катились по земле. Пехота залегла. Плечистый военнослужащий с мучнистым лицом тащил по канаве пулемет, и самое противное, что его не брали пули, хотя вокруг замертво падали его товарищи.
– Ветренко, собирай наших! – крикнул Шубин. – Передать по цепи: всем отступать на восточную окраину! Настя, поняла?
Девушка кивнула. И вдруг ее лицо покрылось мертвецкой бледностью. Она как-то странно смотрела на Ветренко. Только сейчас лейтенант обратил внимание, что боец не шевелится, лежит, уронив голову. В горле пересохло. Глеб подполз к нему, перевернул. Пуля попала в район щитовидки – зря он поднял голову. Земля под туловищем пропиталась кровью. Казалось, Ветренко не прекращал говорить – рот был открыт, мертвые глаза еще не утратили осмысленность. Шубин откатился, перевел дыхание. Еще минуту назад этот парень частил, как печатная машинка, заговаривая страх! Как быстро все кончается, даже осознать не успеваешь…
Стрельба усилилась, немцы снова наседали. Послышались радостные крики – незнакомый младший сержант приволок из поселка пулемет «максим» на колесах. Защитный щиток отсутствовал, но тем легче было тащить. Сержанту не повезло – пуля попала в грудь. Но подскочил другой боец, подполз, схватил тяжелую конструкцию за рукоятку, поволок ее на возвышенность. К нему примкнул товарищ, схватил коробку с пулеметной лентой, волочившейся по земле. «Ванька, вместо меня встанешь, когда меня убьют!» – орал надорванным голосом боец. Глаза тоскливо поблескивали, парень понимал, что долго не продержится.
– Товарищ лейтенант, Серегу Ляха убило! – жалобно взвыл в соседнем палисаднике Никита Костромин.
Сердце сжалось. Когда же это кончится?..
Немцы поднялись в полный рост, их встретили перекрестным огнем два пулемета. Несколько человек упали, остальные пробежали десять метров и зарылись в землю. Противнику требовалась огневая поддержка, без нее атака не задавалась. Шубин орал, срывая голос:
– Всем оставить позиции, бегом на восточную окраину! Пулеметчикам остаться, прикрывать отход!
Бежали человек семьдесят – кто-то прихрамывал, кто-то несся, обгоняя пули. Споткнулся белобрысый молоденький красноармеец, подвернул ногу. Лицо исказилось от боли. «Я остаюсь, буду прикрывать. Прощайте, ребята», – прохрипел он, отползая с карабином к обочине. Бежали толпой, то пропадая в дыму, то вырываясь из него. За спиной работали пулеметы, творилось что-то несусветное. Один из пулеметов быстро затих, но второй продолжал надрываться, сдерживая напор неприятеля. В поселке горели здания, трухлявые бараки вспыхивали, как спички. Колонна растянулась, многие задыхались, кашляли.
– Разведвзвод, ко мне! – хрипел Глеб.
Настя бежала рядом, размеренно дыша, и не он ее подгонял, а она его. Девушка была физически развита, подобные пробежки были для нее обычной разминкой. Своих осталось совсем мало. Кашлял и тер глаза в угарном дыму красавчик Становой. Витиевато ругался Лева Глинский, обычно сдержанный и неразговорчивый. Бежал, экономя дыхание, бывший лесник Завадский, из рассеченного виска сочилась кровь, но это была просто царапина. Пыхтел, как паровоз, Толик Иванчин, раскраснелся, словно выскочил из бани на мороз. Обогнал хромающих бойцов Никита Костромин, подбежал и уставился с немым вопросом: «Не пропустил я ничего?»
– Где Пастухов? Он с вами был, куда подевался? – прорычал Глеб.
Разведчики недоуменно пожимали плечами, мол, ну да, был, бежал, как все, в бою не трусил.
– Ладно, догонит. – Глеб махнул рукой. – Вперед! И чтоб больше никто не терялся!
Открылось второе дыхание. Глеб спешил, подчиненные не отставали.
Поселок Горный утонул в дыму. Немцы вели минометный обстрел, мины ложились уже в центр поселка, взрывы смещались к востоку. До окраины добежали не все. Вражеских танков здесь не было, они снова где-то увязли. Но пулеметчиков уже подавили, и скоро пехота будет здесь. Густой дым портил видимость, невозможно было понять, что происходит на оставленных позициях. Люди падали, сил не было. Самые выносливые брели к опушке, волоча по земле пустые карабины. Мобильные минометные батареи стреляли уже и слева, и справа. У опушки царила суматоха, мельтешили люди в командирской форме и несколько медиков. Кого-то тащили в лес на носилках.
Навстречу бежал капитан с серым от волнения лицом – похоже, собрался возглавить вышедшее из поселка войско. Он сдержанно кивнул Шубину и отмахнулся, когда тот захотел что-то спросить. Голос у капитана еще не был посажен, но кричал он четко и вразумительно:
– Всем занять оборону у опушки! Штаб армии должен уйти! Если кто-то струсит, пристрелют лично! Младшие командиры – ко мне!
Красноармейцы неохотно залегали под минометным огнем. Это было какое-то безумие!
Разведчиков приказание не касалось, но они тоже заспешили к опушке. Вокруг мелькали знакомые лица – полковник Максаков, полковник Лесин, кто-то еще. Шубина знали, вопросов не возникало. Майор Шилов ругался с каким-то седым старшиной. На плече у последнего висела медицинская сумка. Увидев Шубина, майор встрепенулся и бросился к нему.
– Хорошо, что ты жив, лейтенант. Поганы наши дела. Михаил Григорьевич ранен – осколок зацепил бедро. Кричали ему, куда вы лезете? Так нет, поперся с биноклем на опушку! Ранение несерьезное, медики вытащат осколок, но когда это будет?.. Ты бы слышал, как он ругался! А сейчас вот сознание потерял…
Командарм Ефремов лежал на носилках, тяжело дыша. Глаза были открыты, бессмысленно блуждали, лицо лоснилось от пота. Командарм не понимал, что происходит вокруг. Над носилками склонился медик, ставил укол. Когда закончил, два красноармейца потащили носилки в лес. Штабисты уходили, но не все, кто-то оставался.
– Пошли, Шубин. – Майор Шилов ткнул лейтенанта в плечо. – Немцев надо задержать, сделать все возможное, чтобы штаб ушел.
– А вы не должны быть с командармом, товарищ майор?
– Должен. Но ты его видел, лейтенант? Хороший медик нужен Михаилу Григорьевичу, больше никто.
Обстрел поселка прекратился. Над Горным повисло облако угарного дыма. Ветра в этот день не было, на небе – ни облачка. Немцы вошли в поселок, их минометчики теперь боялись зацепить своих. Слышались отдельные выстрелы. С околицы продолжали выбираться красноармейцы. Двое волокли на плащ-палатке раненого сержанта, но парень не подавал признаков жизни.
В поселке вспыхнула перестрелка, застучал пулемет. Раненые, которые не смогли выбраться, приняли последний бой. По улице Советской бежали люди.
Показался бронетранспортер, он вел огонь из пулемета. Машина встала, из десантного отсека посыпались солдаты. Слева на южной окраине что-то горело – черный дым валил, как из пароходной трубы. Присмотревшись, Глеб понял, что это танк. Значит, не прошли они в обход, попали в ловушку…
Покрикивали командиры: «Занять оборону на опушке! Все – под укрытия деревьев! У кого остались саперные лопатки,
