— Полностью, — заверяет его Малыш, постукивая по лбу костяшками пальцев. — Запечатлелось в башке навеки, аминь! Инструкции по взрывчатым веществам я слушаю, кореш!
— Очень на это надеюсь, — смеется Порта, — иначе прощай, до встречи в аду!
— Пошли, — говорит Старик и взводит затвор автомата. — Курить запрещается!
В небе над лесом то и дело появляется голубая вспышка. Шум моторов становится все громче и громче.
Ночью мы проползаем мимо внешних противозенитных позиций. Русские так близко, что мы ощущаем запах их махорки.
— Мины, — предостерегает Старик, подняв руку в знак того, что нужно соблюдать еще большую осторожность.
Легионер достает из рюкзака минный щуп и с саркастической улыбкой протягивает фельдфебелю Шредеру.
— Peau de vache[108], это занятие как раз для тебя, — злобно шепчет он.
Шрёдер нервно покачивает головой и отстает на шаг.
— У меня нет опыта в подобных делах!
— В таком случае помалкивай, когда другие говорят о минах! — рычит сквозь зубы Барселона.
— Трус, — издевательски ворчит Легионер и осторожно достает из снега деревянную мину. «Приди, приди, приди, о смерть…» — напевает он, пока Малыш перерезает провода.
Старик включает синий свет компаса и измеряет расстояние по карте.
— Сведения агентов совершенно точны!
Отделение медленно идет шаг за шагом по минному полю. Малейшая ошибка — и сильный взрыв разнесет нас на куски.
Фенрих Тамм едва не наступает на проволоку, но Легионер хватает его ступню и мягко ставит ее рядом с безобидного вида стальной нитью.
— Охламон чертов, — бранится Старик. — Господи, нянчись с таким недотепой!
— Par Allah[109], — шипит Легионер. — Ступи так еще раз, и я удавлю тебя своей проволокой!
Из темноты яростно лает собака. В отдалении ей отвечают две другие.
— Проклятые твари, — бранится Грегор. — Если явятся сюда, я надаю им пинков!
Вспыхивает прожектор. Луч света ползет по снегу, то и дело останавливаясь. Описывает широкий полукруг, потом вдруг поворачивает обратно и останавливается, едва не дойдя до меня. Парализованный страхом, я вжимаюсь в снег и жду смертоносной пулеметной очереди. Часовые ободряюще перекликаются. Мы знаем, каково им. Караульная служба в темноте страшна для всех. Когда часового убивают на посту, это происходит так быстро, что он ничего не успевает почувствовать.
Последнюю часть пути мы ползем, и, несмотря на тяжелое снаряжение, быстро минуем линию обороны. Не раздается ни единого предательского звяканья металла о металл, способного предупредить часовых.
Один грузовик за другим выезжают из больших деревянных ворот замаскированного под лес лагеря. Ненадолго вспыхивают полевые фонарики, когда охранники из НКВД проверяют у водителей документы. Никто не может попасть сюда без разрешения высокого начальства.
— Иван настороже, — напряженно шепчет Порта. — Русские не доверяют даже своим солдатам!
— И неудивительно, — отвечает Грегор. — Принюхайся. Здесь, должно быть, миллионы литров бензина.
— Да, хватит на еще одну Тридцатилетнюю войну[110], если не больше, — шепчет охваченный ужасом Малыш.
— Влево или вправо запускать нам эти реактивные снаряды? — нервно спрашивает Порта.
— Вправо, — уверенно отвечает Малыш. — Только я забыл, поворачивать диск сперва на пять или на девять! Но должен раздаться щелчок, иначе снаряд взорвется!
Неожиданно мы все начинаем сомневаться. Малыш с обычным оптимизмом предлагает попробовать и посмотреть, что получится. Тогда взорвется только каждый второй снаряд.
— Черт возьми, не верти эту штуку! — предупреждаю я в ужасе, когда Малыш собирается повернуть диск. — Мы все можем взлететь на воздух!
— Если взлетим, будем надеяться, что дома зажгут посадочные огни, — фаталистически усмехается Порта.
Старик подползает к нам из-за большой кучи снарядных гильз.
— Что вы здесь копаетесь, черт возьми? — недовольно ворчит он. — Первая и четвертая группы уже поставили свои снаряды на боевой взвод!
— Наводить их влево или вправо? — спрашивает Порта, протягивая снаряд Старику.
— Господи, смилуйся над нами, — стонет в отчаянии Старик. — Влево, недотепы! Иван умер бы со смеху, если б мог сейчас вас видеть!
— Ну так крикни ему, — предлагает Порта. — Тогда война будет окончена и мы войдем в историю как секретное оружие Адольфа!
— Поворачивать на пять? — спрашивает Малыш, держа руку на диске.
— Не сейчас, ходячий ты сортир, — шипит Старик, ударив его по пальцам. — Сперва установите и наведите снаряды! Что ты хочешь взрывать здесь?
— Грузовики, — радостно отвечает Малыш. — Их здесь множество.
— Тихо ты! — рычит Старик. — И к черту машины. Эти снаряды предназначены для дальних целей. Ты, кажется, ничего не понял из того, что я объяснял! Сперва мы поражаем реактивными снарядами дальние цели, потом вы закладываете бомбы Льюиса и радиоуправляемые мины в указанном квадрате. Это может сделать даже болван. Ради бога, постарайся слушать, когда я говорю, что требуется. Когда выйдешь на большое открытое пространство, где стоят поезда, будь начеку. Русские заложили там сигнальные мины с натяжными проволоками. Проволок не касайся! Даже не дыши на них! Если они сработают, в небо взлетят ракеты и весь этот чертов лагерь противника будет освещен, как днем!
— Кончай нервничать, — успокаивает его Порта. — Мы можем снять шкуру со вши так, что она даже не заметит!
— Я был в еврейской школе карманников на Реепербане, — хвастает Малыш. — Могу снять тряпки с горла шлюхи, и она ничего не почувствует!
— До какой дурости ты можешь дойти! — сердито ворчит Старик и исчезает снова.
Пререкаясь, мы доходим до места, где нужно разместить пусковые установки. Собираем их. Огневое основание кажется примитивным, напоминает недоделанный упаковочный ящик. Непохоже оно только на огневую базу.
В нижней части одного из алюминиевых рельсов три колесика с тускло светящейся шкалой. Они служат для установки стартового положения.
Малыш устанавливает на место 520-миллиметровую трубу, я привинчиваю боеголовку.
Порта подсоединяет странного вида провода, выглядят они так, словно вынуты из пружинного матраца.
— Думаешь, эта штука сработает? — с сомнением спрашивает Малыш. — Я бы предпочел пулемет.
— Сработает, — уверенно говорит Порта, прикрывая рукой показатель уровня спирта.
— Шестая группа готова, — негромко сообщаю я по рации.
— Оставайтесь возле установок, пока снаряды не вылетят! — приказывает Старик. Они с Хайде лежат среди куч стреляных гильз, принимая от групп донесения о готовности.
— Повернуть диски до цифры пять, — приказывает Старик, внимательно глядя в зеленый ящик.
Малыш бежит к своему снаряду, словно боится, что кто-то из нас опередит его.
— Влево или вправо? — спрашивает он.
— Влево, болван! — раздраженно рычит Старик.
— Взрыв будет таким, что бабушка дьявола подскочит от испуга, — радостно улыбается Малыш и поворачивает диск до пятерки.
Установка слегка содрогается, раздается шипение, словно в коробке одновременно вспыхнули все спички. Снаряды бесшумно вылетают из стволов и летят в ночи, словно призрачные летучие мыши. Никаких дульных вспышек. Никакого хвостового пламени. Их полет точно управляется приборами в зеленом ящике.
Несколько снарядов падают на отдаленном складе нефтепродуктов. Другие пристают к складам боеприпасов и к мастерским на территории третьего лагеря. Через пять часов они взорвутся с невообразимой силой.
Мы быстро уничтожаем пусковые рельсы и установки. Старик нажимает белую кнопку в продолговатом ящике. Тут же раздается бульканье. Едкие пары жгут горло и нёбо, когда там разливается из маленьких ампул кислота, уничтожающая конденсаторы, катушки и блоки. Замечательный образец инженерного искусства, аппарат, какого нет больше ни в одной армии, уничтожен за несколько секунд. Странного вида антенны, похожие на матрацные пружины, мы разрезаем на мелкие кусочки и широко разбрасываем.
— Теперь бомбы Льюиса, — раздается из рации шепот Старика. — В вашем распоряжении час. Ни секунды больше!
Мы по одному бежим по широкой, хорошо укатанной дороге, ведущей в глубь громадного склада нефтепродуктов и боеприпасов. Воздух дрожит от шума моторов и раздающихся в ночи хриплых, гортанных приказов.
Несколько раз мы проходим так близко от русских часовых, что явственно слышим их дыхание.
— Чувствуешь запах бензина? — шепотом спрашивает Порта. — Какое местечко для пиромана!
— Иван Вонючкович обделается со страху, — утробно бормочет Малыш.
Мы едва не натыкаемся на проволочное заграждение шести метров в высоту.
Малыш достает кусачки.
— Будем надеяться, что в проволоке нет тока, — замечает он и подносит их к первой нити.
