— Ну, это вам кажется, — ухмыльнулся Бидаев, тоже перешел на русский, тем более, что чеченский он знал лишь на бытовом уровне, — ведь вы передаете иностранцам сверхважную, секретную информацию.
— Секретного ничего нет. Я собираю, анализирую и системазирую ту информацию, которая есть в открытом доступе, то есть уже опубликована.
— Хм, — Бидаев докурил, вышвырнул окурок в приспущенное окно, и выбивая дробь на руле. Надо и нам сообщать ту же самую информацию.
— Наймите специалиста, и он вам даст эту информацию.
— Государство бедное, и нанять специалиста накладно… Кстати, а много ли вам платят?
— Достаточно, но гораздо меньше, чем вам. По крайней мере, такую машину я купить не смогу.
— Ха-ха-ха, — засмеялся водитель и только сейчас Цанаев почувствовал, что спиртным разит, а ему говорят уже на ты. — Думаешь, что у нас зарплаты большие?
— Может, у вас бизнес какой?
— Бизнес? Бизнесом заниматься нельзя, да и времени нет.
— Тогда как? — Цанаев действительно удивлен.
— А очень просто, — Бидаев сунул в рот еще одну сигарету, чиркнул зажигалкой и в этом слабом пламени как-то уродливо осветилось его лицо, прямо как и чудовищные слова. — В мире спрос на терроризм есть!
Цанаеву стало не по себе:
— И вы этот спрос удовлетворяете.
— Мы его, так сказать, регулируем.
— Своеобразный бизнес?
— Ха-ха, не я определил и не я выдумал. И хотя ученых степеней и званий не имею, да знаю, что давно известно всем: война — самый доходный бизнес! Террор — самая действенная власть!
— Позвольте мне выйти, — Цанаеву стало плохо.
— Сиди, — Бидаев почти силой схватил ученого.
— Я задыхаюсь от дыма… Тошно от ваших слов.
— Ха-ха! Ладно, больше не курю, — он выкинул сигарету. — Мне тоже не особо приятно с тобой общаться — служба… Короче, всю информацию нам надо показывать, не то… — водитель сделал многозначительную паузу.
— Не то что? — чуть ли не срывается голос Цанаева.
— Ну, сам понимаешь, ведь это шпионаж. Статья — вплоть до расстрела.
— Расстрел у нас отменен и пусть суд решает, — Цанаев вновь хотел было покинуть салон, ручку стал искать, а Бидаев вновь его удержал, и уже, почему-то шепотом, на ухо:
— А суд-то у нас прост, в подъезде кокнут.
— У-у, — невольный стон вырвался у Цанаева. — Угрожаешь, хочешь напугать?
— Ни в коем разе, — ерничает Бидаев, — просто хочу огородить тебя от беззаконных действий.
— Беззаконие — это ты! — вдруг повысил голос Цанаев, тоже перейдя на «ты». — Выпивши за руль. К тому же, перегородил тротуар, — он вновь попытался выйти из машины, говоря: — Мне тошно с тобой общаться.
— А придется, — Бидаев уже обеими руками схватил ученого. В темноте салона их лица сошлись, некая пауза статичной борьбы и слышно как тяжело, учащенным свистом задышал Цанаев и ему, наверное, как слабому, приказ. — Будешь, будешь сливать мне всю информацию. Не то…
— Что «не то»?
— Сам знаешь.
— Знаю, знаю, узнаю. Таким же был и твой отец, и…
— Что «и»? Продолжай.
— А что продолжать?! Сам сказал — в мире спрос на террор. Что посеешь — то и пожнешь.
— Э-у, — теперь простонал Бидаев. — Думаешь, я за отца не отомщу? Всех уничтожу!
— Это Аврору и ее племянников?
Бидаев не ответил.
А Цанаев продолжил:
— Террор порождает террор. А в убийстве твоего отца Таусова не при чем.
— В их дворе его взорвали, — теперь уже и Бидаев взведен, почти что орет.
В тон ему отвечают:
— Не во дворе Таусовых, а у их ворот.
— Какая разница?
— А разница в том, что ты-то сам сказал, кто регулирует терроризм. И сам знаешь, кто бы ни был исполнителем, команда из одного центра, где регулируют. Ты это прекрасно знаешь и сам на отцеубийц служишь… жируешь.
Последнее слово, видимо, как током больно ужалили Бидаева, он как-то дернулся, отстранился, словно не хотел слышать этих слов, даже хватку расслабил. А Цанаев воспользовался этой заминкой или слабостью, наконец-то сумел выйти из машины, попал прямо в сугроб и, пока из него вылезал, вновь перед ним Бидаев:
— Слушай, ученый, ты мне мозги не пудри. С этого дня будешь мне поставлять информацию и докладывать все…
— Прочь с пути, — прошипел Цанаев, его челюсть стала трястись. — Я-я-я, никогда, ты слышишь? Никогда не стучал и стучать меня никто не заставит.
— Ха-ха-ха! — как мороз, леденящий смех. — А ты знаешь, твоя Аврора тоже так всегда твердила, ха-ха, а приперли к стенке, и все подписала. Ха-ха, и знаешь какую мы ей кликуху дали? Как и ее имя — Урина — Аврора — Утренняя Заря.
И тут Цанаев вспомнил Аврору, точнее, ему напомнили о ней, и ее напутствие: «Берегите достоинство». И последнее сообщение, будто она знала или предчувствовала эту встречу: «Про меня могут быть разные слухи. Пожалуйста, не верьте. Я та же Аврора!»
— Конечно, та! Та же Аврора, — вдруг закричал Цанаев; он почувствовал какое-то опьянение, столько эмоций внутри и он неожиданно со всей силой ткнул пальцем прямо в грудь Бидаева, как бы пытаясь его проткнуть, чтобы запомнил на всю жизнь. — Аврору ты сможешь согнуть, ты сможешь прогнуть, но сломить, а тем более победить Аврору, ни ты, ни весь ваш террор не сможет. Ты ей мстишь за отца?!
— Мщу, мщу и буду мстить! — Бидаев небрежно отпихнул руку Цанаева и сам того чуть ли не за ворот схватил. — Ты знаешь это Таусовское отродье?! Сколько они наших ребят уложили?.. Зато Аврора ныне в моих руках, она теперь, как и назвали — урина, то есть моча, и я ее так всю ночь имел, что она обосралась, обкакалась, опорожнилась вся!
— Сволочь! Гад! — Цанаев весь затрясся, слезы потекли. — Это из-за тебя она потеряла ребенка. Я потерял. Мы потеряли сына, — он хотел ударить, не смог, его отпихнули, а он хочет вперед, не может, бессилен, даже язык не повинуется, он словно мычит, воет; лишь одно еле смог вымолвить. — Сука! Сукин сын! Сукам служишь!
…Ответа Цанаев не помнит. Помнит, что когда после первого удара он кое-как пытался выползти из сугроба, то слышал женский вопль «Помогите, соседа, профессора бьют», и тут же голос сына «Папа, Папа… Не бей отца!»
* * *
По жизни Цанаев знал, что он не боец и им никогда не станет. И как-то отстаивать свою честь и достоинство — ему это, вроде, не приходилось. Однако жизнь, порою, все кардинально меняет и он, конечно же, простил бы и забыл, что его избили. Да, честь Авроры — ведь она на тот момент была его женой… А почему только на тот? Она и сейчас для него очень близкий и родной человек. А этот сука и сучий сын (только так он теперь Бидаева называет), к тому же, побил и его сына. Такое забыть и простить невозможно. В нем все кипело, все бурлило: боль, жгучая боль изъедала его, и самое худшее, что он не может пообщаться с Авророй и почему-то она сама тоже на связь не выходит. Не вынес Цанаев таких душевных мук, и как только сквозь перебитую челюсть смог кое-как говорить, он передал жене диалог, произошедший с Бидаевым, и заново все переживая, он невольно прослезился, а супруга говорит:
— Что-то ты, по-моему, недоговариваешь, — увидев как Цанаев вовсе голову опустил, даже лицо прикрыл, она очень вкрадчиво просит: — Расскажи, все расскажи как есть. И тебе легче станет, и мне все понятнее.
И тогда Цанаев все рассказал, рассказал, как этот «сукин сын» смаковал, что всю ночь Аврору… И о выкидыше — как мыслит — «опорожнилась».
И жена зарыдала, в другую комнату ушла. И он не боец, да Бог дает всем все поровну, всех любит, оттого, наверное, у Цанаева жена боевая, кое в чем деловая, порою строптивая. Сам Цанаев, не оттого, что лень, а дабы не снизойти до того уровня, так бы, может быть, и ничего не предпринял, вручив судьбу всех в руки Господа. А вот жена не такая: она с первого дня стала собирать медицинские справки о побоях мужа и сына, взяла показания соседей-свидетелей, уже был нанят адвокат и готовилась исковое заявление в суд, как эта шокирующая подробность.
— Алло, алло, — она звонит другому, очень известному и дорогому адвокату. — Нам надо срочно встретиться. Меня устраивают ваши условия, но вы исполните и наши пожелания… Это вопиющий случай, Бидаев не просто преступник, он насильник и убийца.
Конечно, факты прямо в дело лечь не могли, и хотя Цанаев знал, что заявление подано, он не представлял, какой оборот принимает процесс. Солидная адвокатская контора взялась основательно, так что даже ученый удивлен, и он говорит:
— За Бидаевым мощная госструктура. Наши хлопоты, может быть, тщетны.
— Задета честь моего мужа, значит, честь нашей семьи, лично моя честь! — твердо стоит на своем жена, а адвокат говорит:
— Россия ныне не государство, а пристанище бандитов и ментов, и никакая госструктура за ним не стоит, и стоять не может. Это раньше ЧК именовалась — комитет государственной безопасности и они, действительно, охраняли интересы государства, но не людей. А ныне специально переименованы в федеральную службу безопасности, — что ни о чем не говорит, а они занимаются лишь личным обогащением. Свой бизнес, кого-то крышуют, кого-то рэкетируют, только олигархов охраняют, и то за отдельную мзду, но не за зарплату… И эти «суки», как вы выразились, друг друга ненавидят, кто проколется, того с удовольствием сдадут. А тут все улики налицо. Дело рассматривать будет суд присяжных. Народ таких не любит. Вдобавок, на скамье — чеченец!.. Хе-хе, дело абсолютно беспроигрышное.
