Генерал еще некоторое время молчал, затем произнес: «Сегодня, только что, наши войска вошли в Афганистан в составе ограниченного контингента». На этом его речь закончилась, и подразделения отправились в казармы. Тогда это словосочетание «в составе ограниченного контингента» прозвучало непривычно для уха, и мы не понимали на тот момент, что это для многих находившихся сейчас в строю означало смертный приговор.
Примерно за месяц до этого представитель политотдела подполковник Жаров прочитал нам лекцию об Афганистане. С интересом в течение двух часов мы слушали о жизни в этой далекой и экзотической стране, об их традициях и укладе жизни, но дальше этого мыслей не возникало. Большинству из присутствующих пришлось столкнуться с этим лично, а некоторым стать жертвой устоев этой страны.
В начале февраля, перед зимним отпуском, в училище приехал один из выпускников четвертого взвода Рома Абзалимов. Он только что получил свой первый орден — орден Красной Звезды. Пожалуй, он был первым из выпускников нашей роты, кого опалило жаром Афганистана, в прямом и переносном смысле.
Подробностей он не рассказывал, но из слов мы поняли, что там случились кровопролитные бои и были первые потери. Тогда он речь вел только о сотрудниках КГБ. Значительно позже я узнал, что Рамиль попал в состав так называемого «мусульманского батальона» со всеми вытекающими последствиями.
Всем, или почти всем, нам тогда хотелось повоевать, на что Абзалимов неожиданно заявил, что он туда ехать больше не хочет и упаси нас бог от этого. Через несколько лет ему пришлось еще раз там побывать, но уже в роли командира 154-го отдельного батальона спецназа ГРУ. К уже имевшемуся ордену добавились еще один такой же и орден «За службу Родине в ВС СССР». Разумеется, он был прав, потому что стал мудр в свои двадцать три. С момента его выпуска прошло всего четыре месяца.
За ним последовали Гриша Иванов и Михаил Лукомский — первые командиры групп «кабульской» роты. Им пришлось несладко. Старший лейтенант Иванов попал в серьезную переделку, о который мне рассказал мой сосед по квартире (жили семьями с подселением) и замполит роты 67-й бригады лейтенант Олег Морозов, а на момент события — сержант из группы Иванова.
Как он мне поведал, группа была внезапно обстреляна превосходящим противником с рассветом, во время приготовления завтрака. Плотный огонь велся с соседней сопки, и первая же пуля снесла котелок с чаем, который кипел на костре. Олег был пулеметчиком, занял заранее приготовленную позицию и открыл ответную стрельбу. У него через плечо крест-накрест висели два подсумка, и в какой-то момент они сдавили с двух сторон шею. Стало трудно дышать, и тогда Морозов чуть приподнялся, чтобы большими пальцами рук раздвинуть их, и в этот момент ему в грудь ударили две пули. Одна чуть выше, другая чуть ниже. Из той раны, что была ближе к шее, била струей кровь. Олег заткнул ее пальцем, упал ничком и, как он говорил, приготовился умирать…
Когда он очнулся, уже перевязанный бинтами, то увидел возле себя друга, который лежал без сознания. Где-то внизу ревели «вертушки», слышалась пальба. Олег, как мог, взвалил друга на себя и пополз вниз. Потом опять потерял сознание. Второй раз очнулся от струй холодной воды. Вместе с другом они лежали в ручье, почти полностью скрытые водой, а вдоль берега цепью шли «духи». Каким-то чудом Олег с приятелем остались незамеченными. Так они и тащили друг друга поочередно, теряя сознание и вновь приходя в себя.
По-видимому, вся группа находилась уже в вертолете, потому что возле него под огнем бегал командир группы и кричал: «Морозов! Морозов!»
Во время рассказа Олег так умело изобразил голос Иванова, что я догадался, что это был Григорий. До настоящего момента Морозов рассказывал о себе и не называл имя командира.
В тот раз все закончилось относительно благополучно. Только тогда Олегу одной пулей разбило оба больших пальца, и все, что от них осталось, пришлось впоследствии ампутировать. Хотя, возможно, не поднимись он в ту секунду, то пуля, скорее всего, попала бы ему в голову. После выписки из госпиталя Олег написал рапорт и по личному распоряжению заместителя командующего ВДВ был зачислен в Новосибирское военно-политическое училище, так как в Рязанское воздушно-десантное путь ему был закрыт. Впоследствии, как я слышал, Олег перешел на командную должность.
Михаилу Лукомскому тоже пришлось хлебнуть лиха, но более удачно и результативно. Об этом писал первый командир «кабульской» роты майор Сомов:
Первый результат дал Михаил Лукомский. Совершая облет на двух вертолетах Ми-8, с группой из шести человек, он накрыл банду, которая перемещалась на автомобилях. Неожиданная атака с воздуха произвела на моджахедов должный эффект — духи разбежались и укрылись в близлежащих горах, не оказывая какого-либо противодействия. Видя, что машины груженые, Лукомский принял решение совершить посадку и досмотреть их. В двух ЗИЛах было большое количество оружия и боеприпасов, которое разведчики начали выгружать для последующей загрузки в вертолеты, которые находились в воздухе для прикрытия. Тем временем духи опомнились и, обнаружив всего лишь горстку храбрецов, открыли по ним огонь. В этот момент вскрылся серьезный просчет в подготовке разведчиков. Поскольку спецназовцы в Союзе редко использовали вертолеты для доставки и эвакуации групп, взаимодействие с ними не отрабатывалось, не говоря уже об отсутствии средств связи, позволявших связываться с пилотами и корректировать их огонь. Лукомскому повезло. Каким-то образом вертолетчики смогли разглядеть его отчаянную жестикуляцию и, самое главное, понять ее. Несмотря на огонь около тридцати стволов моджахедов, «вертушка» села и разведчики смогли, загрузив трофеи, эвакуироваться под огнем.
Лукомский был сразу представлен к ордену Красной Звезды. Но пока он оформлял сдачу трофеев, сержант Литвиненко из его группы практически повторил его результат. В совокупности трофеи, захваченные второй группой, были самыми значительными в роте за первые два года. Одна из палаток была полностью ими забита.
Приближались выпускные экзамены, до этого момента оставалось чуть более шести месяцев, поэтому участились и наши выезды в учебный центр в составе взвода. Теперь для большинства курсантов это было нежелательным делом. Во-первых, потому что многие уже женились и отрываться от жен надолго не хотелось, а во-вторых, зимой удручающе действовала и обстановка. Сборно-щитовые казармы продувались ветрами, было холодно и неуютно. Темными вечерами вековые сосны, казалось, мрачно шумели, снежная пороша вьюжила, заметая учебный центр высокими сугробами. На этот раз в Сельцы с нами выехал и третий взвод. Теперь это уже был второй курс.
Удивительное дело, но память устроена так, что лучше всего запоминаются события, связанные со старшекурсниками, а младшие запоминаются хуже. Из тех, кто выпускался позже меня, в памяти в основном остались те, кто потом стали моими сослуживцами в войсках: Анвар Хамзин, Женя Никонов, Сергей Куба, Сергей Мишарин. Лучше запоминались еще те, кто изучал тот язык, который изучал и ты сам, в моем случае — китайский.
Третий взвод выпуска 1982 года оказался особо плодовит на высоких начальников в том смысле, что многим удалось, как ни странно для спецназа, добиться значительных карьерных высот. Олег Мартьянов, Паша Климешов, Алексей Керсов… Может, так сложилось, что пик их карьеры пришелся на тот момент, когда должность командира бригады стала генеральской. Пожалуй, это единственный взвод, который дал Родине столько высоких начальников. Они и сейчас занимают руководящие посты в нашем государстве.
Слева направо: курсанты Ящишин, Мартьянов, Мяличкин, Логинов
К сожалению и в этом выпуске не обошлось без потерь. 26 января 1986 года погиб Сергей Куба.
Поистине героической смертью погиб лейтенант Нафиков. Хамит Нафиков был направлен в Афганистан осенью 1983 года во 2-ю роту 1-го отдельного батальона специального назначения, который дислоцировался в Джелалабаде.
15 августа 1984 года у горы Маркох провинции Нангархар группа лейтенанта Нафикова в составе четырёх человек преградила путь отходящей банде душманов. Когда закончились патроны и гранаты, разведчики вступили в рукопашный бой. Оставшись один, Хамит с ножом в руках несколько раз отбивал атаки озверевших врагов. Все попытки захватить его живым не удались, и он был расстрелян в упор из автоматов.
Подвиг офицера настолько поразил старейшин пуштунского племени, что они просили командование советских войск разрешить захоронить героя в своей земле, чтобы на его примере воспитывать своих воинов. даже получив отказ, афганцы обещали, что в Нангархаре больше не будет нападений душманов на советских солдат, и слово свое сдержали.
