Что ни день то снова поиск, снова бой,
Ты сестричка в медсанбате не тревожься Бога ради,
Мы до свадьбы доживем еще с тобой…
Офицеры переглянулись и осторожно проникли внутрь. Из–за спин увидели женщину. Берестова сидела на кровати с гитарой в руках, перебирала струны и пела вместе с солдатами. Холодный воздух коснулся спин крайних парней и они обернулись. Собрались поприветствовать командира и заместителя, но те дружно замахали руками «продолжайте». Солдаты через минуту забыли о них. Песня закончилась и вдруг…
Шелестов вздрогнул и закрыл глаза. Женщина запела афганскую «Кукушку». Никто не подпевал ей на этот раз. Солдаты задумчиво смотрели на поющую женщину. Мало кто из них знал слова песни, а те кто знал, молчали. Кое–кто опустил голову. Мягкий голос звучал печально. Едва отзвучал последний аккорд, подполковник стремительно вышел из палатки. Головин последовал за ним. Никто не обратил внимания на их уход. Командир догнал торопливо шагавшего заместителя:
— Вадим, снова вспомнил?
Друг качнул головой. Они слишком давно были знакомы и секретов между ними не стояло. И тот и другой вспомнили тот далекий бой у афганского кишлака…
Душманы накрыли колонну шквальным огнем, когда они, два молоденьких лейтенанта, Шелестов и Головин, уже думали, что опасность позади. Ведь оставался всего километр до советского блокпоста. В колонне ехало пять медсестер. Одна из них, Вика, нравилась Шелестову и отвечала взаимностью на его ухаживания. Они были знакомы три месяца. С того самого дня, как раненого в плечо осколком гранаты лейтенанта привезли в Душанбе. Вика работала там.
Вадим ее сразу заметил. Когда рана начала заживать, он начал ухаживать за ней. Она не возражала. Оставаясь вдвоем, сидели и мечтали где–нибудь на подоконнике ординаторской, как будут жить после войны. Она очень часто пела «Кукушку» под гитару для раненых. Устраивала своеобразные концерты в палатах. Потом была двухмесячная переписка и новая встреча. Вика написала рапорт с просьбой направить ее в Гератский госпиталь. Командование пошло навстречу. Колонну вели два лейтенанта…
Шелестов увидел, как выскочившая из машины Вика бежала к кричавшему раненому солдату, как наклонилась над ним. На узкие плечи был накинут белый халат. Душманская мина накрыла обоих. Подоспевшие на помощь вертолеты разбили банду полностью, но это не принесло радости лейтенанту. Он сидел возле изодранного мертвого тела и горько плакал, не обращая ни на кого внимания…
Вадим женился через семь лет после случившейся на его глазах трагедии. Женился под давлением родителей, которые хотели понянчить внуков и часто упрекали его в черствости и невнимательности к женщинам. Через три года решительно развелся, поняв, что женщина рядом совсем чужая. Детей не было и разошлись легко. Валентина не возражала против его решения. С тех пор подполковник жил один, проводя отпуска у родителей. Они больше не старались давить на сына, смирившись с его решением — прожить жизнь в одиночестве. Отец и мать наконец–то поняли его. Он до сих пор думал о Вике и с тоской вспоминал погибшую девушку…
Вечером полковник Головин собрал всех офицеров и прапорщиков в своей палатке. Сам постучал к Берестовой и пригласил:
— Татьяна Васильевна, мы бы хотели немного отметить ваш приезд. Вы не против?
Она выглянула из закутка, где сидела, записывая в блокнот все, что услышала и запомнила за эти несколько часов. Сведений набралось не мало и она стремилась ничего не упустить из услышанных рассказов. Улыбнулась:
— С удовольствием! Только бушлат накину и кое–что прихвачу…
Этим «кое–чем», оказался довольно увесистый пакет с ручками. Головин сразу забрал его, удивленно подумав: «И что же туда забито, что так тяжело? Как она это тащила?». По дороге спросил:
— Где вы так мастерски играть на гитаре научились? Мы с Вадимом слышали.
Она пожала плечами:
— Да так, как–то само–собой получилось. С армией я связана более десяти лет. Мне нравится армейский шансон. Однажды взяла в руки гитару. Попросила солдата показать несколько аккордов и пошло. Жутко звучит?
— Напротив. Очень хорошо исполняете. С чувством! Может дадите концерт перед солдатами?
Женщина смутилась:
— Какая из меня певица! Только позориться.
— Не сказал бы. Солдаты вас так заслушались, что наш приход пропустили. Вы подумайте. У нас здесь не так много развлечений, а вы поете, знаете наши песни и наши нужды. Когда солдаты сами для себя поют, это одно, а вот вы исполняете, уже другое. Не знаю, как объяснить… — Полковник открыл перед ней дверь штабной палатки и добавил, входя следом: — Я даже к себе в палатку гитару приволок в надежде, что вы споете.
На столе, заставленном нехитрой закуской, состоящей из тушенки, разогретого ужина, рыбных консервов и хлеба, стояло несколько бутылок водки. Военные столпились возле печки, что–то обсуждая. Полковник поставил тяжелый пакет на пол, так и не решившись заглянуть. Татьяна отдала бушлат подскочившему улыбавшемуся майору. Окинула стол внимательным взглядом и весело спросила:
— Мужики, свободная посуда найдется?
Все удивленно переглянулись. Подполковник Шелестов неуверенно произнес:
— Котелки подойдут?..
— Вполне! Помогайте!
Взяв принесенный пакет, поставила на скамейку. На столе, словно по мановению волшебной палочки, появились целлофановые двойные пакеты с солеными огурцами, помидорами, квашеной капустой, мочеными яблоками, салатом–оливье. Полуторалитровая пластиковая бутылка с чем–то темным. Напоследок шмякнулся большой шмат копченого сала. Онемевшие офицеры глядели на это богатство, не решаясь притронуться. Начштаба пробормотал:
— Господи! И вы все это сюда тащили? А говорили, что сумка легкая…
Она взглянула на него, потом на застывших майоров и рассмеялась:
— Помогать будете или нет?
Военные мигом распотрошили пакеты с довольными возгласами. Сало порезали на тонюсенькие ломтики, ежесекундно вздыхая:
— Боже, какой аромат! Салат вы сами делали?
Моченую антоновку порезали на четвертушки, чтобы хватило всем. Берестова усмехнулась:
— Мама помогала. Я ведь не впервые здесь и знаю, что можно прихватить с собой зимой, а что в другие времена года. Я угадала?
Дружный рев был положительным ответом. Один из прапорщиков, по имени Кирилл, наклонился к салу и вздохнул копченый аромат:
— У меня батька такое сало делает. Полгода не пробовал! Где вы его надыбали?
Татьяна присела к столу:
— Смех и слезы! За пару недель до поездки мне поручили сделать репортаж о фронтовике, которому незаконно отключили свет. Поехала. Захожу во двор, а там вот этим ароматом тянет. Оказывается они перед моим приездом свинью забили и зять на задворках сало в бочке коптил. Я попросила продать пару кусочков. Этот дед всучил мне бесплатно килограмма три и упросил ничего не писать. Оказывается, местные власти, узнав о приезде журналиста, еще накануне приехали к старику. Все подключили, извинились и уехали, попросив, чтоб он дело замял. Я в результате без репортажа, зато с салом! Папа и редактор были очень довольны. Борисов даже ругать не стал.
Все рассмеялись и принялись рассаживаться за столом. Непосредственный Кирилл спросил:
— И часто вам такие взятки перепадают, если не секрет, конечно?
Татьяна усмехнулась:
— Бывает! Особенно те стараются сунуть в лапу, у кого рыльце в пушку. Один генерал в Генштабе приволок огромную бутылку «Джонни Уокера» на цепочках и стойке, стоящую тысяч около пяти и пытался уговорить, чтоб я не писала одной очень интересной статьи. Обещал новый компьютер. Купить и полностью обставить двухкомнатную квартиру и еще много всего…
Все замерли. Головин догадливо спросил:
— Это вы о деле С. говорите? Так ведь его посадили!
Она развела руками:
— Так ведь и у меня квартиры, компьютера и роскошной бутылки нет!
Мужики аж присели от хохота. Командир, сквозь смех и икоту, выдохнул:
— А вы с юмором! Неужели не соблазняло вот так запросто все заиметь?
Она резко перешла на жесткий тон, садясь рядом с полковником:
— Когда дело касается принципов, а особенно если человек, обещающий тебе блага, повинен в гибели людей, журналист не имеет права думать о себе.
Все замерли и замолчали. Шелестов, подкинувший в печку несколько свежих поленьев, неожиданно спросил в тишине:
— Не боялись, что вас убьют?
Она вздохнула:
— Боялась. Даже сослуживцев просила до квартиры провожать. Слава Богу, коллектив дружный, не отказывались. За сына боялась, за родителей, но Слава Богу, миловало. Мама с папой вдвоем за Юрой в школу ходили…
Майор, разливавший водку по стаканчикам, спросил:
— А за мужа?
Татьяна жестко ответила:
— У меня его нет и не было! Вся моя семья это сын и родители. За жалобу одинокой бабы не принимать! Я самая счастливая женщина на земле — у меня есть Юра!
