— Могу я сделать еще один снимок для международной прессы?
Он помог нам занять нужное положение, и его вспышка сверкнула еще два раза. Прежде чем фотограф ушел, я попросил его, если это возможно, выслать фотографии домой моим родителям. Фотограф пообещал сделать это и сдержал свое слово.
На этом церемония окончилась.
— Куда нам поставить ящики с подарками для наших героев? — приставал к нам один из солдат.
В этот момент вошел водитель джипа.
— Я доставлю вас назад к вашим товарищам, — сказал он. — Грузите ящики в мою машину.
Пока солдаты выносили их, я спросил у водителя, где находится почтовая комната, чтобы я мог отправить письмо домой. При сложившихся обстоятельствах я хотел как можно быстрее выслать домой наградные документы на свой Рыцарский крест. Я надеялся, что письмо, отправленное из штаба корпуса, скорее дойдет до родителей. При этом из предосторожности я воспользовался двумя конвертами, в один из которых вложил фотографии с автографами фельдмаршала Шернера и генерала Клатта, а в другой наградные документы. Как выяснилось впоследствии, фотографии дошли до моих родителей невредимыми, а конверт с документами потерялся в пути.
Со своими временными Рыцарскими крестами на шеях мы отправились обратно в свои части, где нашего возвращения с нетерпением дожидались. Мне не составило труда извлечь свой ящик с подарками из джипа, поскольку товарищи буквально навязали мне свою помощь. Как только мы оказались в блиндаже, крышка ящика была снята. Под ней оказались мясные и рыбные консервы, бутылка коньяка, сигары, сигареты, шоколад и печенье. За время спонтанно организованного застолья в честь случившегося события содержимое ящика было оприходовано, хотя мне и досталась при этом большая часть мяса и печенья. Также, на правах героя дня, я придержал у себя бутылку коньяка и сигары.
Немецкая пресса находилась в руках пропагандистской машины и незамедлительно пользовалась случаями, подобными этому. Соответственно, мои достижения были вынесены на первую полосу местной газеты моего родного города «Миттенвальдер Нахрихтен» («Миттенвальдские новости»). В выпуске от 25 апреля 1945 года был помещен следующий материал:
«Наши горные стрелки в качестве снайперов.
Снайперы горнострелкового полка, ведя оборонительные бои на территории Чехии, достигли чрезвычайно высоких результатов стрельбы. Снайпер 2-й роты горных стрелков из-под Берхтесгардена 1 апреля поразил своими пулями восемьдесят три большевика. Младший капрал Йозеф Оллерберг из Миттен-вальда, который служит в другой роте, уничтожил 2 апреля двадцать одного советского бойца, в результате чего на его снайперском счету сегодня сто истребленных противников. Младший капрал Хетценау-эр из Бриксена под Китцбюэлем в Тироле доложил о двухсотом уничтоженном им вражеском бойце 3 апреля. Он самый успешный снайпер дивизии».
Глава шестнадцатая. ГИБЕЛЬ ГИТЛЕРОВСКОЙ ГЕРМАНИИ
3-я горнострелковая дивизия стояла спиной к границе Германии. Круг вот-вот должен был замкнуться. Тысячелетний рейх, державшийся на высокомерии и амбициях его руководителей, рухнул, как карточный домик, после всего двенадцати лет своего существования. Германия истекала кровью. Она принесла войну многим странам мира, и теперь враги напирали на нее со всех сторон. Сентенция Гитлера «Германия победит или погибнет!» приводила к новым и новым тщетным приказам удерживать позиции, к новым и новым жертвам, начиная с поражения Вермахта в Сталинграде. Чем отчаянней становилась ситуация, тем сильнее власть развязывала руки сторонникам Гитлера в полиции, войсках СС и Вермахте. Репрессиями и мобилизацией последних людских ресурсов страны они пытались остановить свое неминуемое поражение и гибель. Но вояки из свиты Гитлера с головами пустыми, как барабан, мальчишки из «Гитлерюгенда», старики и собранные наспех неподготовленные части не могли отвратить катастрофу. Генерал Шернер, убежденный национал-социалист, был произведен в ранг фельдмаршала, а под конец стал командующим группировкой войск, прикрывавшей Берлин. Такое доверие к нему со стороны Гитлера было оказано благодаря непоколебимой решимости Шернера к мобилизации всех возможных сил и установлению среди них строжайшей дисциплины.
В действительности у Германии уже не оставалось сил, чтобы остановить надвигавшийся на нее ураган хаоса. Гитлеровская Германия шла к своей гибели, и этот процесс было уже невозможно остановить. Тыловая инфраструктура, линии связи и командование Вермахта пребывали в коллапсе. Население оккупированных территорий восстало против немцев. Обе противоборствующие стороны все больше ожесточались, и кровавый финал неумолимо приближался.
Из полицейских, военной полиции и войск СС формировались патрули в отчаянной попытке восстановить дисциплину в армии и заставить бойцов выполнять приказы среди господствующего хаоса. Результатом этого стала беспорядочная жестокость. На полевых трибуналах, которые длились считаные минуты, солдаты, не имевшие своих документов, приговаривались к смерти. Приговоры осуществлялись незамедлительно через расстрел или повешенье, несмотря на то что в суматохе последних месяцев войны уже не работала бюрократическая машина Германии и выдать документы бойцам, потерявшим их в ходе боев, было попросту некому. Таким образом, немецкие солдаты нередко встречали свой несправедливый и жестокий конец, оказавшись в руках собственных товарищей. Гражданское население подвергалось еще более огульной расправе, даже если это были люди, сопровождавшие отдельные части на протяжении войны в качестве помощников и слуг. Беспочвенные обвинения в предательстве или сотрудничестве с партизанами становились причиной бессчетных убийств, осуществлявшихся руками пустоголовых гитлеровских лизоблюдов.
Хотя смерть была моим неотступным спутником , один из подобных инцидентов произвел на меня глубочайшее впечатление. Почти одновременно с тем, как я прибыл в Россию в конце лета 1943 года, молодая украинка стала следовать за 144-м горнострелковым полком во время всех его перемещений. Двадцатидвухлетняя Ольга была любовницей одного из штабных офицеров. Помимо согревания его постели, она также выполняла полезную для полкового штаба работу, в том числе исполняя обязанности переводчика. Она была простой веселой женщиной, стремившейся просто выжить в эти гибельные времена. Ольга никак не могла быть связана с партизанами. Она просто была счастлива оттого, что ей удалось вырваться из ограниченности и однообразия жизни в ее деревне. Она надеялась найти себе лучшую жизнь где-нибудь на Западе, когда война закончится. Все завидовали офицеру, ставшему ее любовником, что у него такая красивая подружка. Даже я заглядывался на нее при случае.
Однако то ли в результате доноса части завистливых солдат, то ли по произволу эсэсовского патруля ее забрали с позиций полка. Я стал невольным свидетелем того, как она была схвачена, и ее казни, состоявшейся через десять минут по обвинению в том, что она помогала партизанам. Попытки нескольких стрелков отстаивать ее невиновность были тщетными. Их заставили удалиться угрозами, что над ними также последует расправа. Меня переполняла бессильная ярость, когда я увидел штабного офицера, любовника Ольги, который не предпринял малейшей попытки спасти ее, несмотря на ее разрывающие сердце мольбы. Казалось, что он был почти счастлив избавиться от нее. Все знали, что офицер был женат, и, по-видимому боялся, что о его связи на стороне станет известно за пределами войск, если он попытается предпринять какие-то меры. Ольгу подвезли к дереву в кузове грузовика вместе с еще несколькими мужчинами в гражданской одежде. Затем их шеи обвязали петлями из тросов, концы которых прикрепили к толстой ветке над ними. Ошеломленная несчастная украинская девушка беззвучно плакала, ища взглядом своего любовника, все еще надеясь на спасение. Но образцовый господин офицер уже успел элегантно удалиться, и его нигде не было видно. Когда все тросы были закреплены, эсэсовец, сидевший в кузове, постучал ладонью по крыше водительской кабины, и грузовик тронулся. Крики приговоренных срывались в хрип, и они задыхались, один за другим вываливаясь из кузова. Словно черви на рыболовном крючке, их тела корчились в отчаянной борьбе за жизнь. Но тросы все сильнее сжимали их шеи, из их ртов вываливались языки, и казалось, что их глаза лопнут. Смертельная агония Ольги длилась несколько минут. Эсэсовцы с видимым наслаждением смотрели на происходящее, а стрелки, с отвращением отвернувшись, расходились, бормоча горькие обвинения в адрес мучителей. Я с трудом заставлял себя сохранять хладнокровие. Через несколько дней происшедшее стало для меня всего лишь еще одним эпизодом, не отличавшимся от многих других, которые я пережил на этой бесцельной войне.
