– Так уж и нечего? – прорычал он. – Взгляните, лейтенант, ведь это же кучер вашей кареты. Тот самый, который сбежал вместе с разбойниками. Это я вам говорю, капитан Стомвель.
– Что?! – приподнялся от удивления Гарден. – Так это ты, мерзавец? Оказывается, капитан Стомвель прав?
– Прав, – едва слышно выдавил Арвид из своего пересохшего, уже ощущавшего смертельную хватку висельничной петли, горла.
– Значит, тебя умышленно подсунули нам вместо внезапно заболевшего кучера? И ты заранее знал, где именно нападут твои сообщники, – спокойно проговорил лейтенант Гарден, вновь обратившийся к своим двум святыням – невозмутимости и терпению.
Стомвель носком сапога повернул голову Арвида так, чтобы он мог видеть наводившего на него ужас Отто Кобурга. И расчет оказался верным.
– Похоже, что все было именно так, как вы говорите, господин лейтенант, – поежился Арвид, отодвигаясь подальше от начальника охраны замка.
– Но ведь ты утверждал, что кучер, который сбежал с разбойниками, – не ты, а кто-то другой, – вырвал его Кобург из рук капитана Стомвеля. – У вас к нему есть еще вопросы?
– Похоже, что это тоже правда: я действительно не признался, что являюсь тем самым кучером, – обреченно согласился Арвид. – Почему каждому, кто схватит меня за шиворот, я должен говорить правду?
Двор с тремя каменными креслами находился в южной части замка и был как бы отгорожен от него полуразрушенной крепостной стеной. Его называли «крепостным». Из построек на нем была лишь старая солдатская казарма для охраны, с провисшей черепичной крышей, и в смутное время он превращался в укрепленный военный лагерь, а в мирное время сюда изредка приглашались представители сельских общин, чтобы выслушать волю Вайнцгардтов или стать свидетелями их справедливого суда.
Однако суды и сходки происходили еще в те времена, когда кто-то один из рода Вайнцгардтов носил титул маркграфа. Теперь же в тронном каменном кресле восседал лейтенант Гарден. И суд его был еще менее праведным, чем земные суды Всевышнего.
– Так вы хотите спросить этого злодея еще о чем-то? – нетерпеливо переминался с ноги на ногу Кобург.
– Не вы же подверглись нападению там, у кареты шведского посланника, доблестный рыцарь Кобург, – попробовал остепенить его Гарден.
– И не желаю подвергаться. Слишком много их развелось в округе, этих разбойников. Я намерен истреблять их с невиданной жестокостью.
Гарден с грустью взглянул на Кобурга и капитана Стомвеля. Он понял, что разговора с Арвидом в их присутствии не получится.
– Оставьте нас вдвоем, – потребовал. – Нам есть о чем потолковать.
Офицеры молча подчинились.
Несколько минут Гарден всматривался в лицо Арвида, освещая его пламенем факела. Пламя все приближалось и приближалось к глазам того, кто еще недавно подло предал его, Даниила Грека. Да, теперь Грек не сомневался, что перед ним именно тот рыжеволосый широкоплечий детина с отрубленным правым ухом, которого ему подсунули в последний момент, перед отправкой обоза, вместо некстати захворавшего кучера.
– Я признаю только один вид казни, – доверительно сообщил он Арвиду, – за ноги – и к вершинам двух деревьев. И никакая сила не заставит меня помиловать вас петлей висельника. Но прежде, с помощью огня, избавлю вас от этих зарослей, – приблизил он факел настолько, что послышался запах тлеющих волос. – Поэтому со мной вы будете откровенны, как со своим исповедником. Только чуть-чуть поискреннее.
– Похоже, что это так, – дрожащим голосом согласился Арвид. – Видно, Господь обрек меня на пытки.
– Вы конечно же не кучер. На хлеб зарабатывали себе иным ремеслом. Каким? Только правду. Зная, что одна часть ее уйдет в могилу вместе с вами, другая – со мной.
– Я был солдатом. Служил во Франции, в Бельгии, Италии. Я был хорошим солдатом, честно воевал за того, кто мне честно платил.
– Но потом оказалось, что для солдатской жизни вы уже не пригодны. Дома и семьи у вас нет. Нищенствовать не хотелось. Что произошло дальше?
– Решил податься в монастырь.
– Не заставляйте меня плакать от умиления.
– И в…
се же я намерен был постричься в монахи.
– Монастырь, конечно, иезуитский.
– Какой же еще?! Вначале меня испытывали на подсобных работах за стенами монастыря, а потом решили, что мне опять можно неплохо платить.
– И вы стали наемным убийцей. Видите, как все просто. Даже если бы вы не сознались в этом, мне и так было ясно, что вы подкуплены. Где находится ваш монастырь?
– В миле южнее Амьена.
– Так это обитель Святого Стефания?!
– Точно, она, – удивленно вскинул брови Арвид. – Вы знаете о ее существовании? Знакомы с ее настоятелем?
– Пока нет. Кто ваш хозяин? Кто посылал, кто платил? Ну, быстро, быстро, у меня нет времени.
– Он не называл себя.
– У крепостной стены замка пасется несколько трофейных коней, доставшихся нам во время схватки с людьми барона Вайнцтардта. Один из них может стать вашим. Я уже сообщил вам, каким образом собираюсь казнить. Но не сказал главного – что в большинстве случаев предпочитаю помилование. И даже награждаю. Хотя щедростью никогда не страдал.
– И вы поклянетесь, что один из этих коней?…
– На огне. За отсутствием Библии. Жизнь и конь – за обычную откровенность, которая вряд ли стоит бутылки дешевого вина.
– Не знаю, как других, но меня нанимал отец Антоний, который теперь вновь назначен настоятелем монастыря в Дюнкерке.
– Значит, все же Антоний? – нервно передернул подбородком Гарден. – Вы ничего не напутали?
– Что тут можно напутать? Отец Антоний – он и есть отец Антоний.
– В таком случае, все связывается в один узел, – облегченно вздохнул Даниил Грек, довольный тем, что загадка покушения, которая мучила его, наконец-то стала обретать логическое очертание вполне реального иезуитского заговора. А ведь казалось, что этой тайны ему уже никогда не разгадать.
Буквально перед выходом из Амьена к нему примчался гонец от Урбача, который возглавлял сейчас что-то вроде секретной службы и разведки при казачьем корпусе Сирко. Тот сообщал, что полковника навестил посланник иезуитского ордена некий отец Антоний, который пытался заручиться поддержкой Сирко в том случае, если Владислав IV уйдет в мир иной и нужно будет выдвигать на польский престол Яна-Казимира, его младшего брата, соперничающего с другим своим братом – Карлом-Фердинандом Вазой, а также с семиградским князем Стефаном Ракоци.
Кроме того, иезуиты рассчитывали на Сирко как на возможного гетмана Украины, который вполне в состоянии оттеснить от «казачьего престола» рвущегося к нему Богдана Хмельницкого. То есть сеялась обычная рутинная вражда между двумя известными казачьими предводителями.
– То, что отец Антоний иезуит, – нам с вами уже известно, – обратился Даниил Грек к Арвиду. – Неясно другое – почему он решил напасть на шведского посланника?
– Откуда мне знать? – пожал плечами Арвид. – Не я нанимал отца Антония, он меня.
– Вы правы. Но мне показалось, что вы довольно смышленый человек, и не из тех, кто привык слепо выполнять поручения, не пытаясь понять, что к чему, лишь бы платили. Я ошибся?
Арвид смущенно промолчал.
– Тем более что моя плата выше всего, что вы получали до сих пор – жизнь, свобода и конь на выбор. Вместе с трофейным оружием. Вновь поклясться на огне?
Не дожидаясь ответа, Даниил Грек отнял факел от лица Арвида и сунул руку прямо в огонь. Арвид с изумлением смотрел на то, как пламя охватывает пальцы и ладонь лейтенанта Гардена, на лице которого продолжает играть снисходительная улыбка фокусника. Огонь попросту не брал его руку.
– Оказывается, я вез в карете вовсе не шведского посланника? – наконец осенило Арвида. – Убит был кто-то другой, подставной? На самом деле вы не лейтенант Гарден, а тот самый священник, которого кардинал Мазарини послал с письмом в Варшаву.
Теперь уже Гарден рассмеялся и вынул руку из пламени. Никакой гримасы боли на лице его не появилось.
– Вот видишь, как, глядя на огонь, можно сказать все, чего до сих пор говорить тебе не хотелось. Теперь я знаю: отцу Антонию было известно, что на самом деле шведский посланник является посланником кардинала Мазарини. Похвально. У его покровителей неплохой осведомитель. И все же, кто стоит за отцом Антонием? Хотя бы из тех людей, которые крайне заинтересованы в польских делах.
Арвид опустил голову и молчал.
– У меня времени еще меньше, чем у вас, – твердо напомнил ему лейтенант Гарден.
– За ним стоит кардинал иезуитов принц Ян-Казимир Ваза, которого иезуиты готовят для восхождения на польский трон. Вся польская «паутина» находится теперь в руках кардинала Яна. Можете обложить меня факелами и сжечь, все равно больше я ничего не скажу. Поскольку ничего не знаю.
– Я верю вам. Только что вы сказали именно ту правду, которой я добивался и которая, в общем-то, известна мне. Встаньте с колен, еще настоитесь. – Гарден подошел к пленнику и несколькими ударами ножа освободил его руки. – Рыцарь Кобург!
